— Юль, у тебя случайно нет сигарет? — наобум спрашиваю я, идя на поводу у внезапной мысли выйти и покурить. Лёгкая дрожь в пальцах никуда не уходит, и мне требуется чем-то её снять.
К моему удивлению, Юля лезет в сумку и достаёт оттуда пачку ментолового «Вог». Я терпеть их не могу, но отказываться уже поздно.
Поблагодарив её, опять выхожу из-за стола. Ловлю на себе обиженный взгляд танцующей Тани и демонстрирую ей зажатую в пальцах сигарету: мол, сейчас покурю и вернусь. Жмурясь от усиливших натиск прожекторов, я пробираюсь к выходу из клуба. По пути машу Аркадию и, стараясь больше не оглядываться по сторонам, ныряю в вакуум длинного коридора, свободного от шумов и посторонних глаз.
Миновав его и грохнув увесистой дверью, с жадностью глотаю свежий ночной воздух, пропитанный сигаретным дымом. Я, разумеется, не единственная, кто пожелал разбавить веселье порцией никотина: слева в клубах дыма треплется моложавая компания из пяти человек, справа, звонко щебеча о чём-то по телефону, курит девушка лет двадцати. Хорошо, что я встретила Разумеева, которому, если меня не подводит память, около сорока. Не удаётся почувствовать себя той, кто попал на праздник не по возрасту.
Он почти сразу смотрит на меня. Не отводит взгляд, не выдаёт намёка на сомнения или смятение. Вытаскивает из кармана пачку и целенаправленно идёт в мою сторону. Он смелее, чем я. Не сбегает и не прячется.
— Привет.
Щёлкнув зажигалкой, он тянет пламя ко мне. Вот так сходу, без разговоров, выявил мою насущную потребность и предложил решение. Браво тебе, Матвей.
— Привет, — отвечаю я, перед тем как наклониться вперёд и затянуться приторно-мятным дымом.
Матвей прикуривает свои неизменные «Мальборо», выдыхает первую струю и сосредотачивается на мне глазами. Обычно ему не составляет труда начать разговор, но сейчас он ничего не произносит, и это… давит.
— Не ожидала тебя здесь встретить, — наконец выговариваю я, поняв, что от Матвея помощи ждать не придётся.
— Я так и понял, судя по тому, что ты сбежала.
— То, что я не стала пробираться к тебе сквозь толпу, чтобы поздороваться, едва ли означает бегство.
— Ты знаешь, о чём я, — замечает он, до шипения сдавливая фильтр губами. — Но не суть.
Сейчас Матвей другой. В нём больше не ощущается лёгкости и озорства, но кажется, присутствует разочарование. Не из-за меня же? Я тут совершенно ни при чём. Он слишком искушён женским вниманием, а у нас всего лишь однажды случился секс.
— Ты здесь с кем-то? — спрашиваю я и лишь потом понимаю, что этот вопрос задавать не стоило по нескольким причинам. Может показаться, что это имеет для меня значение.
Как будто меня не ранит, что, возможно, Матвей пришёл сюда с девушкой!
— Мой друг должен сюда подъехать. Но он, как обычно, опаздывает.
— Ясно. — Я перевожу взгляд на свою сигарету и понимаю, что она истлела больше чем на половину. Это означает, что нужно возвращаться. — Ну тогда хорошего вечера. — Разжав пальцы, я отпускаю окурок в урну и улыбаюсь Матвею одними губами. — Повеселись.
Ничего не ответив, Матвей провожает меня глазами. Мне снова холодно, да так, что лязгают зубы. Стук собственных каблуков, отмеряющих прямую коридора, отдаётся в груди гулкой вибрацией. Нужен план. Например, заказать новый коктейль и поболтать о чём-нибудь с Кристиной. Она немного похожа на Веру: умеет заряжать своими непосредственностью и позитивом.
Я могу вернуться к нашему столу тем же путём, каким от него уходила, но вместо этого выбираю более сложный — через танцпол. Может быть, хочу попробовать потанцевать, а может, не хочу вновь встречаться с Разумеевым. С недавнего времени я путаюсь в собственных желаниях.
Меня постоянно задевают чьи-то руки, плечи и покачивающиеся бёдра. Я не раздражаюсь и не злюсь. Толпа — она такая. Музыка… Слишком плавная, что ли, и слишком тягучая, чтобы суметь слаженно под неё двигаться. Ну или я просто ни черта не понимаю в современной клубной культуре.
Перестаю идти, когда чувствую на себе чьи-то ладони. Это не случайное прикосновение — для этого оно чересчур затянулось. Свет стробоскопа удар за ударом хлещет меня по глазам, а я продолжаю стоять без движения. Прикосновение разрастается: сначала обжигает теплом спину, потом становится горячо бёдрам и шее. В груди раскатисто ухает, по предплечьям и ногам пляшут мурашки. Запах, обволакивающий меня, перебивает запахи сотни танцующих. Сигареты, дерзкая молодость и кондиционер для белья. Из-за этого не получается задержать дыхание. По этому запаху я, оказывается, так сильно соскучилась.
Не знаю, двигаюсь я сама либо же это Матвей нас покачивает. Предпочитаю думать, что это делаю я, ведь в противном случае он станет главным. Чувствую, как его дыхание меняет тональность, становится сбивчивым, и как моё делает то же самое. В груди и животе снова беснуется пожар, усиливающийся действием алкоголя. Я не ошибалась насчёт толпы. Здесь действительно никому нет ни до кого дела.
Дёргаю плечом и поворачиваюсь. Плохая привычка — спасаться бегством. В свете прожекторов глаза Матвея кажутся янтарными.
Я говорю ему что-то правильное. О том, что так не должно быть и нам нужно держать дистанцию. Спрашиваю, для чего он за мной пошёл, и напоминаю, что здесь, в клубе, есть десятки девушек, готовых осчастливить его своей компанией. Но едва ли мои слова достигают цели: слишком громко орёт музыка, и к тому же Матвей не предпринял попытки наклониться, чтобы меня расслышать. А я сама не пытаюсь повысить голос.
— Не бегай от меня. — Вот теперь он наклоняется так, что его губы трогают мои волосы. — Не проходит у меня, понимаешь? Ни с кем не трахаюсь, ни на кого не смотрю. В этот клуб ради тебя притащился.
Эйфория. Сильнейшая, всепоглощающая эйфория разливается во мне вместе с этими словами. Я не могу её контролировать. Она как рефлекс: возникает сама собой и никуда не уходит.
— Подслушиваешь чужие разговоры, Сопляк, — шепчу я, снова не заботясь о том, сможет ли он услышать.
Не знаю, кто кого целует, — предпочитаю думать, что Матвей меня, ведь в противном случае я буду выглядеть безнравственной тряпкой, не способной нести ответственность за принятое решение. Какое оправдание найти тому, что я, задыхаясь, целую его в ответ и крепко обнимаю за шею, ещё не успела придумать.
29
Стелла
— Стелла Андреевна, до вас Роман Анатольевич не может дозвониться, — с подчеркнутой вежливостью сообщает Елисеева, глядя на меня с высоты своих двенадцатисантиметровых каблуков.
Интересно, если бы рост Романа не стремился к впечатляющему метру девяносто, смогла бы она переключиться на скучные балетки?
— Спасибо, я сейчас к нему зайду, — говорю я и про себя отмечаю, что не испытываю даже толики раздражения при взгляде на её полупрозрачную рубашку, скорее подчёркивающую, нежели скрывающую кружевной бюстгальтер от люксового итальянского бренда. У меня есть такой же, только чёрный.
Елисеева, цокая набойками, скрывается в офисной кухне, а я, отпив свой кофе, иду к Роману. Очевидно, дело не терпит отлагательств, если уж он своего главного юриста за мной послал.
— Мне передали, что ты меня потерял, — объявляю с порога.
— Трубку не берёшь, — с сухим недовольством замечает муж, захлопывая крышку ноутбука. — Ни рабочий телефон, ни сотовый.
В качестве объяснения этого феномена я поднимаю вверх кружку с кофе.
— Была на кухне.
— Ясно. — Отодвинув кресло, Роман встаёт, ставит на стол портфель и берётся за пиджак. — Мне в Тюмень слетать нужно на пару дней. Рейс вечером, поэтому сейчас выезжаю домой. Ставлю тебя в известность, чтобы не ворчала, как в прошлый раз.
«В прошлый раз» — это когда я почти сутки пробыла в неведении, что мой муж улетел на рабочую встречу в Питер. Тогда я дико психовала от непонимания, как он в принципе может забыть предупредить о таком. Но как верно заметил Разумеев, приоритеты и обстоятельства имеют свойство меняться. То, что казалось мне из ряда вон выходящим ещё два года назад, сейчас воспринимается как обыденность.
— Спасибо, что предупредил. Что-то срочное стряслось?
— С Рижским порешать кое-что нужно. Имей в виду, Елисеева полетит со мной, — произносит Роман чересчур резко и с нажимом, вероятно, чтобы осечь моё возможное недовольство.
— Ясно, — возвращаю ему безликое слово и подношу чашку к губам. — Позвони, как приземлишься.
Муж застёгивает пиджак и, разгладив лацканы, с подозрением вглядывается в моё лицо.
— И даже скандала не закатишь?
— А я когда-то закатывала тебе скандалы?
— Ну без подъёбок в сторону Алисы ты редко обходилась.
— Очевидно, сегодня не то настроение. Тебе ведь прекрасно известно моё отношение к ней, но это ровным счётом ничего не меняет. Так к чему понапрасну сотрясать воздух?
— Здравая мысль, — хмыкает Роман, кажется не обративший внимания на истинный подтекст сказанного мной. Подхватив со стола портфель, он кивает на дверь. — Пойдём. Проводишь меня.
Дождавшись, пока муж отдаст традиционные распоряжения Ирине, я дохожу вместе с ним до лифта и целую на прощание в щёку.
— Позвоню, — говорит он, перед тем как двери лифта скрывают от меня его лицо.
Проводы официально закончены.
Я смотрю на часы: незаметно подкралось время обеденного перерыва, а значит, можно пойти в кофейню через дорогу. Погода сегодня прекрасная, — солнечная, но не слишком жаркая, — и это хороший повод прогуляться.
— Так, и кто тут обвинял меня в трудоголизме? — весело осведомляюсь я, глядя на Веру, сосредоточенно уткнувшуюся в бумаги. — Обеденный перерыв уже три минуты как идёт.
— Ох ты ж! — вскидывается она. — Так я никак перерабатываю? Непорядок, однако.
— Приглашаю тебя в «Тирамису». А то местная кафешка поднадоела, да и прогуляться что-то хочется.
— А ты сегодня бодренькая такая, — удовлетворённо комментирует Вера, оглядывая меня с ног до головы. Задерживается взглядом на моих туфлях и восторженно вздыхает: — Ох, а какие босоножки шикарные у тебя. Жаль, такой бегемотихе, как я, не подойдут. На первой же лестнице свои упитанные копытца сломаю. Значит, поесть говоришь? Ну пошли.