— От вас ничего не утаить, — улыбаюсь я, чувствуя странное облегчение от того, что он знает. — Пусть останется нашим секретом, ладно?
— Ну пусть останется, раз так сильно хочешь. Только думаешь, Матвей не в курсе?
Мне требуются усилия, чтобы вновь не посмотреть поверх его плеча.
— А он в курсе?
— Так он же вроде как прогнозист, — отвечает Голдобин то ли всерьёз, то ли в шутку.
В душе бушует самая настоящая буря. Только какой в ней смысл? Всё равно это ничего не меняет. Думаю, Матвею хватило мудрости понять, что к Голдобину его взяли не из милости. Свой успех он заслужил сам, в противном случае никакие увещевания Разумеева не помогли бы.
Голдобина окликают, и он переключает внимание на нового собеседника. Стоять и подслушивать становится неудобно, и я решаю уйти.
— Стелла! — окликает меня Сергей Витальевич. — Ты после конференции куда?
В горле встаёт ком. Так запросто и по-свойски он спрашивает о моих планах, будто и не прошло всех этих лет. Будто я всё ещё его семья.
— Осокин в «Гаде» звал.
Скривившись, Голдобин делает нетерпеливый жест рукой.
— А то ты с ним в Питере не соберёшься. «Лимерик» в шесть. Войтюк твой любимый тоже будет.
Данил Войтюк — это правая рука Голдобина, старейший из его сотрудников. Мы с ним сидели в соседних кабинетах и были очень дружны. Я даже была на дне рождения его дочери.
— Приду. — Я старательно удерживаю улыбку, чтобы она случайно не спала, обнажив моё расшатанное состояние. В груди клокочет, а глаза самовольно обшаривают толпу в поисках синего костюма. — Тогда до встречи.
47
Стелла
— Ко входу, — подсказываю я таксисту, пока машина, сбрасывая скорость, прижимается к бордюру. Пальцы сами ощупывают горло кашемирового свитера и следом в сотый раз приглаживают волосы. Я перелопатила весь имеющийся в квартире гардероб в поисках подходящего наряда — от вечерних платьев до шёлковых комбинезонов — и в итоге остановилась на джинсах и свитере. Это ведь всего лишь неформальная посиделка с бывшими коллегами. Было бы нелепо появиться на ней разодетой. Даже жалко.
Длинная БМВ Голдобина со скучающим в ней водителем уже припаркована у входа. Я невольно улыбаюсь. В выборе автомобилей он себе не изменяет. Помню, так кипятился, когда я сменила свой японский паркетник на седан конкурирующего немецкого концерна. «Ну и почему не посоветовалась? — сердито вопрошал он. — За те же деньги могла купить БМВ».
— Всем здравствуйте. — Я обвожу глазами стол, за которым сидят порядка семи человек.
Поднимаю ладонь, приветствуя тех, с кем ещё незнакома, улыбаюсь Войтюку, который, глядя на меня в ответ, цокает языком и покачивает головой, дескать, «Ого, какие люди», уважительно склоняю голову, здороваясь с Голдобиным и сильнее сжимаю ремешок сумки, когда встречаю взгляд Матвея. Ему я тоже улыбаюсь и делаю это вдвойне старательнее, когда на соседнем от него стуле вижу ту самую Веру.
— Присаживайся, Стелла, — распоряжается Голдобин, и в ту же секунду мужчина, сидящий ближе всех, встаёт, чтобы выдвинуть для меня стул.
— Если кто-то не знает, Ливанова Стелла Андреевна. Мы раньше работали вместе. Составит нам компанию.
Ещё раз оглядев присутствующих в честь официального представления, я сажусь. Сердце стучит сбивчиво и слишком часто. Но я догадывалась, что Матвей будет здесь, и сумею провести этот вечер правильно. Иначе бы отказалась приезжать.
Меньше чем через минуту рядом со мной материализуется официант и опускает на стол меню. Слева как по волшебству вырастает стакан с водой, звякают приборы.
— Стелла, ты вино, как обычно? — осведомляется Голдобин и, получив мой утвердительный кивок, просит парня принести бокал мерло.
Я снова сглатываю подкативший к горлу ком. Удивительный он человек. Столько лет прошло, а он помнит. Будто я не увольнялась из компании и это наш обычный корпоратив. Будто я снова в семье.
Вино тоже не заставляет себя долго ждать, и совсем скоро мои пальцы обнимают хрустальную ножку бокала. Я опускаю взгляд в рубиновый колодец и в отражении вдруг вижу совсем другую картину. Я сижу в шумном пабе, передо мной на тарелке лежит бургер, руку холодит стакан с пивом, а щёку греет его взгляд.
Не успеваю справиться с собой и смотрю на Матвея. Просто хочу узнать, что он пьёт. Он ведь стал старше и наверняка успел привыкнуть к деньгам. Голдобин, в отличие от Романа, едва ли экономит на его зарплате.
Перед Матвеем стоит на четверть опустевший стакан с пивом. Не всегда возраст и материальное состояние меняют предпочтения. Некоторые остаются верны старым привычкам, если они им действительно нравилась.
Я лажаю. Не отвожу взгляд достаточно быстро, и Матвей успевает его поймать. Его глаза секунду задерживаются на моих и затем смотрят на бокал с вином. Есть ли хотя бы шанс, что в этот момент он вспомнил о Минске? Глупо, да? На грани фантастики.
— Так, давайте выпьем за продуктивный вечер, — громко объявляет Голдобин, перетягивая внимание каждого на себя. — Конференция в целом мне понравилась. Правда от Розенберга я ждал большего, но то уже мои личные запросы.
Следует коллективное чоканье. Толстое стекло пивного стакана среди хрупкого хрусталя невозможно не замечать. Я глотаю вино жадно и с наслаждением. Оно мне необходимо, чтобы вести себя так, как запланировала, и держать лицо.
— Как Лиза поживает, Данил? — громко обращаюсь я к Войтюку через весь стол.
— Елизавету сейчас не узнать, тётя Стелла, — в своей шутливо-дружеской манере отвечает он. — Куклами на день рождения теперь не отделаешься. Ей сумки и косметику подавай.
— Оккупировали тебя твои женщины? — улыбаюсь я.
— Не говори. Дочь на окончание школы кота выпросила из какого-то элитного питомника. Тоже кошкой оказался. Так и живу в абсолютном меньшинстве.
— А вы рыбку заведите, Данил Андреевич, — подаёт голос парень, сидящий рядом с ним.
Смеются все, включая Матвея. Смех Веры звучит звонче других. Ей смешно так сильно, что она упирается лбом ему в плечо.
Я машинально нащупываю сумку и запускаю руку внутрь в поисках сигарет. Да, я только что пришла, но что, если очень хочется?
— Пойдёшь, Дань? — Я демонстрирую пачку Войтюку.
Раньше мы могли подолгу курить с ним на крыльце, обсуждая проект. Голдобин не возражал, признавая это частью рабочего процесса.
Данил поднимает руки вверх и поверженно вздыхает.
— Каюсь, бросил. Старый стал: одышка замучила.
— И тебе пора бросать, Стелла, — веско замечает Голдобин, прекрасно осознавая, что может позволить себе раздавать подобные советы. — Паршивая же привычка. Я Матвею регулярно об этом говорю. Он единственный в офисе курит.
Я знаю, что прямо сейчас Матвей на меня смотрит, но ответить тем же не могу. По груди разносится противное дребезжание, покалывает глаза.
— Привычка и правда паршивая, — улыбаясь до ломоты в уголках рта, я встаю. — Но под вино самое то.
На воздухе становится немного лучше. Вдохнув дым, смешанный с вечерним воздухом, я запрокидываю голову и смотрю, как белая паутина растворяется в грязно-синем небе. Это просто вредная привычка. Его и моя. Так совпало, и это точно ничего не значит.
Позади хлопает входная дверь. Не оборачиваясь, я всасываю фильтр так сильно, что сигарета начинает шипеть. Предательски дрожат пальцы.
— Дашь зажигалку? — раздаётся рядом со мной. — Я не взял.
Я лезу в карман джинсов и протягиваю Матвею жёлтый «Крикет».
— Извини, прикуривать не буду, — шучу и вздрагиваю, когда наши пальцы случайно соприкасаются.
Он ничего не отвечает, просто подносит огонёк к кончику своего красного «Мальборо». В выборе сигарет Матвей тоже остался себе верен, чего не скажешь о его молчании. Раньше он ни одну мою фразу не оставлял без ответа.
Пространство между нами заволакивают клубы дыма, пряча лица. Я делаю одну затяжку, Матвей успевает сделать две.
— Сергей Витальевич к тебе расположен, — наконец говорит он. — Я не знал, что настолько.
— Он научил меня всему. В каком-то смысле был мне как отец.
— Да, — соглашается Матвей. — Он стоящий человек.
— Это благодаря ему я купила квартиру, — признаюсь неожиданно для себя. — Он дал мне денег. Сказал, что отработаю, но обратно ни разу не попросил.
— Это в его духе. У меня он пару раз тоже спрашивал, что с жильём.
— А ты?
— У меня пока нет плана покупать квартиру.
Я хмурюсь в непонимании.
— Почему?
— Меня моя съёмная устраивает.
Я затягиваюсь снова. Каковы шансы, что «съёмная» — это та самая «наша»? Хотя это наверняка она и есть. Для чего ему переезжать?
От дуновения ветра завеса дыма рассеивается, и теперь мы беспрепятственно смотрим друг другу в глаза.
— А ты? Обзавелась жильём в Питере?
Я кручу головой.
— Нет. Для меня компания арендует. Я, наверное, до конца никак к климату не привыкну.
— Да, там дождливо. Я был прошлой осенью.
Нервы прошибает током, который я пытаюсь моментально загасить здравым смыслом. А почему бы ему не быть? Питер — самое популярное направление после Москвы. Возможно, он приезжал туда с друзьями или с Верой.
Я опускаю взгляд себе на пальцы. Сигарета почти закончилась. Последние крупицы отведённого времени падают на дно невидимых часов, намекая, что пора сказать что-то действительно важное.
Расправляю плечи, не слишком усердствую с улыбкой. Достаточно того, что она просто есть.
— Я очень рада, что в итоге у тебя всё сложилось, Матвей. Голдобин замечательный руководитель, и с ним ты пойдёшь очень далеко. А Вера очень красивая девушка.
Матвей подносит сигарету к губам и поднимает на меня глаза. Улыбается уголками рта, слегка встряхивает головой в знак согласия.
— Всё было не зря, — шепчу я, стремительно теряя голос.
Выронив окурок, на долю секунды прижимаюсь ладонью к его плечу и, отвернувшись, быстро иду к двери. Я сказала именно то, что хотела, но мир всё равно рушится. Рассыпается прямо подо мной пыльной песчаной крошкой. Хватит. Хватит. Ты молодец, большая молодец. Вот теперь точно всё.