— Только чтобы твои старания не пропали зря, — с нарочитой лёгкостью говорю я, поднося стакан к губам.
Запах солода щекочет ноздри и неожиданно наполняет рот слюной. Мне вдруг начинает дико хотеться сделать глоток и ощутить этот забытый вкус. Наверное, срабатывает эффект чипсов. Ты всегда обходишь их в супермаркете, но стоит открытому пакету оказаться рядом — нет шансов устоять.
Холодное золото с шипением затекает в горло, щекочет пузырьками нёбо. Господи, это вкусно. На контрасте с терпкостью вина, его танинами, кислотностью и прочей хернёй, которую принято прокручивать в голове каждому уважающему себя ценителю этого напитка, пиво сражает своей понятностью и простотой.
Отпив почти половину, я возвращаю стакан на стол и тянусь к бургеру. Знаю, что Матвей за мной наблюдает, но подтверждать его правоту я не планирую.
— Тебе понравилось, — самодовольно произносит он. — Я и так вижу.
«Пошёл к чёрту, грёбаный Нострадамус», — с невидимой улыбкой мысленно отвечаю я, впиваясь зубами в сочный кусок мяса.
— Коллеги, я буду вынужден вас оставить, — подаёт голос Кудосов, который ещё в начале вечера предупредил, что в Минске живёт его родная сестра и ночевать он поедет к ней. — Увидимся завтра на конференции. Хорошо вам досидеть.
Его уход напоминает мне, что стоит взглянуть на часы. Почти полночь. Конференция начинается в одиннадцать. Если я хочу нормально выспаться и не ходить полдня с запавшими глазами, лучше уйти сейчас.
— Думаю, нам тоже пора собираться. — Я делаю знак официанту, прося счёт, и через секунду спохватываюсь: — То есть вы, конечно, можете оставаться.
Марьина увлечённо крутит в руке бокал, ничего не отвечая, и тем самым даёт понять, что предпочла бы провести время в компании Сопляка. Бедная секретарша Романа. Она и не подозревает, что у неё появилась ещё одна великовозрастная соперница.
— Все вместе пойдём. — Матвей забирает у официанта книжку со счётом и достаёт из бумажника карту.
— Я заплачу за себя сама, — говорю твёрдо, чтобы пресечь любую мысль о неуместном джентльменстве.
— Да, Матвей, не надо… — неуверенно мямлит Алёна, чем вызывает во мне приступ раздражения. Обычно таким тоном просят сделать всё в точности наоборот.
Это ведь не посиделки друзей, а ужин коллег, двое из которых старше его и более чем прилично зарабатывают. То есть трое. Есть ведь ещё Кудосов, которому навскидку тридцать шесть-тридцать семь и который ушёл не заплатив. Может быть, просто забыл, но сути это не меняет.
— Угомонись уже, — дерзко отрезает Сопляк, прикладывая серебристую карту к терминалу.
Мне чудится, что его голос звучит неприязненно, но уже в следующую секунду он отпускает очередную шутку:
— Командировочные слишком жгут карман.
Я снова чувствую беспомощность. Ну и что мне теперь делать? По-пенсионерски ворча и причитая, пихать ему купюры? Был бы ещё на его месте кто-то другой, я бы отнеслась спокойнее. Но ради Бога, ему ведь всего двадцать два! В таком возрасте деньги никогда не бывают лишними.
— Спасибо, Матвей, — выдыхает Марьина, глядя на него с ещё большим энтузиазмом.
Акции Сопляка стремительно ползут вверх.
— Не за что. — Он отодвигает стул и встаёт. — Выйду покурить.
11
В отель мы возвращаемся пешком. Алёна без умолку трещит о своих впечатлениях от сегодняшних выступлений, Матвей шагает чуть поодаль и курит. Дуновение ночного ветра доносит до меня сигаретный дым, внезапно воскрешая в памяти террасу «Рауля» и звёздное небо. Запахи — настоящая машина времени. Я, как выясняется, и сама не против сейчас закурить. Вино давно перестало сильно пьянить, а вот стакан пива определённо добавил легкомыслия настроению. Хочется даже остановиться где-нибудь и сфотографироваться. И не в замороженной позе, а изобразить что-нибудь дерзкое, вроде расставленных ног и задранных вверх рук. Наверное, так действует ветер. Испортив мне причёску, он сделал неважным то, как я выгляжу.
— Оставь мне сигарету, — прошу Матвея, когда мы оказываемся возле входа в отель. — Хочу немного постоять.
— Конечно, — отвечает он, опуская руку в задний карман брюк. Извлекает оттуда пачку и смотрит на застывшую возле дверей Алёну. — Я тоже покурю. Спокойной тебе ночи.
Я забираю предложенную сигарету и гадаю, о чём Марьина сейчас подумала. Только слепая не заметит, что Сопляк уделяет мне слишком много внимания. Её присутствие совсем не прояснило ситуацию, как я предполагала, а даже напротив — запутало. Для чего ему замужний журавль вроде меня, когда есть такая соблазнительная и доступная синица?
— Давай прикурю.
Пламя зажигалки, вспыхнувшее перед глазами, подсвечивает его большой палец. Я не могу удержаться от разглядывания. Мне нужно получить доказательства, что Сопляк — это действительно сопляк. Увидеть рваную кутикулу, грязь под ногтями и прочее уродство, свойственное его возрасту. Макаю в пляшущий огонёк кончик «Мальборо» и, затянувшись, с разочарованием отступаю назад. Он будто в рекламе крема для рук приехал сниматься. Красивые у него пальцы. И к ногтям не придраться.
— Нравится Минск? — Он прикуривает свою сигарету и, переступив с ноги на ногу, смотрит на меня. — Ты ведь здесь не в первый раз?
— В третий. Люблю этот город. Он сильный духом.
— Подобное тянется к подобному.
Я приподнимаю брови.
— Это ты обо мне?
— О тебе, конечно.
— Ты совсем меня не знаешь.
— Вижу достаточно. — Матвей выпускает изо рта клубы густого белого дыма и начинает улыбается. — Забыла? Я же почти прорицатель.
Немного плывёт голова. Я слишком глубоко затянулась, а его сигареты чересчур крепкие. Вечер получился именно таким, как я и хотела — уютным и непафосным, и сейчас точно пора уходить, иначе велик риск его испортить.
— Крепкая. — Выдуваю последнюю струю дыма и выбрасываю сигарету в урну. — Я пойду.
— Ты всегда такая независимая или только рядом со мной?
Знаю, что он прав: я веду себя глупо. Матвей почти докурил и тоже готов уйти. Нет смысла заходить в отель по отдельности, чтобы столкнуться рядом с лифтом.
— Мы с Алёной будем выезжать в десять, — говорю я, когда мы вдвоём идём по вестибюлю. — Кудосов поедет на конференцию сразу от сестры, поэтому тебе проще будет объединиться с нами.
Кабина открывается с одного тычка клавиши вызова. Я вхожу внутрь, Матвей — следом. Двери неспешно съезжаются, погружая нас в герметичную некомфортную тишину. Глупо смотреть на стену, поэтому выбираю отутюженную складку, пересекающую его плечо. Кажется, рубашку он действительно гладил сам.
— Ты волнуешься. — Изменившиеся интонации в его голосе заставляют меня вздрогнуть.
Пытаюсь усмехнуться, но нужный звук застревает в горле, сменяясь судорожным выдохом. Сопляк подходит вплотную, так, что его бёдра почти задевают мои. Я каменею. Готова хватать ртом воздух и беззвучно повторять: «Какого?..»
Как и этим утром, от него пахнет чистотой и сигаретным дымом. И ещё чем-то, чему я не могу подобрать определение.
— Отойди. — Пытаюсь сказать это твёрдо, но выходит совсем не так.
— Не могу удержаться, прикинь, — севший хрипловатый голос вибрирует в моей грудной клетке, заставляя плечи покрыться мурашками. — Просто хочу тебя понюхать.
Я вытягиваюсь струной, потому что в этот момент он действительно наклоняется к моей шее и глубоко вдыхает. Знаю, что в этот момент его губы задевают мои волосы, чувствую тепло его кожи. В животе ярко вспыхивает огонь, за секунду поднимаясь к щекам.
— Теперь стало ещё хуже.
С трудом протолкнув шок в пересохшее горло, я поднимаю глаза. Его зрачки прямо надо мной, похожи на две светящиеся чёрные планеты.
— Пойдём ко мне, а? — отрывисто шепчет он. — Ты не пожалеешь. Я сейчас полжизни готов отдать за то, чтобы просто тебя раздеть.
Кажется, будто всё это происходит не со мной. В голове не укладывается, что я нахожусь здесь, рядом с ним, и все эти отчаянные слова адресованы именно мне. Настолько оглушена, что пропускаю то, как его ладонь ложится мне на поясницу и подталкивает вперёд, так что я едва не впечатываюсь губами в ему в подбородок. Сердце барабанит как бешеное, низ живота будто сжимает горячими тисками. У него, чёрт возьми, стоит.
— Ты, видно, с ума сошёл, — хриплю я, протискиваясь в сторону. В этот момент ощущается короткий спасительный толчок: лифт останавливается. — Больше никогда не смей такое выкидывать, понял?
Я в отчаянии смотрю на голубое табло с номером нужного этажа. Да открывайся же ты быстрее, интеллигентная черепаха.
Матвей поднимает руки, как уже делал однажды, и отступает назад. На губах застыла усмешка, но почерневшие глаза совсем не улыбаются.
— Совсем с ума сошёл, — бормочу я, выскакивая в разъезжающиеся двери.
12
Мне редко снятся сны, а если всё-таки снятся, то утром я вспоминаю лишь обрывки: блёкнущие лица, эхо услышанных фраз. Но сегодня всё иначе. Я просыпаюсь от острого возбуждения, такого сильного, что вероятно, если чуть посильнее свести колени — случится то самое. Логическая развязка. Ошарашенно разглядываю потолок, пытаясь прийти в себя. Грудь быстро поднимается и опускается, а перед глазами нарезкой мелькают яркие картины сна. Узкая односпальная кровать, тёплые руки, приглушённый свет и карие глаза. Жарко, влажно, громко. Не была бы я так взбудоражена — начала бы смеяться. Во сне я занималась сексом с Сопляком.
Мне требуется несколько минут, чтобы дать телу остыть. Мастурбировать, чтобы довести дело до конца, кажется едва ли не извращением. Если уснувшее подсознание по какой-то причине сыграло со мной такую скабрёзную шутку, то в реальности я способна себя контролировать.
Окончание вечера вышло как минимум нестандартным, и впечатления от него усугубились скопившейся неудовлетворённостью. Когда супружеская жизнь даёт сбой, приключения, подобные вчерашнему, будоражат психику. Итог — дурацкий сон. Точно не повод изводить себя угрызениями совести и задаваться вопросом, не стала ли я очередной великовозрастной жертвой обаяния офисного вундеркинда. Ответ я и без того знаю. Нет, не стала.