— Прости, это от волнения.
— Ты ведешь себя, как молодой папаша, — не сдержалась Татьяна.
Вильгельм замолчал, сел в кресло, которое стояло в коридоре, и постарался взять себя в руки. Марта молча наблюдала за ними.
Прошло немало времени, прежде чем вышел доктор и, улыбаясь, направился к ним.
— Поздравляю, у вас замечательный сын!
— Внук, — поправила Татьяна.
Вильгельм радостно пожал руку доктору.
— Спасибо! А как молодая мама?
— Она в порядке, сейчас перевезем в палату, и вы сможете с ней увидеться.
— А сын, когда мы на него посмотрим?
— Через часик мы принесем его матери, а пока наберитесь терпения и погуляйте.
Татьяна не сказала ни слова. Все время говорил Вильгельм, и когда спросил о сыне, даже не заметил своей оплошности. Мужчина практически не контролировал себя. Он настолько был счастлив, что, казалось, не замечал ее.
Они вышли на улицу подышать свежим воздухом. Шли рядом молча, каждый думал о своем. «Может, мне уехать домой? — думала Татьяна. — Пусть они вместе порадуются рождению сына. Но я бабушка, и это мой внук… Нет, останусь».
— Вильгельм, нужно купить цветы, — предложила Татьяна.
— Я уже об этом позаботился, букет в машине. Татьяна подумала: «И когда успел? Ведь мы были вместе», — но не спросила об этом.
Марта уехала домой, а они вернулись в клинику. Когда вошли в палату, Полина еще была одна.
— Дочка, поздравляю тебя, ты молодец!
Вильгельм смотрел счастливыми глазами на Полину и, как мальчик, робел. Это его первый ребенок, частичка его самого, ему предстоит вырастить достойного мужчину…
Татьяна поставила цветы в вазу.
— А когда его принесут? — возбужденно спросил Вильгельм.
— Скоро.
— Дочка, а имя ты уже придумала?
— Да, мы назовем его Генрих.
Слово «мы» резануло Татьяну ножом. Она посмотрела на Вильгельма, их взгляды встретились. В глазах мужа читались раскаяние и сожаление. Он уже не любил ее так, как прежде, но жалел, чувствовал свою вину и не знал, как об этом сказать. Татьяна не чувствовала ненависти ни к дочери, ни к мужу. Она мужественно перенесла ситуацию, ее любовь к этим двум дорогим людям не прошла. В последнее время она часто задавала себе вопрос: «Почему это случилось? Почему именно дочь полюбила ее мужчину? В какое время она упустила ту нить, когда еще можно было все исправить?». Конечно, их предательство сильно подкосило ее здоровье. Пережить такое не каждая женщина сможет. Татьяна приняла все как испытание, посланное богом. Во многом винила себя, считала, что оставила дочь одну, а сама купалась в счастье. «Разве можно помогать дочери по телефону? — корила себя. — Мать должна быть рядом, пока дочь не устроит свою личную жизнь. Только мать может понять своего ребенка, если она настоящая мать». Женщина понимала, что этим двоим тоже трудно. «Они в замешательстве, — размышляла она, — не знают, как выйти из ситуации. Но мне хорошо известно, что такое любовь… Удерживать Вильгельма, который стремится к дочери, а теперь еще и к малышу, бессмысленно. Да я и не смогу. Лишить всех троих счастья — грех. Нужно им помочь, и я знаю, как, — наконец, решила она. — А что будет со мной? — продолжала задавать вопросы Татьяна. — Как я буду жить без Вильгельма, без его любви и нежности? В чем же я виновата? За что судьба так распорядилась?…» Ответа она не находила. И хотя сердце ныло от боли, вывод пришел сам собой: «Нужно смириться и принять. Я одна, их — трое. Все, все, надо забыть о жалости к себе. Буду думать только о внуке. Теперь он мое счастье».
В палату внесли малыша.
— А вот и сыночек ваш, — сказала медсестра.
Она положила его рядом с молодой мамой. Полина нежно прижала дитя к себе.
— Солнышко мое, Генрих… Посмотрите, какой симпатичный, — обратилась она к матери и Вильгельму.
— Просто красавец, — сияло лицо Вильгельма.
— Как сладко он спит, — любовалась Татьяна.
— Да. Наверное, скоро кормить нужно.
— Не будем вам мешать, мы завтра приедем.
— Конечно, Полечка, тебе нужно отдохнуть. Сегодня в детской комнате все для вас приготовим, чтобы нашему мальчику было тепло и уютно, — добавила Татьяна.
Они поцеловали Полину и отправились домой. Марта в коттедже уже наводила порядок: пылесос гудел, стулья в столовой были подняты и перевернуты — генеральная уборка шла полным ходом. Позже домработница заменила цветы в вазах на свежие и приготовила ужин.
— Вильгельм, нам нужно завтра купить кроватку и все необходимое для малыша, — обратилась Татьяна к мужу.
— Я уже все заказал, завтра утром привезут.
— А одежду?
— И одежду тоже, и все, что нужно: игрушки, посуду, питание, памперсы… — начал перечислять он.
— Ты так хорошо знаешь, что нужно…
— Готовился, читал, советовался.
— Из тебя действительно получился бы хороший отец. Вильгельм не ответил. В последние несколько дней он порой забывал, что рядом с ним законная жена, чем очень травмировал Татьяну. А когда спохватывался, что ведет себя как молодой счастливый папаша, ему становилось стыдно, он корил себя. Вильгельм подошел и обнял ее.
— Прости меня, Танечка, я терзаю твою душу, сам того не замечая, но я действительно люблю детей.
— Дорогой мой, не оправдывайся, я все понимаю. Понимаю и то, что не могу осчастливить тебя, как Полина.
— Что ты сказала? — опешил Вильгельм.
— Я знаю, что это твой сын.
Вильгельма как будто окатили ледяной водой. Он стоял, глядя на жену, и не понимал, как она догадалась и так мужественно держалась все эти дни, не устроила скандал.
— Танечка, как?… — сделал попытку хоть что-то сказать Вильгельм.
— Молчи, ничего не говори. Я все знаю, и для тебя это шок. Хочешь знать, откуда? Я слышала ваш разговор с Полиной и поняла, что вы любите друг друга. Ты не заметил, как охладел ко мне… Но я не упрекаю тебя ни в чем, ведь я люблю тебя и Полину. Долго думала, что делать. Я не могу лишить вас возможности любить, ведь знаю, насколько это сильное чувство… Теперь у вас сын. Не хочу лишать счастья троих любимых мною людей. У меня есть дочь, был любимый муж, я жила счастливо, но… моя Полина влюбилась в тебя. Она тоже заслужила свое счастье. Может, никогда больше никого не полюбит, я ее знаю. Что ж, она молода, красива. Пусть будет счастлива… Я сама виновата во многом, а за ошибки нужно платить. Бросила ее в Москве, наслаждалась благополучием, зная, какую травму она перенесла. Ты не волнуйся, Вильгельм, я не буду вам мешать. Я уеду во Владивосток, туда, где мои корни.
Татьяна чувствовала, что дрожит всем телом, ее глаза еле удерживали горячие слезы, и в следующий момент они покатились по щекам.
— Танечка, — горестно произнес Вильгельм и обнял жену, — какая ты сильная, добрая и отзывчивая… Я поражен. И не перестану любить тебя, но, прости, другой любовью. Мне будет не хватать тебя, но я всегда готов прийти к тебе на помощь, если понадобится, — растерянно говорил он.
— За последние дни я поняла: не бывает настоящей любви с первого взгляда, как ты меня убеждал когда-то. Страсть — может быть. Неудержимая страсть к женщине, которая тебе понравилась. А она проходит быстро, и ты вдруг понимаешь: любовь — это совсем другое чувство. Она, как смертельная болезнь, не излечивается. Ты живешь с ней до конца жизни. Это мое мнение. Может, у кого-то совсем не так. Вы с Полиной полюбили друг друга. Я чувствовала, что в ней чувство зрело раньше, только Полина не признавалась даже сама себе. Выходит, это я забрала ее любовь. А теперь пришло время вернуть то, что мне не принадлежит. Ты не заметил, как отстранился от меня. Да, я верю: ты любишь меня, но не той любовью, что мою дочь…
— Какая же ты хорошая, мудрая… Я не знал, что ты такая сильная, — обнимая Татьяну, говорил Вильгельм.
— Я действительно люблю Полину… Так получилось. Она полюбила меня первая, а потом я не смог справиться со своими чувствами. Они оказались сильней меня.
— Не говори больше ничего. Я все поняла, и я знаю свою дочь. Значит, так должно было случиться. И все же… я не смогу жить рядом с вами, это слишком тяжело.
— Но я не могу тебя отпустить.
— Вильгельм, ты не вправе меня удерживать. Ты должен понять, что мне необходимо успокоиться, залечить душевные раны. Ты говоришь, что я сильная. К сожалению, это не так, я, как любая женщина, слаба, тоже нуждаюсь в ласке и нежности. Но кто-то должен быть мудрее, пожертвовать своими чувствами. Вот я и решила уйти с вашего пути.
— Не знаю, что делать… Терять тебя не хочу, но не вправе удерживать. Я предал тебя и никогда не смогу искупить свою вину. Понимаю, сейчас во мне говорит эгоизм. Полину я люблю больше жизни. Может, там, во Владивостоке, и ты найдешь свое счастье…
Татьяна перестала плакать, глаза ее стали ясными, и она сказала:
— Когда ты не будешь меня видеть, быстро забудешь о любви ко мне. Генрих поможет забыть наши совместные счастливые дни, у вас будет настоящая семья. Развод мы оформим здесь, думаю, ты это сможешь сделать быстро. Сегодня я буду спать внизу, — сказав это, Татьяна повернулась и пошла к Марте.
Вильгельм был сам не свой, ошеломленный и расстроенный, он сжал обеими руками голову, упал в кресло и дал волю слезам.
Глава 37
Утром привезли детскую кроватку и другие вещи, что заказал Вильгельм. Татьяна и Марта наводили порядок в спальне Полины. Там появилось много игрушек, шариков, и комната превратилась в уютную детскую.
— Ну, вот и все, — сказала Татьяна, когда привязала последний шарик, — полный порядок. Думаю, Полине понравится. В дальнейшем вы оформите отдельную комнату для Генриха. Сейчас она пустует, а когда-то я мечтала о ней, когда ждала ребенка. Помнишь, Вильгельм?
— Да, помню… — с грустью произнес он.
— Все-таки она пригодилась…
Марта что-то почувствовала и поторопилась выйти из спальни. Татьяна и Вильгельм остались одни.
— Знаешь, я не спал всю ночь, думал о тебе. Прости меня за все. Я предал тебя, признаюсь. Надеюсь, ты веришь, что к этому я не стремился. Так получилось, что невольно я разбил твое сердце. Мне никогда не загладить своей вины, буду помнить обо всем до конца жизни. Полине о твоем решении скажу сам, но не сразу. Пусть окрепнет немного, а то вдруг пропадет молоко, не хотелось бы искусственно вскармливать малыша. Ты согласна со мной?