— Какой ты заботливый… Не перестаю восхищаться. Все продумал, предусмотрел. Ты действительно любишь Полину.
— Да, очень люблю, — ответил Вильгельм.
— Конечно, подождем, пока Полина окрепнет. За это время мы с тобой разведемся. Ведь у моей дочери должен быть законный муж…
— Татьяна, мне тоже очень тяжело. Ты поступаешь благородно, а я — мерзавец и предатель. Ты нашла в себе силы, приняла мудрое решение, а у меня не хватило мужества сразу рассказать тебе правду. Наверное, ты права, я займусь нашим разводом.
— Ну вот и договорились. А сейчас давай пока обо всем забудем. У нас в семье появился малыш, который ни в чем не виноват, ему нужно создать все условия. Ведь я его бабушка.
Через три дня Полина с Генрихом приехали домой.
— Как все красиво! — восхищалась Полина. — Смотри, малыш, ты как маленький принц в этом царстве.
— Тебе нравится? — спросил Вильгельм.
— Очень.
— Давай я тебе помогу. Дай мне подержать Генриха.
— Смотри, осторожно, — волновалась Татьяна.
Полина бережно передала сына Вильгельму. Тот взял его, прижал к груди, а все с умилением смотрели на них. Мужчина поднялся на второй этаж, вошел в спальню и положил Генриха в кроватку. Малышу что-то не понравилось, и он заплакал. Вильгельм испугался, но тут же подошла Татьяна и взяла ребенка на руки.
— Не беспокойся так, он еще не раз будет плакать. Просто нужно узнать причину, выяснить, что мешает, — объясняла Татьяна.
Полина посмотрела на Вильгельма, пожала плечами и ничего не сказала. Татьяна несколько минут носила Генриха на руках, потом распеленала.
— Да он мокрый… Вот что ему не нравится! Давай-ка, внучек, я тебя перепеленаю, — нежно сказала она.
— Мама, нужно памперс поменять.
— Да, теперь памперсы, это раньше были пеленочки.
Ладно, наденем памперс. А кормить не пора?
— Уже можно, я сейчас, — взяла на руки сына Полина.
— А как у тебя с молоком?
— Прибывает, даже слишком.
— Это хорошо.
Вильгельм наблюдал, как Татьяна заботится о его сыне, как умело справляется и ничем не дает Полине понять, что творится в ее душе. Полина, не подозревавшая, что мать знает, кто отец Генриха, вела себя по-прежнему сдержанно. Иногда она поглядывала на любимого.
— Вильгельм, — сказала Татьяна, — давай оставим их одних, пусть дочь покормит ребенка.
Они спустились в гостиную, а Полина, оставшись с сыном наедине, стала с ним разговаривать.
— Маленький мой, вот мы и дома. Я тебя очень люблю, и папа тебя уже подержал на ручках, он тоже тебя любит. Пока она кормила, сын уснул. Полина положила его в кроватку и сама прилегла. Дверь тихонько открылась, в комнату вошел Вильгельм.
— Ты потерял осторожность?
— Я хочу видеть вас.
— Но мама… Она может прийти в любое время.
— Она не придет.
— Почему? Ушла куда-то?
— Да.
— Милый, мне так тебя не хватает, и Генрих скучает по тебе.
— Я вижу, он спокойно спит. Смотри, кажется, улыбается!
— Да нет, просто шевелит губками.
— Ему, наверное, уже что-то снится, — с нежностью шептал Вильгельм.
Родители смотрели на спящего малыша и умилялись.
— Вильгельм, он похож на тебя. Смотри: носик такой же, лоб, губы. Я в клинике уже все рассмотрела и сравнила с тобой.
— Правда? Лоб точно мой, и губы такие же. Они улыбались, рассматривая Генриха.
— А что мы напишем в документах о рождении? Как его фамилия, отчество? — вдруг спросила Поля.
— Фамилия будет моя, и отчество мое, и отец — я. Полина от неожиданности вытаращила глаза, не понимая, что происходит.
— Ты можешь объяснить, как ты это сделаешь?
— Могу.
— Тогда я слушаю.
Вильгельм долго не мог начать разговор, но все-таки решил: больше скрывать от Полины нельзя.
— Ну что ты молчишь, я слушаю. Мне, конечно, очень хочется, чтобы у Генриха был отец, но ты сам прекрасно знаешь: это невозможно.
— Мы с Татьяной решили развестись, — опустив глаза, выдохнул он.
— Как развестись? Что ты говоришь? На каком основании? — в полном недоумении спрашивала Поля.
— Она все знает. Знает, что я отец, что люблю тебя.
Татьяна сама приняла это решение.
— Бедная мама… — с трудом вымолвила Поля. Она уткнулась в плечо Вильгельма и заплакала.
— Полечка, не плачь. У нас был сложный разговор. Поверь, твоя мама — удивительная женщина. В своей жизни я таких не встречал. Она поняла, что мы полюбили друг друга, не устраивала истерик. Все было настолько достойно, что я поразился силе ее воли. У тебя замечательная мама.
— Вильгельм, как же она будет жить? Она любит тебя.
— Она решила уехать.
— Куда?
— Во Владивосток.
— Там же негде жить!
— Я куплю ей квартиру, машину, дам денег. Она ни в чем не будет нуждаться, я буду помогать.
— Не могу поверить, что мама согласилась на это. Какая же я… Как я перед ней виновата…
— Не кори себя. Мы, конечно, виноваты, но любовь порой не поддается рассудку. Татьяна сильнее нас, я в этом убедился. Когда я полюбил твою маму, думал: вот она, настоящая любовь, но после встречи с тобой понял, что любовь — неуправляемое чувство. Она внутри, и ты не можешь ее держать взаперти. Мы не виноваты в том, что не смогли скрыть ее. Она вырвалась наружу, как лава из вулкана, и заявила о своем праве на существование. Вот что такое любовь… Пусть она живет в нас, в нашем сыне.
— Ты хорошо сказал. Но маму жалко…
— Мне тоже. Мы не оставим ее. Если она захочет приехать, двери нашего дома всегда открыты для нее.
— Как же я посмотрю ей в глаза? — волновалась Поля.
— Я так отвратительно вела себя.
— Думаю, все будет хорошо. Главное, не волнуйся, а мама все тебе простит. Вот увидишь, — успокаивал Вильгельм.
Малыш спал, и они пошли в гостиную. Татьяна смотрела телевизор, сидя в кресле, рядом с ней расположилась Синди, которая изредка шевелила одним ухом, будто пыталась что-то расслышать. Вильгельм прошел к себе в кабинет, оставив мать и дочь наедине.
Полина подошла к матери, присела на корточки перед ней, обняла ее колени и посмотрела полными слез глазами:
— Мамочка, милая, прости меня… Так получилось. Я люблю его, — слезы катились по щекам дочери, а у матери сжималось сердце от боли.
— Я знаю, — сказала Татьяна, — поэтому отступаю. Будь счастлива, дочь. Тебе растить сына. Может, еще и дочка будет. Вам жить. Храни вас бог.
— Мамочка, — рыдала Полина, — ты такая… ты — самая лучшая. Я люблю тебя.
Поля обнимала мать, целовала ей руки, плакала и просила прощения. Татьяна давно не слышала от нее таких ласковых, искренних слов.
— Доченька, перестань, у тебя может пропасть молоко. Татьяна собирала последние силы и еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться самой.
— Все, все, пойдем к моему внуку.
Полина встала, мать обняла ее. Дочь уткнулась в ее плечо и некоторое время они стояли молча.
— Не переживай за меня. Я выдержу, — сказала Татьяна. Они поднялись к Генриху, малыш все еще спал.
Глава 38
Прошел месяц. Татьяна и Вильгельм развелись, Генрих получил фамилию отца. Регистрировать брак с Полиной он решил, когда уедет бывшая жена, чтобы лишний раз не травмировать ее.
Татьяна собиралась во Владивосток, Вильгельм пообещал перевести на счет деньги, как только она откроет его в местном банке. Собирая вещи, она взяла в руки портрет, где они с мужем улыбались друг другу, счастливые и любящие. «Теперь будет другой портрет, с другими лицами», — грустно подумала она и аккуратно положила его в чемодан.
Напоследок долго осматривала дом, к которому уже привыкла, вещи, которыми пользовалась каждый день, и мысленно попрощалась со всем, что стало дорого. Билет лежал на столике, чемодан был собран, она ждала только Вильгельма, который должен был проводить ее в аэропорт. У Татьяны было ощущение, будто она умирает… С его родителями решила не прощаться. Женщина понимала: эту историю еще долго будут обсуждать в городе, а ей не хотелось никаких переживаний.
Полина спустилась вниз с Генрихом на руках. Синди, чувствуя разлуку, терлась возле ног Татьяны и никак не хотела уходить.
— Мама, я желаю тебе счастья…
Татьяна посмотрела на нее, на Генриха и не смогла больше сдерживать слезы. Достала из сумочки платок, вытирала их, но предательская влага вновь и вновь появлялась на глазах. Разве думала она, что когда-нибудь расстанется с дочерью, с внуком? Но по-другому сейчас нельзя. Она подошла к Полине, обняла и сказала:
— Девочка моя… В самом страшном сне не может привидеться такое — мать и дочь полюбили одного мужчину. А в нашей с тобой жизни вышло. Выхода другого нет: третий лишний…
— Мама, я буду тебе звонить, обязательно.
— Думаю, теперь будешь.
Вошел Вильгельм. Он не любил долгих прощаний.
— Я готов, присядем на дорожку.
Все сели. Наступило тягостное молчание, чтобы не смотреть друг другу в глаза, они опустили головы.
— Ну, поехали, — скомандовал Вильгельм.
Татьяна поцеловала малыша, Полину, подошла к Марте, обняла ее.
— Марта, спасибо тебе за все. Полина тоже любит цветы, — сказала она на прощанье.
Провожая хозяйку, Марта вытирала слезы. Она совсем недавно узнала, что произошло в этой семье, и никак не могла поверить, что в жизни такое бывает.
Татьяна ласково погладила Синди и вышла на улицу. До аэропорта ехали молча, слушали спокойную музыку, и каждый думал о своем. Ее печаль, разочарование, горькая обида были для него невыносимы. «Какой я бессердечный негодяй! Как старательно убеждал себя, что наше взаимное чувство было мимолетным, чтобы подавить угрызения совести… Буду сердечно рад услышать, что она вышла замуж», — думал Вильгельм. А Татьяна решила, что все уже сказано, говорить больше не о чем:
«Обратного пути нет, он это осознает и молчит по этой причине».
В окна машины хлестал мокрый снег, навевая еще большую тоску.
Вильгельм дождался регистрации авиабилетов, и когда пассажиров пригласили в зал ожидания, обнял Татьяну и сказал: