Ник тоже это увидел. Он всегда замечал все, не пропускал ни одной детали. Джоанна знала, как ему хотелось потянуться к ней. Она читала его мысли так же легко, как и он ее.
Но на самом деле ему нужна была другая версия ее. Та, которая в любой ситуации делала правильный выбор. Вот только та Джоанна погибла во время нападения вместе с родными. Нынешняя же являлась монстром – во всех смыслах. Она воровала дни и месяцы жизни у людей и даже сейчас ощущала жажду путешествий. Даже сейчас стремилась пересекать эпохи, как пираты пересекают моря.
– Что ты делаешь? – спросила Джоанна, недоумевая, как Ник не понимает, что, оттягивая нападение, лишь превращает ожидание в настоящую пытку.
– Не знаю, – потерянно, с отчаянием прошептал он, медленно опуская руки. – Я всегда ставил миссию на первое место. Никогда не позволял себе ничего другого.
До чего же у героев одинокая жизнь! Джоанна вспомнила ту кухню, на которой Ника истязали снова и снова. На которой он обнаружил мертвые тела своих родных. На холодильнике висело множество фотографий с изображением братьев и сестер, задувавших свечи на торте и весело улыбавшихся в объектив.
Затем вспомнила почти пустой, по-спартански прибранный локер Ника в комнате для волонтеров.
– Я никогда не позволял себе отвлекаться на чувства, – признался он. В тишине их дыхание казалось оглушительным. – Но все изменилось, стоило мне увидеть тебя в библиотеке в тот день. – Джоанна вспомнила выражение его лица в момент их знакомства. – Кто-то перекроил ход истории, но так и не смог заставить меня забыть тебя. Не до конца. – Серьезные темные глаза казались ей такими же привычными, как биение собственного сердца. – Я люблю тебя, Джоанна.
Она всхлипнула, не понимая, как могут такие желанные слова причинять столько боли. Тяга к путешествиям во времени не шла ни в какое сравнение с чувствами к Нику. С первой секунды их встречи Джоанна больше всего хотела быть вместе с ним.
– Не надо, – прошептала она, не в состоянии выносить эти мучения.
– Я знаю, – неподдельная боль в голосе Ника выдавала, что он испытывал то же самое. – Знаю, насколько сильно ты меня ненавидишь.
Джоанна замотала головой, хотя это была правда. Она его ненавидела. Она его любила. Она разрывалась между этими эмоциями и падала в пропасть.
– Ты помнишь не меня, – с огромным трудом удалось заставить себя говорить. – Я – не та Джоанна. – Не та, кто всегда поступала правильно и, вероятно, никогда не украла ни секунды чужого времени за всю жизнь.
– Я знаю, кто ты, – возразил Ник.
– Нет, не знаешь! – хрипло воскликнула Джоанна. Она больше не могла выдерживать его взгляд, наполненный нежностью и надеждой. – Я украла столько времени…
Они с Аароном дотронулись до огромного количества туристов в Яме. Сколько из них лишились тогда части жизни? Сотни? Тысяча? Джоанна и сама не знала наверняка. А еще она потратила минимум тридцать лет из той броши, жетона для путешествий. На секунду отвращение к себе стало почти невыносимым, так что дыхание перехватило.
В следующее мгновение Ник подошел ближе, так близко, что Джоанна ощущала исходившее от него тепло в прохладе пустого помещения. Если бы она протянула руку, то могла бы его коснуться, но заставила себя стиснуть кулаки и отодвинуться, прошептав:
– Мы больше не те люди, какими были в другой хронологической линии. И если ты что-то ко мне чувствуешь… Если я что-то чувствую к тебе… – Джоанна заметила, как в глазах Ника мелькнули тени, когда он понял то, что она говорила. – Это просто отголоски событий, которые так и не произошли. Сейчас мы совсем другие.
– Я – такой, каким меня заставили стать.
– Да.
– А ты такая, какой я заставил стать тебя?
На секунду Джоанна прекратила дышать, не в состоянии отвести взгляда от Ника.
– Извини меня, – прошептал он. – Мне так жаль.
– Я тоже творила непростительные вещи, – так же тихо отозвалась она. Движимый желанием защитить людей герой мог хотя бы чем-то оправдать свои поступки. Ей же оставалось принять свой выбор истинного монстра украсть чужие жизни. – И я тоже…
– Я даже не представляю, скольких монстров убил, – едва слышно признался Ник, и в его голосе звучало такое же отвращение к себе, какое чувствовала Джоанна.
– Мне бы хотелось… – она сглотнула. – Хотелось быть теми, кем мы являлись в том времени.
– А что, если это возможно? – спросил Ник.
– В каком смысле?
– Нельзя изменить наши поступки, но… мы не обязаны быть такими, какими нас сделали обстоятельства. Когда-то ты сказала, что хочешь мира между людьми и монстрами, – слегка дрожащим голосом произнес он.
Джоанна потрясенно уставилась на собеседника. На той записи возглавлявшая эксперимент женщина заявила, что выбрала Ника, потому что планировала превратить его праведность в праведный гнев. И под конец заключила, что создала идеального героя. Но ошиблась. Теперь это стало предельно ясно. В самой глубине души этого невероятного парня крылся такой несгибаемый стержень, который не сломался даже после двух тысяч попыток. Крылась такая доброта, которую не смогли стереть даже мучения и смерть родных.
– Ты действительно считаешь, что это возможно? – спросила Джоанна.
Она отчаянно желала мира между людьми и монстрами. И не просто желала, а жаждала всей душой, будучи наполовину человеком, наполовину монстром. Без этого равновесия все казалось неправильным, перекошенным.
– Я не в состоянии вернуть твоих родных, – тихо сказал Ник. – Но если есть вероятность улучшить ситуацию в дальнейшем, то я хочу попытаться.
В эту секунду Джоанна поняла, что любит именно его. Не того парня из иной хронологической линии, где он никогда не был героем. А этого Ника – Ника, который перенес невообразимые страдания и обратил их в желание защищать людей. Который даже сейчас мог представить себе более светлое будущее. И любила его именно она сама, а не та, другая, Джоанна.
Она подошла вплотную к Нику и протянула руку, чтобы дотронуться до его щеки. Он даже не вздрогнул, позволяя это сделать. Затем спросила:
– Можно тебя поцеловать?
Ник мягко выдохнул и обнял Джоанну с таким отчаянным облегчением, что ее сердце подпрыгнуло. Она поняла, что может с легкостью коснуться его затылка и забрать все время, убив. От этого символа безоговорочного доверия на глаза навернулись слезы.
– Я полюбила тебя с первого взгляда, – прошептала Джоанна. – И даже до того. Люблю сейчас и буду любить вечно.
– И я тебя люблю, – так же тихо признался Ник. – Всегда любил.
Джоанна закрыла глаза, не давая пролиться слезам, когда его губы коснулись ее губ. Хронологическая линия тут же откликнулась, заворочалась, сдвинулась, будто огромные куски пазла встали на отведенные им места. Будто восстанавливался изначальный ход событий. Та половина, что принадлежала монстру, позволила Джоанне почувствовать это. И она на мгновение разрешила себе насладиться этим ощущением правильности, представив, что они с Ником действительно могли бы быть счастливы. А затем открыла глаза и высвободила свои странные способности.
– Что? – ошарашенно выдохнул Ник, пытаясь отстраниться.
Однако Джоанна не отпустила его, сильнее сжав руки и вливая все новые и новые силы, которые черпала из самых глубин своего естества. Дар откликался охотно, точно давно ждал этого момента. Один из разыскивавших беглецов гвардейцев назвал этот дар противоестественным. Запретным.
Где-то в глубине души Джоанна всегда знала, на что способна. Она не преобразовывала металл в камень, а отматывала время назад, возвращая материал к первой секунде его существования. К состоянию руды. Рассоздавала его.
Как сейчас рассоздавала Ника.
Действие этих сил было разрушительным, и он дергался всем телом с искаженным от боли лицом, едва слышно шепча:
– Джоанна… Джоанна, пожалуйста…
А потом закричал. Но она заставила себя продолжать, изливая на Ника поток невероятно мощных сил и уже не сдерживая слез. Вокруг начали ходить ходуном стены поместья.
Этот разрушительный дар влиял и на окружающую обстановку. Штукатурка потрескалась и дождем посыпалась на пол. Однако Джоанна продолжала отматывать время Ника назад, отменяя все его поступки.
Аннулируя все совершенные им убийства, тем самым возвращая своих родных из мертвых.
Она рассоздавала Ника, пока он не перестал быть героем. Пока тот, кого она любила, не исчез.
А затем наконец все изменилось.
Эпилог
Последние недели лета стояли теплыми, даже когда листва начала становиться красно-золотой. Все соглашались, что в этом году погода в Лондоне выдалась как никогда великолепной.
В городских парках дикие растения цвели необычайно долго и гораздо пышнее, чем когда бы то ни было на памяти старожилов: сладкий горошек, маргаритки, фиалки и жимолость радовали глаз.
Джоанна пропустила все это. Она слегла с недомоганием, которое бабушка объявила последствиями простуды, а дядя Гас испуганно причислил к симптомам сердечного удара.
Однако это был не какой-то человеческий недуг, это сама больная знала точно. Просто, выплеснув все до последней капли силы монстра, она вычерпала их до дна. Истратила все, чтобы отмотать время жизни Ника, чтобы изменить хронологическую линию. И перенапряглась, истощила внутренние ресурсы. Теперь Джоанна ощущала на месте того странного дара лишь звенящую пустоту, даже когда начала поправляться.
Но потеря способностей казалась не такой болезненной по сравнению с другой утратой.
Ник являлся в кошмарах. Иногда он возился в библиотеке Холланд-Хауса, иногда сидел привязанным к креслу на кухне. И всегда, всегда ужасно кричал, умоляя прекратить пытки. После пробуждения Джоанна долго не могла перестать дрожать, давясь застрявшими в горле невысказанными словами: «Пожалуйста, прости меня. Я так тебя люблю».
Сны причиняли боль, но бодрствование было еще хуже. Воспоминания о том, как рушился вокруг Холланд-Хаус, преследовали Джоанну. Перед ее мысленным взором снова и снова мелькали картины тех роковых мгновений. Как расширились от ужаса глаза Ника. Как он начал кричать. Как исказилось его лицо, когда он понял, что это дело ее рук. Что она не остановится, как ни умоляй о пощаде.