Патриарх на мгновение замолчал, тряхнул головой и тоскливо взглянул на полковника:
— Вы, наверное, хотите также знать, чем они так важны для нашего мира. Дело в том, что они обычно лучше, честнее и добрее окружающих, что, впрочем, ясно из уже сказанного, но я повторю. А поэтому плохо приспосабливаются, да и не хотят этого делать. Но самим своим существованием они дают другим пример, не позволяют окончательно оскотиниться. И вот они уходят. Вы представляете во что превратится человечество без них?.. Я — нет…
— Когда массово уходили байкеры, я ощутил, словно из мира вырвали что-то живое… — задумчиво произнес Новицкий. — Возможно, это была реакция того, что Вернадский назвал ноосферой?
— Не уверен… — качнул головой Патриарх. — Церковь, как вы знаете, официально не признает данную теорию.
— Да плевать я хотел на то, что вы признаете или не признаете! — снова взорвался полковник. — Я к вам пришел, чтобы спросить совета! Что делать?!! Это мне скажите! А свои догмы оставьте при себе!
— Я уже говорил, что мы вызвали в столицу лучших священников, — вздохнул Патриарх. — Настоящих. Неформалы, к счастью, уходят не все вместе, а постепенно. Мы хотим попытаться поговорить с ними, попросить не уходить. Должны же они понимать, на что обрекают нас?!
— Думаю, мы их так достали, что им уже все равно… — обреченно махнул рукой Новицкий. — А наше ведомство на них еще и настоящую охоту затеяло. Хорошо хоть никого убить не успели, вовремя спохватились…
— Именно, что вовремя, — с какой-то непонятной интонацией подтвердил патриарх. — Может, и вам стоит попробовать поговорить с уходящими?
— И что мне им сказать? — иронично поинтересовался полковник. — Я не оратор. У ваших монахов будет больше шансов.
— Сомневаюсь. Неформалы если кого и уважают не из своих, то только людей, полностью отдающих себя делу, не рвачей. Бизнесменов на дух не переносят, считают, что именно они своей бесконечной алчностью привели мир к краю пропасти. По крайней мере, так говорили немногие неформалы, с которыми нам удалось пообщаться. Еще до этих событий. К сожалению, мы не восприняли их слова всерьез…
— А вы сами разве не бизнесмены?.. — язвительно спросил Новицкий. — И как это совмещается с заповедями Христовыми? Помните, как Христос поганой метлой выгнал всех менял из Храма Божьего? А вы что делаете?! А потом удивляетесь, что к вам не идут?! Люди же не слепые, они все видят!
— По больному режете… — опустил голову Патриарх. — Думаете, я всего этого не понимаю?.. Понимаю, но опять же ничего поделать не могу. Система сильнее меня! Но сейчас речь уже не об этом — сейчас речь о том, будем мы вообще или нет. Понимаете?!
— Понимаю, — скрипнул зубами полковник. — Теперь уже понимаю. Что ж, благодарю за информацию. Прошу, если у вас получится переговорить с уходящими, сообщить мне обо всем, что они скажут.
— Сообщим, — пообещал Патриарх.
— Всего доброго!
Новицкий вспоминал этот разговор и кривился. Ничего у попов не вышло! Неформалы говорили одно, хоть и по-разному — поздно. Уже все поздно, все предопределено, ничего изменить нельзя. А сказав это, уходили все в тот же золотой туман, будь он проклят.
— Сергей Иванович! — в кабинет вихрем ворвался капитан Краснов. — Сергей Иванович, беда!
— Что еще на наши головы?.. — устало спросил Новицкий.
— Музыканты уходят! — с отчаянием выдохнул капитан.
— Что?! Как?! — вскочил полковник.
Новицкого просто затрясло от этого известия. Да что же это такое?! Да как же можно?! Они что, с ума все посходили?! Неужто не понимают, что творят?! Неужто совсем у них ни сочувствия, ни доброты не осталось?! Уходят! А подумать об остающихся трудно?! Ведь это тоже люди! Обычные, живые люди! Да, пусть в чем-то плохие, но живые! За что с ними так?! Как можно оставить их без защиты?!
— Рассказывай… — глухо произнес полковник, падая в кресло.
— А что тут скажешь?.. — на жестком лице Краснова появилось выражение какой-то затаенной боли. — Началось все вчерашним вечером, на концерте известных металл-групп, когда они решили сыграть одну песню все вместе. Произошло что-то невероятное, струны гитар вдруг засветились призрачным светом. То, что сыграли после этого ребята — это невозможно! Я с трудом достал билет и был на этом концерте, видел все сам. Их музыка выворачивала душу, зал выл и стонал, такого никто еще ни разу не слышал. А затем музыкантов скрыл серебряный — не золотой, а серебряный! — туман! Когда он развеялся, на сцене никого не было…
Он опустил голову и добавил:
— Мало того, почти треть зала тоже оказалась пуста…
— Господи, смилуйся… — в отчаянии простонал Новицкий. — За что Ты так?!.
— И это еще не все, — хмуро посмотрел на него Краснов. — Придя утром на службу, я потребовал доставить мне сводки по всем городам России. Я имею в виду сводки по исчезнувшим музыкантам, даже по малоизвестным. Так вот, за вчерашний день ушли в серебряный туман больше четырехсот человек. И это продолжается. Два часа назад томский симфонический оркестр сыграл реквием Моцарта и после этого исчез почти в полном составе, оставив только дирижера и двух скрипачей. Я передал в томский ФСБ приказ допросить этих троих.
— Не только их самих, но и все их окружение, — насторожился полковник. — У нас появилась возможность понять критерии отбора уходящих. У меня есть подозрение, что оставшиеся — морально нечистоплотные люди, потому их и не взяли.
— Иначе говоря, моральные уроды, — криво усмехнулся капитан.
— В общем, да, но не стоит об этом, — вздохнул Новицкий. — Поговорить бы с кем-то из уходящих, чтобы хоть что-то понять…
— У нас есть такая возможность, — неожиданно сообщил Краснов.
— Что ты имеешь в виду? — резко выпрямился полковник.
— В подземном переходе в квартале от нас сейчас поет паренек, бросив на пол открытый футляр от гитары. Я обратил на него внимание, когда ходил на обед. И каким-то образом понял, что этот паренек на грани ухода. Сергей Иванович, я не знаю как это ощутил, но ручаюсь, что прав. Что-то внутри меня уверено в этом…
— Пошли! — быстро вскочил Новицкий. — Надеюсь, успеем.
Они поспешили покинуть кабинет, скатились по лестнице на первый этаж и, покинув контору, буквально за несколько минут проскочили квартал и спустились в подземный переход. Краснов не ошибся — там действительно стоял парнишка лет двадцати, с длинными немытыми волосами, в старой, потертой джинсовой куртке. Он что-то наигрывал, мелодия плыла по переходу, но мало кто обращал на нее внимание — у людей хватало своих забот.
Полковник подошел вплотную к музыканту и посмотрел ему в глаза. Там то и дело вспыхивали серебряные искры. И Новицкий осознал, что капитан был прав — этот парень действительно вот-вот уйдет, он уже не здесь, он просто прощается с этим миром. Полковник достал из кошелька пятитысячную купюру и бросил ее в гитарный футляр, однако музыкант не обратил на это никакого внимания, продолжая играть. Мелодия нарастала, становилась тревожной и зовущей куда-то. А куда? Хотелось бы Новицкому это понять. А ведь гитарист сейчас уйдет…
— Погодите! — буквально взмолился он. — Не уходите еще! Неужели вы не понимает, что творите?! Мы же живые! Не бросайте нас…
— А вы уверены, что живые? — Музыкант повернул голову, его глаза стали уже полностью серебряными. — Я — нет. И вы сами решили стать такими, какие есть. Сами! Так и отвечайте за все сами, я вам не судья, я просто не хочу быть с вами.
Он посмотрел на Краснова, как-то странно улыбнулся и сказал:
— А с тобой, истинный воин, мы еще встретимся, ТАМ встретимся.
Музыкант показал рукой куда-то в сторону.
— Ну объясните хотя бы, что происходит! — чуть не взвыл Новицкий.
— Это не моя задача, — с доброй улыбкой ответил парень. — Пусть воин тебе объяснит перед уходом, он уже почти понял. А потом к вам придут.
Его пальцы пробежались по струнам, которые были уже не струнами, а походили, скорее, на лучи света. Мелодия набрала силу, покрыла собой все вокруг, заставила всех проходивших мимо людей замереть на месте и вспомнить все лучшее, что было в их жизни. Последний аккорд — и музыканта скрыл серебряный туман. А затем развеялся. Гитарист ушел.
Новицкий беспомощно повернулся к Краснову и оторопел. В глазах того плескались стального оттенка волны, он как-то непонятно улыбался, словно видел нечто недоступное другим.
— Саша, что с тобой?! — встревоженно выдохнул полковник.
— Все в порядке, Сергей Иванович. — Голос капитана был звучен, в нем как будто грохотали отзвуки грома. — Теперь — точно все в порядке. Теперь я знаю.
— Что ты знаешь?! — рванулся к нему Новицкий. — Что?!
— Какой же мрази мы служим… И как мы все просрали… Нет у этого мира будущего, поймите, Сергей Иванович. Он уже мертв. Купи-продайчики убили все, а прежде всего, души — и свои, и чужие. Как знаете, честь для меня не пустой звук.
— Знаю, Саша… — подтвердил полковник. — Я тоже старался жить по чести, но не всегда получалось. Но ты так и не объяснил, что с тобой?
— Ничего, я просто ухожу… — широко улыбнулся Краснов, в его льдисто-стальных глазах горела детская, шальная радость. — Ухожу туда, где еще ценятся честь и верность слову, где можно служить не подонкам, где у власти те, кому служить не зазорно.
— И ты?.. — невольно отступил на шаг Новицкий, на его лице проступила боль.
— И я, — подтвердил Краснов. — Скоро уйдут все воины чести. Знаете, Сергей Иванович, у вас тоже есть шанс. Больше ничего не могу сказать. Простите, но сейчас вы просто не поймете. Надеюсь, свидимся!
Он помахал рукой и ступил в возникшую позади светло-голубую дымку.
— Постой! — ринулся за ним полковник, но наткнулся на стену.
«Тебе еще рано…» — раздался в голове чей-то безличный голос.
Новицкий растерянно смотрел на место, где только что стоял Саша Краснов, которого он знал с ранней юности. И понимал, что раз такие, как Саша, уходят, то здесь действительно все кончено.