Марианна Яковлевна быстро встала, пересекла кабинет и вышла.
Мы с Тоней переглянулись.
– Короче. – Быстро сунув руку в карман своей куртки, она вытащила телефон и передала мне. – Позвони Артёму, он скажет, что дальше.
Я убрала телефон в рюкзак.
– Спасибо, что заступилась.
– Ненавижу таких уродов. Когда Артём будет их отстреливать, я готова подавать патроны.
– Нет-нет, что ты?! Не нужно, чтобы он знал.
– Почему это?
– Если он узнает, точно будет скандал. А нам проблем хватает.
Тоня пожала плечами:
– Хорошая у вас директриса. Наша бы такой вой подняла за то, что чужой человек в школе. А ваша такая спокойная, как будто ничего не произошло.
– Да, Марианна Яковлевна на многое закрывает глаза и многое прощает. – Я задумалась. – Поэтому Дубенко и остальные себя так ведут…
Директриса принесла коробочку, в которой лежали нитки и подушечка с иголками, взяла со стула пиджак и протянула нам:
– Пришьете карманы – и свободны. Нитку в иголку вставлять хоть умеете?
– Угу, – буркнула Тоня. – А может, лучше их вообще отпороть? Зачем ему карманы? Шпаргалки прятать? Или сигареты носить?
– Просто сделайте, как было. – Вернувшись за свой стол, Марианна Яковлевна раскрыла ноутбук. – Только сидите, пожалуйста, тихо. Мне письмо в управу написать нужно.
Тоня шить не умела, хотя нитку в иголку действительно вставила с первого раза. Я взяла себе один карман, она другой, но дело у нее шло медленно, поэтому, когда я закончила, пришила и ее карман.
Мы отдали директрисе пиджак, и она вызвала охранника проводить Тоню, а меня попросила задержаться:
– Я, конечно, могу прямо сейчас позвонить твоей маме и рассказать, что ты устроила потасовку, и про эту странную девочку тоже, но вряд ли это кому-то из нас пойдет на пользу.
– Я не устраивала потасовку.
– Я знаю, что у вас с Денисом Дубенко давний конфликт. Но раньше это обходилось без рукоприкладства.
– Они всегда издевались надо мной, – впервые призналась я, но директриса будто не расслышала и снова схватилась за виски.
– А пятничный спектакль на ОБЖ? Вита, ну как же так? Ты ведь всегда была самая хорошая, самая примерная, образцово-показательная ученица. И когда я отговаривала твою маму забирать тебя из школы посреди учебного года, я и подумать не могла, что пройдет всего несколько дней и ты начнешь вытворять такое.
– Мама посадила меня под домашний арест, отняла телефон и наняла охранника, который водит меня в школу и из школы. Разве так можно поступать с человеком?
– Твоя мама несет за тебя ответственность до восемнадцати лет. А в соответствии с действующим законодательством Российской Федерации решения относительно самостоятельного перемещения детей принимают только родители.
– Это значит, что у меня вообще нет никаких прав?
– У тебя есть все основные права гражданина вне зависимости от возраста.
– А права на то, чтобы просто услышать по телефону голос другого человека, я не имею? Почему кто-то может вмешиваться и заставлять меня любить кого-то или не любить согласно закону? Вы заставляете меня каждый день общаться с Дубенко, терпеть его издевательства и испытывать отвращение к жизни, а того, с кем мне хорошо и кто любит и заботится обо мне, я не имею права видеть по закону. Разве это справедливо?
– Потому что считается – и, в общем-то, это верно, – что дети по неосознанности способны совершать опрометчивые поступки.
– Мне будет восемнадцать через полгода. И что? Я сразу стану осознанной?
– Вот и потерпи немного, раз осталось совсем чуть-чуть.
– Я не смогу терпеть. Мы через месяц уедем в другую страну навсегда!
Директриса нахмурилась:
– К твоему сведению, расстояние и разлука – это лучшая проверка чувств.
– А для чего нужно что-то проверять, если они есть прямо сейчас?
– Именно это я и называю неосознанностью. Ты не думаешь о будущем, не строишь планов и прогнозов, а это неправильно.
Еле сдержавшись, чтобы не расплакаться, я встала.
– Можно я пойду?
Марианна Яковлевна кивнула:
– Я не буду ничего рассказывать твоей маме, но и ты, пожалуйста, не подводи меня.
До конца первого урока оставалось десять минут, а у меня на одной ноге по-прежнему оставался сапог.
Забившись в угол в раздевалке, я достала телефон, который отдала мне Тоня.
В его контактном листе значился всего один номер.
– Ты уедешь со мной? – спросил Артём сразу, как только услышал мой голос.
– Куда?
– Я еще не придумал, но хочу знать, согласна ли ты.
– Это типа сбежать?
– Типа сбежать.
– А как же школа?
– А что школа?
– Я должна в нее ходить.
– Ничего ты не должна. Я не ходил ни в какую школу и, как видишь, жив.
– А мама? А Америка?
– Поэтому я и спрашиваю, согласна ли ты. – Его голос посерьезнел.
– Включи камеру, – попросила я.
В ту же секунду появилась картинка.
Он еще валялся в кровати, взъерошенный и полусонный, за его голым плечом на тумбочке остывала чашка кофе. Я почувствовала сладковатый запах его кожи, аромат черного кофе и лавандовый ароматизатор. Уютная, успокаивающая, до боли знакомая обстановка.
– Может, я и правда неосознанная?
– Что? – Артём вопросительно вскинул бровь.
– Я очень хочу с тобой уехать, и мне все равно, что потом будет. Даже если случится что-нибудь плохое.
– Плохого не случится. – Он приподнялся, облокотившись на подушку. – Будет только хорошее. Обещаю. Ты же мне веришь?
Жаловаться маме Марианна Яковлевна не стала, зато Носков доложил о пятничном происшествии.
– Почему ты мне ничего не сказала? Это что же такое? Ты что, собиралась сбежать? У тебя вообще совести не осталось? – весь вечер кричала мама. – Мне что, теперь запретить тебе в школу ходить?!
Эти дни она разговаривала со мной только на повышенных тонах.
– Мам, пожалуйста, хватит ругаться. Я больше не могу.
– Твой Артём не понимает, что и на него управу можно найти? В организации, где работает Владимир Петрович, и такие вопросы решают. Пусть устроят ему хорошую трепку, чтобы знал, что не все в жизни дозволено.
– Хочешь нанять людей, чтобы они побили Артёма? Мам?!
– До некоторых доходит только по-плохому.
– Ты же меня сама всегда учила, что силой ничего не решается.
– Да! Но я уже не знаю, что и делать.
В желтом свете кухонного абажура было видно, как в темное окно бьются снежинки. Из маминого компьютера доносилась тихая успокаивающая музыка. Я накрыла ее руку своей, и на секунду мне показалось, что все еще можно исправить и вернуть, как было год назад, когда я не знала Артёма и верила, что моя мама – самый лучший человек на Земле.
– Нужно связаться с его опекуном! – оживилась вдруг она. – Не помню, как его зовут. Звонил мне тогда летом. Уж у него-то должны быть способы воздействия на своего подопечного. Если у человека нет родителей, это не значит, что его нельзя приструнить.
– Артёму двадцать, и Костров уже ничего не решает. Только финансовые вопросы.
– Только финансы? – Мама многозначительно посмотрела на меня поверх очков. – Это значит, что он решает все.
– Ты же не собираешься ему звонить? – испугалась я.
– До нашего отъезда осталось чуть больше двух недель. Поверить не могу, что это безумие когда-нибудь закончится.
Глава 9Никита
Теперь, после того воскресенья, Нина постоянно звонила мне, писала и требовала встречи. Я изо всех сил старался ее игнорировать, сбрасывал звонки и серьезно думал о том, чтобы сменить номер.
А в следующий понедельник, возвращаясь из универа, я обнаружил ее возле своего подъезда.
Чтобы Нинка Миронова прогнулась и мерзла в темноте, карауля парня, должно было произойти нечто сверхъестественное. Она никогда не стала бы так мучиться ни из-за Ярика, ни из-за Тифона. Для нее вообще не существовало ничего важнее собственного комфорта.
Спрятавшись за спинами впереди идущей пары, я успел свернуть во дворы раньше, чем она меня заметила.
Дома ждал ужин, долгожданное тепло и отдых, но из-за озабоченной рыжей неврастенички я был вынужден одиноко скитаться по темным зимним улицам.
Аккумулятор телефона на морозе стремительно разряжался.
В прежние времена я, не раздумывая, пошел бы к Тифону, но теперь его квартира пустовала, а Лёха к себе никогда не звал. Все срослось как-то само собой, я просто шел дворами, шел и остановился уже перед домом единственного человека, который мог прекратить этот дурдом.
На Ярославе был коричневый кардиган и бежевые домашние штаны в мелкую клетку. Темные волосы заметно отросли, стрижка тоже изменилась. За эти три месяца, пока я его не видел, он как будто повзрослел и еще больше посерьезнел.
– Извини, что так нагрянул. – Я потер руки, согреваясь. – Как дела?
– Да так. – Ярослав пожал плечами. – Ничего интересного.
– Я не вовремя?
– Есть такое, – бросил он раздраженно, но потом сразу же пояснил: – Маленький семейный конфликт. У отца в субботу юбилей. Пир на весь мир. Я идти не хочу, но мать уперлась, мол, сыновний долг и все такое. Чушь несусветная.
– Я насчет Нины, – сказал я.
– Меня это больше не касается. – Он отмахнулся. – У нас в универе много красивых девчонок. Воспитанных и умных.
– Понимаю. Для тебя это не проблема.
– А что она?
В том, что любопытство в нем возьмет верх, я не сомневался.
– Сам не пойму. Хотел у тебя спросить. Просто с некоторых пор она вдруг стала звонить мне и писать, на свидание зовет…
– А, это. – Ярослав задумчиво покивал. – Ну так сходи. Мне плевать.
– Дело в том, что я не хочу, но она настаивает. Очень. Даже требует. Из-за Зои. Чтобы насолить ей.
Удивленно фыркнув, Ярослав улыбнулся:
– Узнаю Нину. Она перед сестрой с детства комплексует. Той же все легко дается. Друзья, оценки, уважение. Во многом Нина из-за этого такая взбалмошная. Вечно пытается доказать, что она лучше.