Я заволновалась. Позвонила Лёхе узнать, как долго они пробыли в торговом центре и что Амелин собирался делать потом. Моим вопросам Лёха удивился, ответил, что ничего необычного не происходило и в половине третьего они уже разошлись. Амелин вел себя вполне нормально, а куда собирался после, не докладывал.
И тут я вспомнила про день рождения Дианы и успокоилась. Что бы я там ни говорила, мне очень не хотелось, чтобы он к ней ходил.
Любое возвращение к прошлому сказывалось на Амелине плохо. Словно грязное черное болото, оно затягивало его в свою вонючую трясину и тащило на глубину. Туда, где царили безнадега, отчаяние и мрак, где жили его загоны, страхи и демоны. На обратную сторону мира. Без будущего, радости и надежд.
Всю ночь я проворочалась, мысленно перебирая разрозненные и сложные эпизоды наших взаимоотношений. Капищено зимой, Капищено летом, деревня, Москва, первое исчезновение Амелина, затем второе. Абсурдная ситуация в «Хризолите», мой конфликт с Милой, разговор с его бабушкой на кухне, когда я впервые узнала, как обстоят дела. Стихи Бродского на скользком подоконнике, тихий шепот в запертом подвале, маску кролика и то, как он лежит в ней на кровати во время моего приступа бешенства. Как они идут с маленьким мальчиком по уходящей за горизонт дороге и то, как жарили сосиски морозной зимней ночью.
Сортировала, чистила, отправляла в архив, будто переполненную файлами папку.
С появлением Амелина моя жизнь сильно изменилась. Он сделал меня добрее и заставил думать о том, о чем без него я бы никогда не задумалась: о любви, о жизни и смерти. О себе в этом мире и о других людях, которые не похожи на меня. О зле и счастье, о душе и смысле того, что происходит вокруг.
Спала я без снов, а на следующий день с самого утра позвонила мама и сказала, что чувствует себя хорошо и с ребенком пока все в порядке, но, чтобы узнать что-то конкретное, нужно ждать понедельника. И все же голос ее звучал бодро, а когда она по-деловому принялась давать папе рабочие указания, мы оба немного успокоились.
Через час мне написал Лёха, возмущаясь, что Амелин не приехал на елку и ему самому пришлось отдуваться за Лихо, а Петрову заменять Деда Мороза.
Ждать я совершенно не умела, и если уж что-то случалось, то действовать предпочитала немедленно и без лишних раздумий.
Даже если Амелин и поехал на день рождения к Диане, он был не из тех, кто мог напиться, веселиться всю ночь и потом проспать. Костик вообще не пил и бурными праздничными весельями не увлекался. Самое большое, на что он был способен, – это танцы, но от них человек не теряет способность писать сообщения и отвечать на звонки.
Я проторчала под дверью квартиры Артёма около получаса. Долго жала на звонок, полагая, что он еще спит, и мне казалось, что сквозь заливистую трель я слышу лай собаки, но больше никаких признаков жизни не обнаружилось.
– Ты кто такая?
В пролете между первым и вторым этажом закутавшись в длинную вязаную кофту стояла немолодая короткостриженая женщина в очках и тапочках.
– Знакомая. А вы знаете, где они?
– Хотела спросить то же самое у тебя. Если вдруг найдешь, то передай этому подлецу, что я собираюсь идти в полицию.
– Я не к Артёму, а к Косте.
– Никого там нет.
– Вы мама Виты? – догадалась я. – Она дома? Можно с ней поговорить?
– Нельзя! – неожиданно резко выкрикнула женщина.
– Мне просто узнать про Костю. Никак не могу его найти. Только спрошу, не знает ли она, где он.
– Не знает. Ее нет. Она сбежала. С ним. С этим бесстыдником.
Лицо ее вдруг сморщилось, покраснело, и по щекам потекли слезы.
– Да вы не волнуйтесь. – Я начала спускаться вниз. – С ней ничего не случится. Артём Виту очень любит.
От этих слов ей сделалось еще хуже. Схватившись за сердце, она покачнулась.
Одним прыжком перемахнув через оставшиеся ступени, я оказалась рядом с ней и поддержала за локоть.
– Давайте я вас провожу.
Усадив ее на табуретку на их кухне, я собиралась немедленно уйти, но она вдруг сказала:
– Я знаю твоего Костю. Начитанный парень. Удивительно, что общего у него может быть с этим.
Она неопределенно мотнула головой, и я поняла, что речь об Артёме.
– Он мне читал Бернса в оригинале. Произношение, конечно, ужасное, но в наше время услышать такое – как жемчужину в куче навоза отыскать. Я всегда надеялась, что если у Виты появится мальчик, друг, то он будет именно таким: образованным, скромным и вежливым. Я же сама филолог, преподаю в университете. Это ведь так важно, чтобы с человеком было о чем поговорить. Вита со своим уж точно не разговаривает.
– Костя учится на лингвиста, – не без гордости сказала я.
Было приятно, что наконец кто-то оценил его не по внешнему виду.
– Да, он брал у меня учебник Андреева.
– А когда вы его в последний раз видели?
– Вчера утром, как ушел, так и не возвращался, – уверенно сказала она.
– Откуда вы знаете?
– Да вот, жду ее, – она кивнула на окно. – Все надеюсь, что одумается.
– Понятно. Спасибо.
– Погоди. – Оперевшись о стол, она поднялась. – Я же знаю, что вы все между собой общаетесь, созваниваетесь и переписываетесь. Давай с тобой договоримся: если Костя появится здесь, я тебе позвоню, а если ты узнаешь что-то про Виту, то ты мне?
Я пожала плечами:
– Не думаю, что я что-то узнаю.
Но она все равно оторвала клочок бумаги от счета по коммунальным платежам и карандашом записала номер:
– Позвони, пожалуйста, если появится информация.
На улице резко похолодало, или, может, так ощущалось из-за волнения.
«Пандоры» на месте не оказалось. Я была рада, что у Артёма с Витой все получилось, хотя ее маму все равно было немного жаль. Слишком уж несчастной она мне показалась.
Я стояла в полной растерянности, не зная, что предпринять.
В какой момент нужно начинать волноваться из-за пропажи человека? С одной стороны, это Амелин, который был способен на совершенно непредсказуемые поступки, но с другой – это тот же Амелин, который писал мне по сто раз на дню.
«Ну, давай же, звони!» – гипнотизируя телефон, я отправляла мысленные сигналы во Вселенную. И она услышала меня, загоревшись экраном вызова. Вот только звонил не Амелин.
– Тонечка, пожалуйста, давай встретимся! Иначе я лопну от счастья, – на одном дыхании сообщила Настя. – Вчера такое было, такое… Я просто поздно вернулась, а потом из-за елки никак не могла позвонить.
К сожалению, она выбрала совсем неподходящий момент, чтобы я могла разделить ее восторги.
– Лёха сказал, что Амелин сегодня не пришел.
– Да, его почему-то не было. Так как насчет встречи?
– Извини, я сейчас занята.
– Ты какая-то грустная. Что-то случилось?
– Мне нужно ехать в одно место, – сказала я не соврав, а неожиданно сообразив, что должна сделать.
– А что за место? – заинтересовалась Настя.
– Можно я тебе потом расскажу?
– Хорошее?
– Хуже только школа.
– Просто, если тебе скучно, я могла бы съездить с тобой.
– Но это правда дурацкое место. Туда с подругами не ездят.
– Я могу и на улице подождать. Умоляю! Мне так хочется с тобой поговорить.
Настя действительно выглядела неприлично счастливой и была переполнена эмоциями, но так получилось, что всю дорогу говорила в основном я.
– Я на себя злюсь. Очень. Ничего ведь не происходит, а я волнуюсь. Помнишь, ты когда-то сказала, что любить – значит волноваться? Наверное, поэтому. Говорю себе: какая-то очередная придурь. Привиделось что-то, приснилось, показалось, новый виток самокопаний, ревности или еще бог знает чего. Это же Амелин, с него станется. Но в то же время он никогда бы не стал выкидывать свои сумасшедшие штучки, зная, что я и так переживаю из-за мамы. Нет, Насть. Если он и творит дичь, то только из благих побуждений. Сейчас не тот случай.
Настя слушала внимательно и сочувственно, и мне стало стыдно, что я порчу ей настроение.
– Однажды, когда он был совсем маленький, в деревне на него напал местный козел и немного боднул. – Я рассмеялась, вспомнив, как Костик весело об этом рассказывал. – А у его бабушки тогда был день рождения и пришли гости. Ему было очень больно сидеть, но он ни разу не пожаловался, потому что не хотел ее расстраивать. Так что бабушка только на следующий день обнаружила у него на попе огромные синяки. И вот так во всем. Понимаешь?
– Знаешь, а я раньше думала, что ты очень скрытная и себе на уме.
– Мои родители тоже так думают.
– Ты и правда скрытная, но я теперь знаю почему. Ты ранимая и очень боишься, что это кто-то заметит.
– Амелин тоже так говорит, но…
– Никаких «но». – Обхватив меня за шею, Настя крепко прижалась, и ее волосы засыпали мне лицо. – Не переживай. Все очень скоро разрешится.
Дорогу я помнила плохо. Мы были там с Амелиным летом, и теперь среди одинаковых заснеженных улиц я никак не могла отличить небольшие исторические особнячки друг от друга. К счастью, уже стемнело, и, завидев издалека светящиеся контуры неоновых девушек, я сразу узнала эти двери.
– Мне подождать? – спросила Настя из вежливости.
– Ладно, пойдем.
Не оставлять же ее одну в темноте на морозе возле стриптиз-клуба.
Было только семь часов, и он еще не открылся, но я решила рискнуть. За стойкой на входе сидел широкоплечий охранник и что-то смотрел на планшете, а завидев нас, буркнул, что они с восьми. Я сказала, что мы по личному вопросу к Диане, и тогда он нас пропустил.
В зале уже вовсю суетились официантки, бармены, уборщицы. В нашу сторону никто не взглянул.
Когда мы приходили в прошлый раз, Диана увела Амелина за таинственную красную дверь в конце зала, и я направилась прямиком туда. Настя, с интересом озираясь, робко семенила за мной.
Первое, что мы услышали, попав в длинный узкий коридор, – это громкий вульгарный женский смех. Какая-то девчонка в трусах выскочила из одной двери и забежала в другую. Оттуда же выплыла немолодая силиконовая блондинка и прошла к выходу. Я уже видела ее раньше. Наверное, стоило спросить ее про Диану, но я поздно спохватилась.