– Что значит «забрал себе»? – Я засмеялась.
– То и значит. Ты же моя, и сама это подтвердила.
– Я сказала, что никогда не разлюблю тебя.
– Это одно и то же.
– Мне кажется, я должна обидеться, что ты говоришь обо мне как о вещи, но мне почему-то смешно.
Приостановившись, он поцеловал меня в лоб.
– Ты не вещь, но ты моя. Что в этом непонятного?
Макар отвел нас в комнату на втором этаже, где он ночевал, когда оставался на фабрике.
Здесь была узкая кровать, столик, заваленный бумагами и железяками, перекошенный шкаф у окна и чайник на подоконнике. В углу маленькая раковина.
– Простите, у меня немного бардак, – оправдываясь, сказал он. – Не ждал гостей.
Артём критически оглядел комнату:
– Чистое постельное белье есть?
– А, э-э… Нет.
– Хватит, – шепотом одернула я его. – Это же не гостиница, а он и так одолжение нам делает.
– Какое еще одолжение? Он работает на меня.
– Ты ужасно себя ведешь. Ты лишь собственник, а не царь. Хочешь, чтобы они все здесь тоже называли тебя «маленьким говнюком»?
– Если вам больше ничего не нужно, я поеду домой, – заторопился Макар. – Мне внучку в детский садик отвозить. Вернусь утром к десяти.
После того как дверь за ним закрылась и шаги в коридоре стихли, Артём по-хозяйски скинул куртку на стул.
– Теперь будешь сама за меня разговаривать.
– Просто нужно проявлять к людям уважение – вот и все.
– А я всегда проявляю уважение.
– Ты часто разговариваешь пренебрежительно.
– Неправда.
– Правда.
– Ты говоришь это специально, чтобы мне было стыдно.
Стало смешно.
– А ты знаешь, что такое стыд?
– Витя? – Артём нахмурился. – Когда ты успела стать такой дерзкой?
– Что? Дерзкой? – Я расхохоталась. – Слово из лексикона моей мамы.
– Нарочно меня цепляешь?
– И зачем же мне это?
– А вот зачем. – С легкостью подхватив, Артём опрокинул меня на кровать и прижал весом своего тела. – И да, я понятия не имею, что такое стыд.
Сначала это захватывающий дух полет, затем прыжок и погружение. Когда каждая клеточка твоего тела чувствует нежнейшее прикосновение воды и растворяется в ней, чтобы потом, собравшись в горячие волны, превратиться в накатывающий на прибрежные камни прибой и затем разразиться неистовым штормом, где земля сливается с небом.
Моя одежда разлетается по комнате и плавает в водах бескрайнего океана. Мне хочется, чтобы все было тихо, ведь у меня, в отличие от Артёма, стыд есть, но счастье и восторг настолько велики, что удержать их в себе невозможно. Я слышу свой голос и распахиваю глаза. Артём улыбается. В такие моменты его всегда переполняет чистая, нескрываемая радость, словно ему удалось виртуозно справиться со сложнейшим элементом композиции.
Я любуюсь его прекрасным лицом и тянусь за следующим поцелуем. Тогда шторм захлестывает меня с новой силой, унося остатки мыслей далеко-далеко за горизонт.
Все-таки любовь – это самое лучшее и прекрасное, что случилось со мной в жизни.
Я проснулась от холода. На улице было еще темно. Снег прекратился, но из окна сильно дуло. На мне был надет свитер, тогда как Артём спал раздетый и тепло шло от него как от печки.
В коридоре послышались громкие шаги и голоса. Кто-то остановился за нашей дверью. В ту же секунду раздался оклик.
– Стой! Не нужно.
– Макар просил сказать, как откроем.
– Потом. Чем позже встанет, тем лучше. Ты что, не в курсе насчет проверки?
– Что за проверка?
– Идем, расскажу.
Они ушли. Поднырнув Артёму под руку, я прижалась, согреваясь, и моментально уснула, а когда проснулась во второй раз, его уже рядом не было.
Натянув колготки, я дотопала до чайника и, сделав пару глотков из горлышка, заметила на столике посреди завала записку: «Схожу к Максу, потом Саша подъедет. Постараюсь скоро вернуться. Отдыхай».
Из окна в рассветном сумраке виднелись красно-коричневые постройки фабрики. Большие и маленькие. С трубами, башенками, лестницами.
По двору бегали две собаки. Они весело играли, оставляя отпечатки лап на свежем нетронутом снегу.
Со стороны главного здания появились люди. Трое. Они шли плотной группкой, чуть ли не соприкасаясь плечами. На одном из них была куртка, похожая на куртку Макса. Приглядевшись, я заметила, что передвигается он прихрамывая. Немного позади, замыкая процессию, шел четвертый человек.
Зрелище выглядело тревожно.
Какое-то время я наблюдала за тем, как они, шуганув собак, поспешно удаляются в сторону дальних корпусов, потом очнулась. Быстро надела джинсы и выскочила в коридор.
На первом этаже вовсю суетились люди.
Я подошла к подпиравшему стойку охраннику:
– Извините, вы не знаете, где Макар?
– А ты кто? – Он неприятно оглядел меня с ног до головы.
– Я с Артёмом Чернецким. Мы вчера ночью приехали. Нас Макар встречал.
Охранник снова оглядел меня липким двусмысленным взглядом.
– В бухгалтерии все.
Бухгалтерия находилась в левом крыле первого этажа, и, еще не доходя до двери кабинета, я услышала доносившиеся оттуда истеричные крики женщины:
– Вы не имеете права! Я ничего вам не дам!
В коридоре стояли люди в полицейской форме, среди которых я заметила Сашу, сына Леонида Соломоновича. Спросила его про Артёма, но он ничего о нем не знал.
Тогда я отправилась в квест.
На этот раз двери оказались распахнуты. В холле над валяющейся посередине елкой, как следователь над обнаруженным трупом, почесывая в затылке, стоял Макар.
– Что случилось? – спросила я.
– Да вот сам пытаюсь понять. Артём просил разобраться, куда все делись.
– А вы не знаете, где он сам?
Но Макар лишь развел руками, продолжая разглядывать елку.
Прихватив из комнаты пальто, я отправилась на улицу. Около входа стояла стайка девушек. Они курили и сокрушались, что из-за проверки теперь не смогут работать.
В машине Артёма тоже не оказалось.
С боковой части главного здания по-прежнему резвились собаки. Красные кирпичи стен заледенели на морозе и поблескивали в слабых лучах пробивающегося солнца.
Завидев меня, собаки завиляли хвостами и принялись тыкаться в протянутые ладони.
Там, где прошли те подозрительные люди, снег был сильно утоптан и тянулся четко различимой тропинкой вглубь территории, и, чтобы выяснить, где Макс, достаточно было просто пойти этой дорогой.
Я не сомневалась, что видела именно Макса, и, похоже, у него были серьезные неприятности.
Тропинка вела наискосок от главного здания мимо двухэтажных строений с пожарными лестницами. Дальше по прямой, вдоль череды замысловатых пристроек, примыкающих с двух сторон к этим строениям. Из некоторых торчали большие кирпичные трубы, другие напоминали двухъярусные курятники со скошенными крышами. Бóльшая часть окон была заколочена, а деревянные двери, покосившись, вываливались из проемов.
Я вышла на широкую площадку, куда через арку могли проезжать машины, и уже собиралась вернуться назад, как заметила на снегу несколько бурых разводов.
Увязавшиеся за мной собаки принялись их возбужденно обнюхивать. Чуть подальше виднелись еще пятна. Это была кровь.
Впереди раскинулся длинный корпус, похожий на кирпичный ангар, и следы заканчивались перед его открытыми гаражными воротами.
Дойдя до ворот, я заглянула. Собаки одна за другой забежали внутрь. Гараж был пуст.
– Давайте назад, – позвала я собак, но они с интересом изучали новые запахи и выходить не собирались.
Когда мы смотрим кино, поступки некоторых персонажей кажутся нам странными, рискованными, неоправданными и глупыми. Будучи зрителями, мы всегда знаем, как правильно поступить, понимаем, чего опасаться, и осуждаем героев за опрометчивость. Однако стоит самим оказаться на их месте, наше собственное поведение становится совершенно необъяснимым.
Гул мотора раздался как раз в тот момент, когда, намереваясь выгнать собак, я вошла внутрь.
В гараж въехала большая, напоминающая вагончик на колесах, старая военная машина.
Собаки шарахнулись в одну сторону, я – в другую.
Дверца кабины распахнулась, и на землю спрыгнул человек в защитной одежде.
Я отступила в темный угол. К счастью, его внимание привлекли собаки. Громко свистнув, он выгнал их на улицу, затворил створки ворот и с грохотом запер их на огромный засов.
– Чего свистишь? Денег не будет, – раздался за машиной мужской голос.
– А чего у вас тут все нараспашку? – Водитель направился навстречу говорившему.
– Тебя ждали, вот и нараспашку.
– Что за спешка?
– На фабрике шмон, а Цуркан еще с пацанами не разобрался.
– Что за пацаны?
– Взяли кое-что.
– Не отдают?
– Это тоже, но есть другая проблема. Огнестрел.
– С мальчишками без этого справиться не могли?
– Так вышло. Весь офис сучата разнесли.
– Втроем? – Водитель хохотнул. – Хотел бы я на это посмотреть.
– Вдвоем. Потом еще одного поймали. С третьего этажа из окна вылез.
– Так оформите на месте. Сам говоришь, из окна лезли. Не удержались. Попадали.
– С огнестрелом попадали?
– Стреляли-то зачем?
– Не твое дело. В общем, Цуркан просил срочно почистить все. Аудиторы эти нагрянули. Налоговая. Руководство едет. Забери их пока к вам. Дальше решим.
– Ладно, идем посмотрим.
Последние слова растворились вместе с их шагами.
С колотящимся сердцем я перевела дыхание. О чем говорили эти люди, было совершенно непонятно, но с третьего этажа фабрики мог вылезти только Макс.
Глава 38Тоня
Лёхин план заключался в том, что мы заявимся в больницу под видом проведения благотворительного праздника. Из рассказов своей мамы он знал, что так делают и что администрация больниц подобное очень любит.
Никто не станет прикапываться к Деду Морозу и его компании. Особенно если у них будет мешок конфет для раздачи пациентам.
Главной нашей стратегической задачей было добраться до палаты, где держали Амелина, и передать ему костюм Снегурочки. Сарафан быстро и легко снимался, а если еще и надеть па