Я рассмеялась:
– Да-да, это мое любимое. Теперь осталось только выяснить, что ты наобещал Диане за помощь.
– Кому? Диане? – Амелин отстранил меня за плечи, на его лице отразилось недоумение. – С чего бы ей помогать мне?
– А разве не она забрала тебя из больницы?
Вместо ответа, он с таинственным видом поднял пакет и медленно двинулся в сторону их подъезда.
А что, если со сказками не все так просто? Может, в них все же есть определенный смысл? И выдумывают их не для того, чтобы обмануть, а чтобы мы никогда не опускали руки? Чтобы не останавливались и продолжали шаг за шагом идти к счастливому финалу? Ведь, как бы сказал Тифон, побеждает тот, кому эта победа нужнее.
Мы устроились на лестнице в подъезде, разломав чесночный багет Амелина пополам и запивая его ледяным молоком прямо из пакета.
– Я это придумал вчера. В соседней палате у одного чудика случилось обострение, и он часа два так дико орал, что, для того, чтобы его не слушать, мне пришлось вспомнить чуть ли не всего Блока, и вот на Черном человеке меня осенило.
– Черный человек? Разве это не Есенин?
– У Блока другой. – Он взмахнул своим багетом как дирижерской палочкой.
Утренние сумерки легли на ступени,
Забрались в занавески, в щели дверей.
Ах, какой бледный город на заре!
Черный человечек плачет на дворе.
– Грустно, – сказала я. – Но не очень понятно.
– В общем, я вспомнил про черную картину. И ее смысл. Типа: а что, если этот «покой» на самом деле поджидает меня в смирительной рубашке? И потом подумал про желание. Если у меня есть возможность загадать его, то почему бы не попробовать?
– Аделина! – внезапно сообразила я. – Красивая брюнетка. Так это была она?
– Ты очень умная, Тоня, и догадливая. – Амелин откусил кусок от моего непроизвольно наставленного на него хлеба и пробубнил с набитым ртом. – Она говорила, что вы встречались.
– Но откуда же ты ей звонил?
– Пришлось подкупить медсестру, чтобы она нашла в моих вещах визитку Каца и дала телефон.
Делая вид, что пьет молоко, Костик интригующе замолчал.
– Хочешь, чтобы я спросила, как ты ее подкупил?
– Это было просто. Она всему отделению жаловалась, что у ее сына проблемы с английским. Визитка и звонок обошлись мне в двадцать топиков по инглишу. В общем, я позвонил Кацу и объявил, что мое желание – поскорее выйти из этой чертовой больницы. А сегодня утром ко мне просто пришли, отдали вещи и выпустили. Аделина сама приехала и сказала, что это самое легкое желание из всех возможных. Она вообще хорошая, если на замашки не смотреть. Предлагала мне блогером стать.
– Это означает, что Аделина откупит тебя от Милы и суда не будет?
– Суд будет, потому что иначе всю жизнь придется от нее откупаться. Но я разговаривал с одним крутым психиатром, помнишь, куда мы к детям с елкой ездили…
– Отцом Лиды?
Амелин с подозрением покосился.
– С ней я тоже уже успела познакомиться.
– Ну ты даешь! – восхищенно выдохнул он. – Так вот, он очень известный и уважаемый в своих кругах человек, и его психиатрическое заключение должно иметь намного больший вес, нежели вранье тех придурков из неотложки, что меня забирали, или даже заведующего. А взамен я пообещал продолжать общаться с Лидой.
– Все понятно. – Я отодвинулась от него подальше и тоже хлебнула холоднющего молока. – Нет. Это отличные новости, и я очень за тебя рада, но все понятно.
– Что тебе понятно? – Он придвинулся.
– Понятно, что это значит. Она же влюблена в тебя по уши.
– Ничего это не значит. – Амелин забрал у меня из рук молоко и поставил его со своей стороны. – Ее папа сказал, что хороший психолог может до десяти тысяч за сеанс зарабатывать. А я не психолог совсем, но, если стану встречаться с ней пару раз в неделю и просто разговаривать, он будет платить по пять. Потому что это – работа.
– Да ты вообще можешь поселиться у них. Они ведь предлагали.
– Это лишнее. – Он продолжал посмеиваться надо мной. – Я уже попросил Диану освободить мою квартиру.
– Начинаешь новую жизнь?
– Нет. Начинаю жизнь. Поможешь мне ремонт сделать? Ты так здорово выбрасываешь вещи.
И я уже было собралась дать ему остатком багета по лбу, как снизу раздался звук открывшейся подъездной двери и тяжелые шаги. Мы замерли, прислушиваясь.
Кто-то поднялся по лестнице и прошел к двери на первом этаже. Послышалась трель звонка. Замок щелкнул, дверь раскрылась.
– Боже мой! – (Я узнала голос Витиной мамы.) – Аркадий Степанович! Как это ты? Откуда?
– Я за тобой, – ответил ей мужчина. – Собирайся.
– Но Вита еще не вернулась…
– Пока ты здесь, она не вернется.
Дверь за ними захлопнулась.
– Круто, – сказал Амелин. – Кажется, кому-то повезло.
– Кто это?
– Подозреваю, что папа Виты.
– Пойдем. – Я поднялась и протянула ему руку. – Тебе сегодня тоже повезло.
Папа был дома и, услышав, что мы пришли, вышел встречать.
– Ого! – весело воскликнул он, увидев Амелина. – С возвращением!
– Спасибо, – тот смутился. – Время быстро пролетело.
– Мне нужно с тобой поговорить. – Я затолкала папу на кухню и прикрыла за нами дверь. – Пожалуйста, пойми меня правильно, но Костя пока поживет с нами.
– В смысле? – Папа искренне растерялся.
– В прямом. Квартира у Артёма сейчас заперта, и туда не попасть, а из Костиной жильцы еще не съехали. Нужно время, чтобы с этим разобраться.
– Но, Тоня. – Папа разволновался. – Где он будет спать? И как мы объясним это маме?
– Объясним, – заверила я. – Это я беру на себя.
– Я вот только одного не понимаю, – папа готов был разозлиться. – Почему ты не спрашиваешь разрешения, а ставишь меня перед фактом?
– Ну, потому, что ему жить негде, и тут без вариантов.
Папа глубоко и возмущенно вздохнул, но потом вдруг сдался:
– Ладно. Делай, что хочешь. Ты как мама – все равно будет по-твоему.
– Спасибо. – Я поцеловала его в щеку. – Главное, его теперь уговорить.
– Кого?
– Амелина, конечно. Он-то думает, что просто чаю зашел попить.
– Наивный. – Папа закатил глаза. – Я тоже когда-то так думал.
Глава 43Вита
Меня посадили в том же зале, где держали ребят, и предупредили, что если попробую рыпнуться, то переломают ноги.
Однако я находилась в таком потрясении, что не то чтобы рыпаться – разговаривать не могла.
Сначала краснолицый, которого остальные называли Пятак, освободил Логопеда, а потом приволок из комнаты нокаутированного Бяшу. Признавать свою вину в случившемся оба отказались и принялись яростно валить все друг на друга, пока Логопед не вспомнил обо мне и не заявил, что это я помогла пацанам сбежать.
Какое-то время Пятак его слушал, но потом грубо оборвал.
– Вот это, – он ткнул пальцем в мою сторону, – ваш единственный шанс реабилитироваться перед Цурканом. Девочка на вес золота, ясно? Придумывайте, что хотите, но через пятнадцать минут она должна быть в надежном месте за территорией. Через главный вход уходить нельзя. Запалитесь – пеняйте на себя. Я бы сам пошел, но Цуркан просил вернуться. С этой проверкой трындец. Костров уже едет. Под него копают. Чернецкий этот, гаденыш. Так что в наших общих интересах остановить его прямо сейчас.
– У Бяши ствол отобрали, – пожаловался Логопед.
– Так ему и надо, – ответил Пятак. – Связь скоро появится. Будете на месте – звоните мне, а не Цуркану. Все понятно?
Как только он скрылся в глубине коридоров, ко мне подошел Логопед и швырнул в лицо огромную куртку-спецовку.
Дождавшись, пока я в нее упакуюсь, он заклеил мне рот скотчем и намотал поверх него шарф на половину лица. Натянул на голову капюшон, и я оказалась в коконе.
Единственное, что не давало умереть от страха, – это слова Пятака о том, что я на вес золота.
Логопед с Бяшей вывели меня не через гаражные ворота, а через другую дверь в дальнем торце ангара. Вышли к площадке со строительными вагончиками, прошли между ними и по перекинутым через замерзшую траншею доскам попали к бетонным плитам забора.
Дышать на морозе только через нос было больно и трудно. Глаза слезились. Объемная и тяжелая куртка сковывала движения. Я механически переставляла ноги, думая о том, что нужно было послушаться Макса и ехать с ними, а еще – что я подставила Артёма и что из-за меня у всех теперь будут огромные неприятности.
Когда я себя ругала, становилось немного легче. Получалось, все то, что происходит со мной, заслуженно. Быть умным в школе и в жизни совсем разные вещи. И, возможно, мама была права, считая меня маленькой и неприспособленной. Но теперь это уже не имело значения.
Телефон Логопед отобрал у меня еще до того, как мы покинули ангар, убежать от них я бы не смогла, сколько ни пытайся, а на помощь звать было некого.
За все время, пока мы шли до ржавой, покосившейся калитки с кодовым замком, нам так никто и не встретился.
Фабрика располагалась на возвышении. У ее подножия тянулась узкая полоска леса, переходящая в снежное поле, а за ним на пригорке можно было различить крохотные деревенские домики.
О том, куда мы идем, мне никто не сказал. Они вообще почти не разговаривали друг с другом. Логопед шел впереди, Бяша за мной. Над каждым клубились серые облака пара.
По крутой тропинке мы спустились к лесу. Тропинка была припорошена, но хорошо утоптана. Сосны потрескивали на морозе. В кроне ельника кто-то сидел и издавал странные звуки.
Вышли к полю. От белизны слепило. И все, куда ни падал взгляд, словно двоилось. Пригорок, домики, деревья, снежная тропинка. Мне в жизни не было так плохо. Никогда. Что бы ни происходило и как бы я ни болела. Но осознать, что бывает хуже, я смогла только сейчас. Ведь все, как говорила Мира Борисовна, познается в сравнении.
Дышать становилось все труднее, отчаяние захлестывало, а сердце замирало. Остановившись, я просто рухнула в снег.