время на кофейном столике?
Только честно.
- Может быть, и не могу. Но ведь этот пункт содержался в моем перечне
требуемых от идеальной женщины хачеств. У
тебя же - собственные претензии.
- Правда? А где мой список?
- Откуда я могу это знать, Макс, дорогой? Это же твой список.
Макс швырнул недоеденный сандвич на тарелку, расстроенный тем, что не может
запомнить даже того, что он обычно
ест, приходя сюда. Не лучше было и то, что перед его мысленным взором навязчиво
прокручивался некий клип, от которого
он никак не мог отделаться. Героиней клипа была Эбигейл - его Эбигейл. Она
давала безупречный крученый пас, и ветер
трепал ее непокорные вьющиеся светло-каштановые волосы. Девушка была похожа на
нимфу, танцующую спиной к солнцу в
прозрачном платье, сквозь которое он видел ее всю.
Обычно Макс не предавался подобным фантазиям, однако в этом видении ничто его
особенно не удивило, даже крученый
пас. И лишь одно обстоятельство сбивало с толку: ведь у Эбигейл вовсе не светло-
каштановые волосы. Или все-таки светло-
каштановые?
- Что это ты такое жуешь? Выглядит отврати-и-ительно.
Она чуть не подавилась. Мейвис только что вошла в их уютную кухню-кофейню и,
покачиваясь, остановилась перед
маленьким круглым столиком, за которым сидела Эбигейл. Взгляд секретарши словно
бы говорил: "Ну когда же ты наконец
научишься жить?"
- Это то же самое, что я всегда ем по вторникам, - объяснила Эбигейл, запив
застрявший в горле кусок глотком
обезжиренного молока. - Сандвич с арахисовым маслом и бананом. И вовсе он не
отвратительный - спасибо за
"комплимент".
Мейвис сделала вид, что ее сейчас стошнит.
- Я иду в ближайшее кафе поесть копченого сома. Почему бы тебе не
присоединиться ко мне? - предложила она. -
Выкинь ты этот диетический сандвич и живи рисково, со вкусом!
Но у Эбигейл уже снова был полон рот, и она не смогла ответить. Подняв
коричневый пластиковый пакет с сельдереем,
морковными палочками и черничным йогуртом, она лишь тряхнула им перед Мейвис.
Этот жест означал: "Взгляни на
питательные продукты, которые я должна съесть. В них содержатся четыре основных
компонента полезной пищи".
Мейвис закатила глаза:
- Деточка, тебе нужно хоть время от времени выводить отсюда свою худшую
половину.
Было трудно жевать и улыбаться одновременно, но Эбигейл забавляло то, что
подруга полагала, будто в ней есть "худшая
половина".
Их беседа была прервана ворвавшейся в кофейню сотрудницей бухгалтерии, тут же
бросившейся к автомату с кока-колой.
Эбигейл воспользовалась паузой и допила молоко.
- У меня идея, - сказала Мейвис, дождавшись ухода бухгалтерши. - Если ты не
хочешь вместе пообедать, почему бы
тебе не пойти со мной завтра вечером на урок танцев?
- А мне нужно будет танцевать?
- Нет, ты будешь отводить машины на стоянку. Ну конечно же, тебе придется
танцевать, но это вовсе не так называемые
бальные танцы. Это совсем другое.
- Что - другое?
- Ну понимаешь... это танцы-импровизации. Потрясающее упражнение. - Мейвис
рассмеялась, крутанулась на месте, и
ее необъятный бюст через несколько секунд последовал за ней. - Вот видишь?
Эбигейл отложила сандвич, она устала жевать.
- Да, Мейвнс, ты живешь полной жизнью. Хотела бы я обладать твоей
уверенностью.
- О чем ты говоришь, милая! О каком недостатке уверенности может идти речь?
Как ты думаешь, где был бы без тебя
мистер Макс Галлахер? Плавал бы в безвоздушном пространстве, вот где. И кто
осмелится усомниться в том, что ты со
своими роскошными вьющимися волосами - сногсшибательна?
- Вьющимися волосами? - Эбигейл не поняла, о чем толкует Мейвис, пока не
подняла руки и не нащупала завитки,
штопором вставшие вокруг лица, словно их взметнул ураган: волосы вились у нее
так буйно, что каждые несколько недель,
во время стрижки, приходилось их вытягивать; должно быть, в последний раз она
забыла попросить об этом своего
парикмахера. - Неудивительно, что они доставляют мне в последнее время столько
хлопот, - рассеянно пробормотала
Эбигейл себе под нос.
Чтобы снова привлечь ее внимание, Мейвис наклонилась над столом.
- Милая, твоим волосам нужно вырваться из заточения, как и тебе самой. Ты
должна танцевать. Двигаться. Отнесись к
этому серьезно. Скажи мне правду: у тебя был когда-нибудь мужчина?
- Кто?
- Себя в пример не ставлю, но ты ведь вообще не знаешь, кто такие мужчины.
- Нет, знаю, и у меня был мужчина, тебе это известно.
- Ты в этом уверена?
- Ну разумеется, у меня были мужчины! Если бы я получала по пять центов за
каждого...
- У тебя их было бы уже целых десять, да? - перебила Мейвис, склонив набок
голову.
- Вроде того.
В сущности, подруга даже завысила счет, и это было печальным комментарием к
личной жизни Эбигейл. Глядя на свой
обед, она почувствовала кислый привкус во рту и вспомнила о долгих годах,
положенных ею на алтарь "Галлахер-групп".
Можно сказать, что Эбигейл пожертвовала личной жизнью ради работы, но до сих пор
ни разу об этом не пожалела... до сих
пор.
- У меня во рту какой-то противный вкус, - призналась Эбигейл. - Но это не
из-за сандвича. Я поняла, почему Макс...
мистер Галлахер... - Мысленно она называла его Максом, но вслух всегда говорила
"мистер Галлахер", быть может,
потому, что он называл ее "мисс Гастингс". - Я поняла, почему босс хочет так
спешно жениться. Если он этого не сделает,
то будет вынужден навсегда оставить кубок у Джеффа.
- О мужчины! - презрительно вздохнула Мейвис.
- У них с Джеффом есть список качеств идеальной женщины. - Эбигейл пожала
плечами. - Кроме всего прочего, они
хотят, чтобы она была спортсменкой суперкласса, с которой можно в свободное
время играть в футбол. Ты себе можешь
такое представить?
- Вообще-то да. - Мейвис примостилась на краешке стола, явно готовая
поделиться своими познаниями мужской
натуры. - Мужчины очень серьезно относятся ко всем этим спортивным трофеям,
командной символике и тому подобному.
Ты же знаешь, как они перед важными играми стараются украсть друг у друга
талисманы. Готовы на все, чуть ли не жизнью
рисковать - только бы выиграть. А знаешь ли ты, что символизирует этот кубок?
Эбигейл смущенно попыталась выразиться поприличнее:
- Мужской член?
Мейвис расплылась в улыбке:
- Молодец! Но знаешь ли ты, что для них и автомобиль - это пенис, и работа -
пенис, и кредитная карта... - Она
сделала паузу, но, не дождавшись ответа, продолжила: - Правильно! В жизни
мужчины все есть отражение его мужской
силы, и ему приходится постоянно доказывать свою силу. Но не нам, а другим
мужчинам. Бедняги всю жизнь играют в игру
под названием "мой-больше-чем-твой" - точь-в-точь как бараны с огромными рогами,
которые бодаются друг с другом,
чтобы завоевать маленькую самочку.
- Но Макс и Джефф не бараны с рогами. Им уже по сорок.
- Конечно, но мозги у них, как у двадцатилетних, а их гениталии и вовсе
никогда не позволят им перейти рубеж
тринадцатилетия. Ты знаешь, почему мужчины дают своим пенисам клички?
Эбигейл понятия не имела.
- Не желают, чтобы некто безымянный принимал за них все решения.
Эбигейл порадовалась тому, что у нее во рту ничего нет, иначе она подавилась
бы.
- Бедный Макс! Мне нужно будет с ним поговорить и не дать ему совершить
чудовищную ошибку.
- Ты, конечно, можешь поговорить с боссом, детка. Но это не значит, что он
расслышит тебя за бурлением своих
гормонов.
Эбигейл немного поразмыслила над этими словами, но решила, что в любом случае
побеседовать с Максом следует. Она
работает с боссом почти десять лет и не может притворяться, будто не замечает
того, что он собирается сделать то, о чем
будет жалеть до конца жизни. Если Мейвис и права насчет таких мужчин, как Джефф,
то ее "баранья" теория не обязательно
справедлива в отношении Макса. Эбигейл почти все знает о своем боссе - она
поджала губы, чтобы не выдать себя
улыбкой, - кроме клички, которую Макс дал своему пенису...
Глава 3
Пентхаус Макса Галлахера, расположенный в небоскребе на берегу залива, был
отражением его характера. Но еще
больше он был отражением натуры Эбигейл. Макс предоставил ей полную свободу по-
своему обставить дюжину комнат, и,
тщательно изучив его привычки, она решила устроить для босса полуубежище-
полукрепость.
Она хотела, чтобы квартира была теплой и уютной, тем местом, где мужчина мог
бы спрятаться от ежедневного стресса,
неизбежного в делах с многомиллионными операциями, когда решения приходится
принимать в считанные секунды.
Эбигейл обставила комнаты мягчайшими креслами и кушетками, обитыми серым в
полоску шелком, и дополнила обстановку
иными предметами мебели из черного лакированного дерева, в котором есть нечто
мужественное и в то же время
успокаивающее.
Ярко расписанные восточные ширмы добавляли цветовые пятна, а паркетные полы
из дерева твердых пород были
покрыты толстыми тибетскими коврами. В гостиной, библиотеке и спальнях имелись
камины, и повсюду стояли
свежесрезанные цветы - белые тюльпаны, если их удавалось достать, или