Шарицкий всех её кавалеров прекрасно знал, они были либо из школы, либо жили поблизости, а сам почему-то всегда выбирал девчонок откуда-то со стороны, Алёне совершенно неизвестных, и на самом деле никогда специально их с ней не знакомил. Возможно, опасался, что те не так поймут. А жену вон вообще нашёл в другом городе.
29
Раз уж Алёна про одно узнать решилась, наверное, сразу и про другое стоит.
– Андрюш, а можно, я ещё про детей спрошу?
– Можно, – разрешил Шарицкий совершенно спокойно, даже не стал дожидаться от неё вопроса, сам предположил: – Желаешь знать, почему их нет? – И тут же объяснил: – Поначалу не торопились. А когда собрались, оказалось, что всё не так-то просто. Но, может, ещё получится.
– А ты хочешь?
Алёна ни капли не сомневалась, каким будет ответ и угадала.
– Хочу, – кивнул Шарицкий и добавил: – Дочь.
Она удивилась.
– Серьёзно? Вроде обычно мужчины сына хотят.
– А я хочу дочку, – убеждённо повторил Шарицкий. – И чтоб похожа была…
Он почему-то замолчал, но Алёна сама легко договорила, не столько вопросительно, сколько уверенно:
– На свою маму?
– Ну-у, – Андрюха улыбнулся, опять кивнул, – да.
И тут зазвонил его мобильник, который после рассматривания фотографии так и остался лежать на углу столика. Шарицкий глянул на него, затем на Алёну, ухмыльнулся загадочно, потом подхватил телефон и развернул к ней экраном, чтобы она смогла прочитать высветившееся на нём «Марина». Вот зараза ехидная. И только после этого мазнул по значку соединения.
– Привет! Ага. Ты домой? Я тоже. Может, тебя забрать? Ну ладно, хорошо. Конечно, как скажешь – лучше заеду, куплю. – Соглашался, слушал, отвечал, и вдруг попросил: – Подожди секунду.
Он убрал мобильник от уха и, прикрывая рукой, опять продемонстрировал его Алёне, поинтересовался тихонько:
– Будешь говорить? Спросишь сама напрямую.
Алёна показала ему кулак, а он только усмехнулся, и продолжил разговор:
– Всё, Марин, уже еду. Скоро буду.
Они рассчитались с официантом, поднялись из-за стола.
– Я тогда на автобус, – сообщила Алёна уже по дороге к дверям.
– Не выдумывай, – отозвался Шарицкий. – Как всегда довезу до дома.
– Да ладно тебе, – Алёна махнула рукой. – Тут же недалеко. В принципе, я и пешком могу дойти. А тебя жена будет ждать. Тебе ж ещё и что-то там купить надо.
– Во-первых, – выдал Андрюха, явно припомнив её недавние рассуждения, и распахнул дверь, – пока она доедет, сто раз успею. Во-вторых, я никого не бросаю на полпути.
Тогда и Алёна не стала сдерживаться, отплатила, обернулась, выходя на улицу, и потребовала:
– А в-третьих?
Шарицкий ответил, но она не расслышала или не поняла – потому что внимание мгновенно переключилось на другое.
Взгляд привычно скользнул вдоль улицы и остановился на том, что оказалось почти напротив. Припаркованная у края тротуара машина, а рядом с ней – мужчина и женщина. Скорее всего, они прощались. Он что-то сказал, придерживая её за локоть, она потянулась вверх к его лицу, поцеловала в губы. Поцелуй был не долгим, не страстным, но и не совсем уж коротким и мимолётным, и точно не дружеским.
Женщина Алёне совершенно незнакомая, около тридцати, ничего так, симпатичная. Мужчина старше и тоже симпатичный, очень даже. Во всяком случае Алёна всегда так считала.
Он опять что-то сказал, видимо, попрощался, нехотя отпустил руку женщины. Она развернулась, торопливо зашагала в нужном ей направлении, а мужчина проводил её взглядом, тоже развернулся, собираясь садиться в машину, зачем-то посмотрел по сторонам и встретился глазами с Алёной.
Сначала он застыл неподвижно, потом вроде бы двинулся к ней. Но она не стала дожидаться, сорвалась с места, устремилась к припаркованному чуть в стороне автомобилю Шарицкого. Андрюха двинулся следом, ничего не говоря, и только когда уже сели, поинтересовался:
– Это ведь он был? Глеб.
– Он, – подтвердила Алёна совершенно спокойно.
– С женой? – Шарицкий задумчиво свёл брови. – У него уже другая?
– Нет, та же.
– Тогда, или я плохо помню, или она слишком сильно изменилась.
Нет, дело совсем в другом.
– Это не она.
– М-м, – выдал Андрюха, но больше ничего не стал говорить по этому поводу, зато напомнил Алёне: – Ты пристегнуться забыла.
Она тоже промолчала всю оставшуюся дорогу, пусть и ехали они недолго, не хотела, а представляла недавно увиденную сцену, усиленно стараясь не оценивать, не анализировать, желательно вообще не думать. А когда подкатили к подъезду, повернулась к Шарицкому в обычном стремлении поблагодарить и попрощаться, встретилась с ним взглядом и так ничего и не сказала.
Какое-то время сидели, смотрели друг на друга вопросительно и немного напряжённо, словно прикидывали в качестве действующих лиц той самой ситуации.
Шарицкий ведь тоже женат. Но мог ли он оказаться на месте Глеба, мог ли поступить так же? И кем бы тогда была та, другая женщина, которая вместо жены?
Или это только Алёне заморачивалась подобным, а Андрюха думал совершенно о другом. Судя по тому, о чём он спросил.
– До сих пор переживаешь?
Алёна даже не сразу поняла.
– По поводу?
– Ну-у, что когда-то была…
Она перебила:
– С ума сошёл? Считаешь, я совсем ненормальная, чтобы настолько зацикливаться на какой-то там детской влюблённости?
Шарицкий дёрнул бровями. Может, действительно так считал и даже не находил в том ничего особенного, а может, опять имел в виду что-то своё. Алёна уточнять не стала, продолжила:
– Просто не ожидала, что он… – но тут уже сама не договорила, махнула рукой. – А, вообще, ерунда. Мне-то какое дело? И ты давай домой поезжай, а то Марина раньше тебе успеет, и потом будет допрашивать, где ты столько времени болтался. И с кем. – Она распахнула дверь, выбралась из машины. – Пока, Андрюш.
– Пока, – откликнулся Шарицкий.
Но отъехал он не сразу, а лишь когда Алёна подошла к подъезду, открыла дверь, когда уже можно было считать, что она почти дома и больше ничего не случится. Но вроде бы он каждый раз так делал.
30
(прошлое)
Июнь выдался не просто жарким, а каким-то душным, словно воздуха вдруг стало меньше. Хорошо, что занятия уже закончились, и больше не надо было каждый день трястись в переполненном транспорте – вот где дышать было точно нечем – сидеть в аудитории, а достаточно раз в три-четыре дня доехать до университета и сдать очередной экзамен. А после сессии Алёна укатит подальше из этого, казалось, уже плавящегося от жары и задыхающегося от недостатка кислорода города – вожатой в детский оздоровительный лагерь.
Работа, говорят, адская, без продыха двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю, но зато там речка, лес. В общем, природа, и потому всё равно дышится вольнее.
И ещё хорошо, что окна квартиры выходили на северо-восток и даже днём в комнатах сохранялась хоть какая-то прохлада, не то, что на другой стороне, с которой весь день жарило солнце.
Алёна устроилась на балконном порожке, подложив под попу маленькую подушку, чтобы было не так твёрдо. У неё на коленях лежала тетрадь с конспектом, возле ног – учебник, на всякий случай, а ещё стоял стакан молока и начатая пачка печенья. Даже лёгкий прохладный ветерок пролетал время от времени, принося то запах перегретого асфальта, то пыльной зелени, а иногда и влажной свежести таявших в вышине облаков. Дома никого, родители парятся на работе, и вроде бы все условия – сиди да учи. Ещё бы не приглушённые голоса, долетавшие из-за перегородки.
Видимо, в соседней квартире балконная дверь тоже была нараспашку, а собеседники находились как раз в большой комнате и не старались говорить потише – Алёна отчётливо слышала каждое слово.
– Твои родители, конечно, хорошо придумали, – возмущалась Лиля. – Взяли и укатили на две недели в дом отдыха.
– Так у них отпуск, – напомнил Глеб. – Почему им не съездить?
– А у меня когда будет отпуск? – продолжила Лиля с ещё большим негодованием. – Да хотя бы один выходной! Ты целыми днями на работе, а я тут кручусь одна. Вот даже сейчас, когда вроде бы ты дома – толку-то от этого? Ты же всё равно сейчас спать завалишься.
– Но я же с ночи пришёл. – Глеб говорил гораздо тише, и в его голосе, действительно, легко читалась усталость. – Я могу хотя бы пару часов отдохнуть?
Тут что-то стукнуло и забренчало, и Лиля заговорила негромкой сюсюкающей скороговоркой. Алёна даже толком не разобрала, о чём, но поняла, слова предназначались исключительно для крутящегося где-то рядышком с родителями маленького Димы. А эти – опять Глебу:
– Да уже и не пару прошло. Ты же знаешь, Димка проснулся ещё раньше, чем ты пришёл, и я с ним всё утро скачу. А тебя просто прошу погулять с сыном хоть немного. Даже ходить никуда не надо. Во дворе. Вон хоть в песочнице. Он там часами может ковыряться. Но ты же лучше будешь дальше спать. А потом встанешь, обед потребуешь. И когда я должна его готовить?
– Не готовь, – невозмутимо откликнулся он. – Я сам что-нибудь сделаю.
Но Лиля не успокоилась.
– И на Димку тоже?
– Если хочешь, и на Димку. Только скажи, что и как.
Алёна отложила в сторону тетрадь. Она бы ответила точно так же. Да её вообще нестерпимо потянуло подняться, подойти к перилам, заглянуть за перегородку и правда сказать, вот это вот: «Ну давайте тогда я обед приготовлю, и на вас, и на Димку. И всё, что надо, сделаю. Для меня – не проблема». Лишь бы Лиля наконец перестала выносить Глебу мозг своими придирками.
И она действительно поднялась, подошла, облокотилась о перила, хотя заглядывать и говорить всё-таки не решилась. Но ответ и так прозвучал, будто сразу обоим:
– Ты думаешь, дело только в этом?
– А в чём? – спросил Глеб.
– Я тоже человек! – воскликнула Лиля. – Я тоже хочу хотя бы раз в месяц сходить куда-нибудь. В своё удовольствие. Чтоб не волочь с собой ребёнка.