– Ну, давай только не сегодня, – медленно и по-прежнему спокойно произнёс Глеб. – В выходной.
Да почему он терпит эти её нападки? Лиля же сама всё так подстроила: залетела, выскочила замуж, родила. Теперь у неё есть и муж, и ребёнок. Чем она недовольна? Думала, когда всё сложится, как она пожелала, больше ничего не придётся делать?
– А я хочу – сегодня!
– Лиль, ну.
– Что «ну»? Всё, Решетников. В конце концов, ты отец, вот и займись сыном.
– Лиль! Прекрати уже.
– Хорошо, – согласилась она неожиданно. – Я так и планировала. – Сделала паузу, явно не обещавшую то самое хорошее. – Больше не побеспокою. Не увидишь и не услышишь. Вот тебе твой ребёнок, а я пошла. Вернусь, как получится.
Глеб не ответил.
Через минуту хлопнула дверь, скорее всего, входная, нарочито показательно и громко, а ещё через пару минут на своём балконе появился Глеб, тоже подошёл к перилам, облокотился и даже на Алёну не сразу обратил внимания. Она бы успела незаметно улизнуть. Да ещё и раньше бы успела и думала об этом, наверное, секунды три. Но не стала.
Глеб наконец-то обнаружил её присутствие, повернулся, произнёс:
– Привет, Лёлька, – но как-то слишком медленно, тихо и блёкло и при этом вертел в пальцах – сигарету!
– Ты курить начал? – изумлённо выдохнула Алёна.
Глеб тоже глянул на сигарету.
– А? Нет. Это папины. – Усмехнулся, добавив: – И даже зажигалку не взял. – Пояснил: – Просто спать хочется до чёртиков. Вдруг поможет. – Он оглянулся через плечо, видимо, проверил, чем занимается в комнате Дима, потом смял сигарету в руке, отбросил в сторону. – Или, наверное, кофе лучше.
Алёна сжала и всё-таки сделала, что планировала, несколькими минутами раньше, сказала, только не про обед:
– А давай я с Димкой погуляю. А ты пока спи.
Глеб посмотрел вниз, произнёс:
– Ты слышала, да?
– Ага, – тихонько подтвердила Алёна, он, скорее всего, и не услышал, продолжал говорить, будто бы и не ей, а самому себе:
– Я бы и сам погулял. Но боюсь, меня реально даже на улице вырубит. Я за последнее время, по-моему, даже уже стоя спать научился.
– Ну так я и говорю, давай с ним погуляю, – повторила Алёна громче. – Сейчас оденусь, а ты пока Диму собери.
Глеб наконец-то повернулся к ней.
– Хорошо. – Глаза красные, взгляд мутный, сонный. Неужели Лиля не видела? Или ей наплевать? – Встретимся тогда на площадке. Мы быстро.
Алёна кивнула, пошла одеваться. На площадке она оказалась первой, но ждала не долго. Глеб с Димкой вывалили из квартиры буквально через минуту.
Глеб протянул ей пакет.
– Там всякая ерунда для песочницы и бутылка с водой. Пить. Как тебе надоест, возвращайтесь.
– Да ладно, – Алёна беззаботно отмахнулась. – С Димкой нетрудно. Он спокойный. Могу и долго.
– Долго не надо. А то он тоже прямо на улице заснёт. Встал-то рано.
– Ну, разберусь как-нибудь. Не впервые с ним сидеть.
Глеб улыбнулся тепло и ласково.
– Лёлька, спасибо. Ты настоящий друг.
А ей так хорошо стало – от его улыбки, от его интонаций, хотя и немного грустно тоже, от этого «настоящий друг».
Она честно пробовала справиться со своим чувством, задавить его, не ждала больше, с другими встречалась, планы на будущее строила, не включая в них Глеба. И вроде бы получалось. По крайней мере уже не так сильно болело. Но, может, просто Алёна привыкла к этой боли, сжилась, сроднилась с ней, вот и не обращала особого внимания.
31
(прошлое)
Гулять с маленький Димой и правда было нехлопотно. Он мог подолгу качаться, с философским видом поглядывая на небо или с головой погрузившись в свои малышовский мысли, и вся-то забота – сгибай и разгибай в локте руку, державшуюся за штангу качелей. А другой руке при этом ничто не мешает держать тетрадь с конспектом, который всё равно как читать, сидя, лёжа или стоя. Или забирался в большую песочницу и возился там, строя дома, роя ямы, прокладывая дороги, зарывая и опять откапывая машинки и формочки, лепя куличики. И даже присматривать за ним особо не требовалось, а только, по-прежнему спокойно изучая конспект, время от времени поглядывать краем глаза, восторженно ахать, оценивая очередное сооружение, и пересчитывать слепленные куличики.
Алёна даже за временем не следила. Но потом Дима начал тереть глаза.
– Спать хочешь? – поинтересовалась она.
Дима старательно замотал головой и заверил:
– Нет.
– Понятно.
Но домой они всё равно отправились.
Глеб уже не спал, гремел на кухне посудой, услышав, что они пришли, вышел в прихожую.
– О, а я как раз за вами идти хотел. – Подхватил сына. – Димон, пойдём руки мыть. А потом обедать будем. У нас оказывается есть вермишель и котлеты. Ты ведь любишь такое?
Димка кивнул, а Глеб оглянулся на Алёну.
– Лёлька, ты тоже давай руки мыть.
– Я есть не хочу, – заявила она.
Нужна ей очень Лилина вермишель с котлетами.
– А это не важно, – строго проговорил Глеб. – После прогулки все должны мыть руки. Да ведь, Димон?
Алёна послушно двинулась за ними следом, и улыбалась, не в силах сдержаться. Потому что это так трогательно и мило – Глеб в роли отца, с маленьким сыном на руках, с показательной серьёзностью в вопросах воспитания, с привычным весёлым блеском в серых глазах. Только вот ей такое досталось по чистой случайности и на слишком короткий срок, а обычно всё это принадлежало другой, каждый день, каждый час, каждая эмоция, каждое действие. Но та, скорее всего, ничего не замечала, не понимала, не ценила.
Руки они помыли, все вместе, а обеда Димка не дождался, заснул, прямо на полу, на ковре, в обнимку с большой плюшевой собакой. И не будить же его только для того, чтобы покормить, вряд ли получится. Поест, когда проснётся. И даже в кроватку его перекладывать не стали, прикрыли простынкой, перешли в другую комнату, и Глеб опять произнёс:
– Лёлька, спасибо. – Но на этот раз продолжил иначе: – Я твой должник. Если тебе что-то от меня понадобится…
– Понадобится, – задумчиво повторила Алёна.
Да разве ей что-то от Глеба нужно? Если уж только – он сам.
Хотя она по-прежнему его младше, но теперь ей не четырнадцать, уже давно восемнадцать. И целовалась она – не сосчитаешь сколько раз, и не только целовалась.
Алёна посмотрела на Глеба. Он находился всего в каком-то шаге, просто стоял, ничего не делал и больше ничего не говорил. Тоже смотрел. Такое странное напряжённое оцепенение. Будто в ожидании или уже в преддверии чего-то решающего и важного.
А может…
Она всё-таки сделала этот шаг, разделяющий их, сократила расстояние до нуля, приникла всем телом. И Глеб не отодвинулся, не отшатнулся мгновенно. Не успел. А если – не захотел! Алёна вскинула руки, обхватила его шею, прижалась ещё теснее, не боясь, заглянула в глаза, потянулась к губам. И не стыдно было, и не страшно, и мысли унеслись гораздо дальше поцелуев.
Она – тоже взрослая, и не боится, не стесняется своих желаний. У неё и правда уже было. Со знакомым старшекурсником. Не случайно, не по глупости, не под влиянием порыва, хотя и не по большой любви.
Он честно сказал, какие предпочитает отношения: без серьёзных планов на будущее, без обязательств. Просто весело провести время вместе, просто секс. И не было рядом рассудительного Шарицкого, чтобы её остановить. Но он бы, наверное, уже и не стал, да она бы и сама не остановилась. Ей тоже пока не сдались ни излишняя серьёзность, ни обязательства, зато было любопытно, как это. Не в теории, не во взгляде со стороны, а на собственном опыте. А ещё, может, с расчётом на такой вот момент, чтобы, когда понадобится, не смутиться, не отступить из-за неуверенности, из-за страха и сомнений.
Вот она и не отступила. Но Глеб даже целоваться не стал, тоже вскинул руки, ухватил её за запястья, произнёс, улыбнувшись:
– Лёлька, прекрати. Ну что за шутки?
А голос-то дрогнул, и улыбка получилась натянутая, кривая.
– Это не шутки, – заверила Алёна, тихо, но убеждённо, а Глеб крепче сжал её запястья, преодолевая упрямое сопротивление, развёл руки, убрал их со своей шеи, отстранился торопливо.
– Всё равно, Лёлька. Я – женат.
Но не отпускал, держал. Наверное, боялся, что она опять попытается его обнять, придвинуться слишком близко, и тогда он уже не сможет возразить.
Она же прекрасно почувствовала, насколько ему на самом деле «всё равно». Видимо, Лиля теперь не так сговорчива, как была до свадьбы, чаще отказывает, ссылаясь на усталость. Или что там обычно в ходу? «Голова болит»?
– Но ведь твоей жене на тебя наплевать.
– С чего ты взяла? – осуждающе выдохнул Глеб и наконец разжал пальцы, и теперь уже Алёна отстранилась, сделал шаг назад, а он продолжал наставительно вещать: – Ну мало ли что бывает. Это нормально. У всех так. Ссорятся, мирятся.
– Хотят других, – в тон продолжила она. – Или вообще больше не хотят.
– Алён…
Щёлкнул отпираемый замок на входной двери. Как-то слишком громко. Или атмосфера вокруг них опять оказалась слишком напряжённой и гулкой, вот и усилила звук. И Алёна прекрасно увидела – Глеб вздрогнул. Реально вздрогнул. Хотя она и сама едва сдержала желание резко отпрянуть в сторону, сделать вид, что очень занята каким-то делом. Хотя всё равно они, не сговариваясь успели ещё дальше отодвинуться друг от друга.
Глеб развернулся в сторону обрисовавшейся в дверном проёме Лили, а та… вцепилась рукой в косяк, сильно, до побелевших костяшек на согнутых пальцах, на мгновение стиснула зубы и сердито выдохнула:
– Где Дима?
– В нашей комнате, – откликнулся Глеб, вполне спокойно. – Спит.
Лиля поджала губы, впилась в нежданную гостью острым холодным взглядом.
– А она что здесь делает?
Алёна не видела лица Глеба, но голос у него по-прежнему оставался спокойным и ровным:
– Помогает.
– А! Ну да! – воскликнула Лиля. – Как же ты один-то, без помощи? Только я должна всё сама.
– Это я помочь предложила, – вмешалась Алёна, а Лиля хмыкнула.