Не хватало, жутко не хватало ей Шарицкого. С его ироничным взглядом, с ничем не перебиваемой рациональностью и реалистичностью и прекрасно сочетающейся с ними уверенностью в том, что справиться можно с чем угодно, даже сомневаться не стоит – в любом случае рано или поздно всё будет хорошо. Даже подколок его не хватало, так удачно лопающих пузыри чрезмерно раздутой значимости. Особенно теперь.
Не то, чтобы Алёна совершенно растерялась, запуталась в чувствах и ощущениях. Просто их опять оказалось слишком много, чтобы удержать в себе, чтобы ни с кем не поделиться.
Ну не с котом же соседским ей об этом разговаривать? И не с собственным отражением. А посвящать в долгую, растянутую на года историю ещё кого-то тоже не хотелось. Это ж столько всего надо рассказать.
Короче, как ни крути, никто не сможет её понять лучше Шарицкого. Крест у него такой, и он сам добровольно его принял первого сентября первого школьного года, скрепив сделку подаренной Алёне барбариской.
Ещё и в преподавательской она сейчас находилась одна – даже реальность подавала знак, вопрошала: «Чего сидим? Кого ждём? Пора-пора!» И Алёна всё-таки решилась, подхватила со стола мобильник, нашла нужный номер, ткнула пальцем в значок вызова, дождалась ответа, выдохнула:
– Андрюш, здравствуй.
– А-а, привет, – откликнулся Шарицкий, и что-то не понравилось Алёне в его голосе, точнее, в интонациях. Хотя и произнесено было только полтора слова, слишком мало, чтобы уверенно разобраться. И она уточнила: – Ты сейчас разговаривать можешь?
– Сейчас? – зачем-то переспросил он, но тут же заверил, не дожидаясь ответа: – Разговаривать могу. Да.
– А увидеться? Не прямо вот в данный момент, а когда будет удобно.
Шарицкий отозвался не сразу, думал несколько мгновений, потом поинтересовался:
– Ты хочешь сегодня?
Определённо, что-то не то. Теперь Алёна сомневалась гораздо меньше. Голос – почти лишённый эмоций, тусклый. Для Андрюхи непривычно и странно. Никогда раньше он с Алёной так не разговаривал.
– В принципе да. Хотела бы сегодня, – продолжила она, но уже не слишком решительно, выбирая между двумя противоположными стремлениями: закончить разговор, потому что, похоже, Шарицкому сейчас не до чужих проблем, явно своих хватает, или непременно встретиться и выяснить, что же там у него происходит.
– Что-то срочное? – уточнил тот снова.
– Ну-у, не особо. Просто поболтать, – пояснила Алёна и сразу добавила: – Но, если я не вовремя, скажи прямо. Я не обижусь. Даже если вообще не сможешь, тоже не обижусь.
– Да всё нормально, – бодро заверил Шарицкий, теперь уже вполне привычно, и вроде даже улыбнулся. – Никаких проблем. Надо, так увидимся. Я освобожусь через пару часиков и подъеду куда-нибудь к той остановке. Пойдёт?
– Пойдёт. Но, если… – Алёна ещё раз собралась повторить, что он может отказаться и она не обидится, по-честному, а Шарицкий и без слов понял, уверенно перебил:
– Всё! Договорились уже. Я планов не меняю. Через два часа у остановки. Пока.
На условленном месте он появился даже раньше Алёны. Она не по машине определила, просто, подходя, увидела, как дверь одной из тех, что были припаркованы на краю дороги, распахнулась, как Андрюха выбрался наружу, перешёл на тротуар, застыл, поджидая.
По лицу толком ничего не определить, вроде бы не расстроенный, не подавленный, улыбнулся навстречу – всё как обычно. Но, приблизившись к нему, Алёна произнесла в который уже раз:
– Если тебе действительно неудобно или некогда…
А Шарицкий в который раз перебил:
– Алён, ну вот опять ты.
– Но вполне же возможно, – упрямо продолжила она, – что у тебя нет времени. На меня и на мою пустую болтовню.
– Я тебе хоть когда-нибудь такое говорил?
– Так это ж когда-нибудь, – заметила Алёна. – Раньше. Теперь-то по-другому.
Шарицкий проворчал с лёгким осуждением:
– Ну всё. Хватит. Лучше скажи, куда ты пойти хочешь?
– Да без разницы, – Алёна неопределённо повела рукой. – Где посидеть можно.
– И перекусить, – добавил Андрюха.
– Обязательно.
– Поехали тогда, как обычно.
– Ага.
И они поехали, в то самое кафе, в котором сидели чаще всего, устроились за столиком, спрятавшимся за ажурной деревянной решёткой в уголке у окна. Но дело даже не в выборе места поукромней, и без того что-то явно было не так, точнее – не совсем как всегда.
Обычно они болтали почти без умолку, а сейчас больше молчали. Уже и заказ принесли, а Алёна так и не решилась объяснить, зачем вызвала Андрюху, и он не выспрашивал, посматривал иногда рассеянным задумчивым взглядом, но больше пялился в окно или в тарелку. Хотя и Алёна вела себя так же. А ещё не знала, с чего начать. Обычно само собой получалось, без подготовки, а тут будто что-то мешало. Наверное, не оставлявшее ощущение несвоевременности и неуместности.
В конце концов Шарицкий сам поинтересовался:
– Так ты о чём поговорить хотела? Уже не актуально?
– Да нет, актуально.
42
Алёна собралась с мыслями, но начала всё-таки издалека:
– А у вас ведь девушки тоже есть?
– Конечно.
– А с тобой такое случалось? Чтобы какая-нибудь девочка молоденькая из ваших на тебя запала. И ты бы об этом точно знал. Но она бы и не скрывала.
Шарицкий озадаченно приподнял брови:
– Это ты с чего вдруг про такое?
– Интересно просто. Вот что бы ты тогда стал делать?
Но отвечать он не стал, спросил сам, как всегда безошибочно угадав:
– К тебе студент клеится? – И, не дождавшись подтверждения, многозначительно хмыкнул, заявил без тени сомнения: – Но уж с тобой-то наверняка и раньше подобное бывало.
– Да бывало, конечно, – согласилась Алёна. – Но тут – особый случай.
– Совсем неадекватный? Или слишком настырный попался?
– Да настырный – это как раз не самое сложное.
– А что тогда?
– Он – сын Глеба.
– Гле… – Шарицкий не стал договаривать, удивлённо присвистнул. – Вот это номер.
– Тебе смешно? – с наигранным упрёком выдохнула Алёна.
– Да что уж тут смешного? – Он задумался, отхлебнул воды из стакана и предложил, без улыбки, без иронии, спокойно и просто: – А хочешь, я ему морду набью?
Подобных заявлений Алёна никак не ожидала и не поверила, что Андрюха действительно серьёзен. Уточнила с крайне заинтересованным видом:
– Кому ему-то? Глебу или Диме?
– Вообще, конечно… – он прищурился, презрительно дёрнул губой, – как ты назвала? Диме? Чтоб больше не лез. Но могу и обоим. Как скажешь.
– Вау, Шарицкий!
– Думаешь, не смогу?
– Не, не об этом думаю. О том – а как же твои принципы? Ты ж вроде из-за меня не дерёшься, – напомнила Алёна, улыбнулась, но Андрюха по-прежнему оставался серьёзным, как-то даже слишком.
– По такому случаю сделаю исключение. И разве не ты говорила, что теперь-то всё по-другому? Или… – В его глазах неожиданно мелькнула неприязнь. – Подожди! Ты ведь, между прочим, так и не сказала, а сама-то как к нему относишься. К студенту этому. – Шарицкий уставился пристально. – Может, ты от меня другого ждала? Не морду набить, а поддержки. Типа, не заморачивайся, Алёнка, если хочешь, так будь с ним, а на остальное забей. Если такого, то – да, конечно. Поддерживаю.
Он и голоса не повышал, и фразы произносил вполне спокойно, но те звучали всё снисходительней и суше, хотя вроде бы считались одобрением.
– Реально не заморачивайся, поступай, как считаешь нужным. Ты же свободна. А то, что он сын твоего этого, так даже забавно, что так сложилось. Можно, даже считать, закономерно и почти как ты всегда хотела. Ну, подумаешь, не отец, так…
Шарицкий осёкся, замолчал, так и не договорив, отвёл взгляд. Видимо, выражение на лице у Алёны стало таким… Ну, наверное, чересчур жалким или обиженным, потрясённым. А она ведь и правда ощутила себя потерянной, не понимала толком, что чувствовала. Сразу слишком много всего.
Обида – конечно. И возмущение. Он и раньше с ней мог не церемониться, возвращал в реальность, если она не в меру загонялась или перегибала палку в эмоциях и поступках, но ещё никогда в его обращённых к ней словах не содержалось столько пренебрежения и злости. Но это не только болезненно задевало, но ещё и пугало – осознанием того, что наверняка имело объяснения.
Алёна не ошибалась насчёт донимавших её «несвоевременно» и «неуместно». Потому что сейчас это был не её Шарицкий. Но изменился он не за долгие годы разлуки, а из-за того, что произошло совсем недавно или даже происходило прямо сейчас. И она сама виновата, что не прислушалась к собственной интуиции, что опять сунулась к нему со своими мелочными проблемами.
Она с понимаем кивнула, неосознанно сжала пальцы, проговорила, тоже довольно сухо:
– Наверное, зря я тебе позвонила. То есть глупо, с моей стороны. Повела себя как школьница, опять загрузила своими нелепыми проблемами. А они тебя ещё тогда достали.
– Алён! – воскликнул Шарицкий раньше, чем она успела договорить. – А хочешь… десерт какой-нибудь? Здесь они очень даже.
Она замотала головой.
– Нет, Андрюш, не хочу. И не надо так. Сейчас это не сработает.
Он вскинулся, поинтересовался хмуро:
– А что сработает?
– Не знаю. Может, ты сам скажешь? Меня это тоже беспокоит – что? С тобой – что?
– Со мной? – переспросил Шарицкий, выдал убеждённо: – Ничего. – Потом зажмурился на несколько мгновений, будто рассчитывал, пока глаза закрыты, реальность изменится, время отмотается назад и вырвавшиеся слова безвозвратно забудутся, а он опять станет спокойным и уверенным, каким был всегда. – Извини, Алён, если я что-то не то сказал или не так. Я не хотел тебя обижать. Правда. Пойдём, я тебя домой отвезу.
Фокус со временем не удался, так он сам убежать решил? От её вопросов. И неужели думал, что она столь легко отвяжется? Просто возьмёт и успокоится, так и не выяснив, в чём тут дело.
– А у тебя самого дома-то всё в порядке?
– Всё отлично.