– Я недолго. Сейчас уйду.
– Куда?
– В универ, конечно.
– А зачем приехал?
– Забыл.
– Что?
– Флэшку.
– А что там?
– Мам, ну тебе-то не всё ли равно? Словно ты разбираешься.
Значит, остаться дома – не вариант. Но он и сам уже понял, что не сможет сидеть на месте. Лучше идти, ещё лучше ехать.
Жаль, что нет собственной машины. Может, поговорить с отцом, и тот согласится, хоть на бэушную, хоть на попроще, а, если это настолько принципиально, Дима вернёт ему деньги, постепенно. А водить он умеет, права есть.
Сейчас бы самое то – катить куда-то, без цели, сосредоточившись на дороге, не отвлекаясь на лишние мысли и ощущения. А тех – слишком много. Надоели. А когда просто идёшь, они всё равно упрямо лезут.
Мало того, что сдала отцу, ещё и на занятиях смотрит насквозь, будто он прозрачный или его совсем не существует. Дима, конечно, не очень помнит, без подробностей, что там происходило, о чём говорил, но главное-то прочно отпечаталось в памяти. И нет, не смущает, не вызывает сожалений. Не хочется отмотать назад, чтобы в новом варианте уже не сделать, а вот прокрутить вперёд – очень даже. Чтобы всё, что сейчас, незаметно промчалось мимо вплоть до того момента, когда станет либо спокойней, либо определённей.
Когда просто бродить надоело, Дима зашёл в кафе, взял двойной эспрессо, хотел, чтобы отвлечься, пошарить в инете и тут выяснил, что телефона в карманах нет. Потерял – вряд ли. Скорее всего, забыл дома, когда, войдя в комнату, привычно швырнул мобильник на кровать, а, выходя, о нём даже не вспомнил. Или даже намеренно на него забил, чтобы не донимали звонками и сообщениями.
Ну и ладно.
В кафешке было достаточно оживлённо, все столики заняты, и через несколько минут возле Димы остановилась какая-то девушка, тоже с кофе и маленьким маффином, спросила, можно ли занять свободное место. Он кивнул, а девушка уселась на противоположный стул, сначала молчала, пила и ела, потом заговорила.
Не клеилась, рассказала, что приехала из районного городка в какое-то там управление, но запуталась с маршрутами транспорта и, кажется, оказалась в совсем другом районе. Вместе разобрались с Яндекс-картами и номерами автобусов в её телефоне, потом ещё поболтали ни о чём, и она ушла.
Он тоже ушёл и опять бродил по улицам. Выпитый на пустой желудок двойной эспрессо вдарил по мозгам, и окружающий мир чуть поплыл, даже замутило немного. Или это от голода? Значит, пора возвращаться?
Уже дома, прямо в прихожей столкнулся с отцом и понеслось.
– Дим, ты где был?
– Гулял.
– С кем?
– А обязательно с кем-то?
– Не обязательно. Но почему без телефона?
– Ну, забыл. А что, без телефона никак нельзя?
Отец сдвинул брови, глянул прицельно:
– Или нарочно оставил?
Дима не стал возражать.
– Ну или нарочно. Как скажешь. А в чём проблема?
– В тебе, Дим. Что с тобой творится?
– А что со мной творится?
– Хватит уже придуриваться! – сорвался отец. – Так и будешь повторять за мной?
– А что ещё делать? – Дима, не торопясь, снял куртку, повесил, не нагибаясь, принялся стягивать кроссовки. – Я просто не понимаю, чего ты от меня хочешь. Я гулять не имею права?
Отец недовольно выдохнул, но согласился:
– Имеешь. – И добавил: – Ксюша твоя приходила, беспокоилась, что никак не может до тебя дозвониться.
– Так я ж телефон дома оставил, – равнодушно напомнил Дима. – Вечно Ксюха паникует без причины.
А отец опять прицельно вперился:
– А точно, без причины? – Помолчал пару секунд, а потом выдал, но уже не столько громко, видимо, не желал, чтобы мама услышала: – Откуда у тебя в телефоне Алёнин номер?
Ну, ясно.
– Откуда и у тебя. Она же тут сама при всех говорила. – Дима наконец разобрался с кроссовками, ногой отпихнул их в сторону, и тоже уставился на отца: – А тебе кто право давал в моём телефоне рыться? Тоже стал как мама? Проверяешь?
Но тот проигнорировал его негодующие вопли.
– Ты сейчас опять у неё был?
– А-а! – с пониманием протянул Дима. – Так вот в чём дело.
Он направился в свою комнату. Отец, конечно, двинулся следом, зайдя, плотно закрыл дверь.
Ну и отлично. Значит, и Диме теперь можно высказывать, не сдерживаясь, ни в словах, ни в громкости.
– Тебя это больше всего беспокоит? А что вдруг? Ревнуешь? Боишься, что я её у тебя уведу?
– Ди-ма! Какой бред! Откуда ты взял, что между нами, вообще, что-то есть? Это она тебе так сказала?
– А разве неправда?
– Нет, – отрезал отец. – И при чём тут я? Дело в тебе. Как ты у неё оказался прошлый раз?
Получается, Алёна не наболтала лишнего, не стала ни жаловаться, ни выдавать с потрохами.
– Ну-у-у, – протянул Дима, нарочно подольше, а когда надоело, произнёс: – У Ростика выпил для храбрости и пришёл признаться, что люблю её.
Отец изменился в лице. Выражение такое, словно сын, ну, что ли родину предал или убил кого, и всё уже, финиш, нет ему ни спасения, ни прощения. Дима усмехнулся украдкой, торопливо исправился:
– Да шучу я. Не помню. Наверное, с Ростиком куда-то попёрлись. А потом разошлись. – Повторил ещё раз: – Ну, не помню. – Заверил: – И сейчас я у неё не был. Не волнуйся. – Опять усмехнулся и, не сдержавшись, выложил: – Я для неё слишком маленький. Ещё и студент. А она со своими студентами не мутит. У неё принципы.
У отца желваки вздулись на скулах, глянул напряжённо и сумрачно:
– Ты откуда всё это взял?
– А ты догадайся.
– Дим! Это…
Да сколько можно? Лезть в душу, препарировать его по-живому. Неужели же не видно, насколько ему говорить о подобном непросто. Хотя отец всегда такой, замечал только то, что на поверхности, не заглядывал в глубину. Не умел. Или не желал специально? Искренний, бесхитростный, прямолинейный.
Вот и Дима, как он, не станет дальше слушать, а тоже выскажет бесхитростно и прямо:
– Всё, пап! Хватит! Я в туалет хочу.
Он обогнул отца, распахнул дверь, действительно потопал в сторону туалета, посидел там подольше, чтобы отцу не пришло в голову поджидать на выходе. Тот не поджидал, уже о чём-то трепался на кухне с мамой, и Дима спокойно вернулся в комнату.
В первую очередь взялся за телефон, который действительно валялся на кровати.
Звонки – от Ксюши, от мамы, от папы. Блин, нашли деточку. От Ксюхи ещё и куча сообщений. И даже сама прибегала. Ну, не соврал же отец.
Достала. Реально достала. Сначала динамила, выделывалась, особо внимания не обращала, а теперь сторожит его, будто собака. И сама прибегает, даже звать не надо.
Дима набрал специально для неё: «Я дома. Не звони. Не отвечу. Спать ложусь». И плевать, что ещё рано. Отправил. Почти моментально рядом появилась двойная галочка – просмотрено. Наверняка сейчас тоже чего-нибудь настрочит, обеспокоенное или обиженное. Да и пофиг. Предупредил же честно, что не ответит.
Он бросил телефон назад на кровать.
Пойти, пожрать что ли? А потом и правда лечь спать. Есть хочется, а вот выходить из комнаты – не очень. Ещё и мама начнёт прикапываться. Но есть и правда жутко хочется.
А может, родители уже свалили из кухни? Ведь в гостиной или спальне трепаться даже удобней.
Он приоткрыл дверь, прислушался – тихо. До кухни добрался спокойно, без приключений, но не успел вздохнуть с облегчением, как нарисовалась мама.
– Есть хочешь? Подогреть?
Дима решительно мотнул головой.
– Не надо. Я сам.
Она не возразила, только посмотрела пронзительно, напряжённо, словно в мысли попыталась влезть.
47
Если Алёна и поджидала чьего-то визита, то уж точно не его. Даже близко не угадала, когда поднимала трубку домофона, кто откликнется на её взволнованное «Да».
– Алён, можно к тебе?
– Глеб?
– Я.
– Проходи.
Она нажала на кнопку, домофон запиликал, разблокировав замок, а Алёна принялась отпирать входную дверь.
Глеб вышел из лифта, пересёк площадку, выражение на лице серьёзное, даже чуть мрачноватое.
– Что-то случилось? – поинтересовалась Алёна.
Он перешагнул порог, прикрыл дверь, ответил вопросом на вопрос:
– А ты этого хочешь?
– В смысле? – озадачилась Алёна, не в состоянии объяснить не только значение его слов, но и нескрываемую неприязнь в голосе, а Глеб сдержанно хмыкнул и пояснил:
– Чтобы что-то непременно случилось.
Она внимательней вгляделась в его лицо, в неприветливо и сосредоточенно смотрящие на неё серые глаза, но ясности это не прибавило.
– Не понимаю.
– Я тоже, – откликнулся Глеб, но в этот раз добавил вполне определённое: – что тебе от Димки надо?
– Мне? От Димки?
– Будешь делать вид, что ты ни при чём и ничего не знаешь?
– А что я, по-твоему, должна знать?
Алёна не торопилась выкладывать всё по-честному, в деталях, без утайки, потому что и без подсказок догадывалась: правда, да ещё с подробностями, вряд ли понравится Глебу. На его месте она бы тоже тревожилась и дёргалась, переживала за своего ребёнка. И точно так же бы раздражалась от чужого намеренного непонимания.
Вот и Глеб скривился недовольно, спросил прямо, хотя подобное далось ему непросто:
– Это правда, что в тот раз, когда я его забирал, он к тебе пришёл в любви признаваться?
Но Алёна и тут попыталась вывернуться:
– Ты же сам видел, в каком он состоянии. Мало ли что мог наболтать.
– То есть всё так и было, – заключил Глеб.
Она не стала подтверждать, да он и не сомневался, отвёл взгляд в сторону, молчал какое-то время. И Алёна молчала.
А что она могла сказать? «Глеб, не переживай. Я-то его не люблю. Вот и у Димы твоего со временем пройдёт, и всё успокоится». Так? Но он мотнул головой, будто даже в мыслях услышал и – не согласился. Заговорил сам:
– Вот объясни. Зачем тебе это надо?
А ей разве надо?
– Ну поиграешься с наивным мальчиком. А дальше что?
Она попыталась возразить, что ни до, ни сейчас, ни дальше не было и не будет ничего, но Глеб ей и рта не дал открыть, продолжил без пауз, повысив голос: