– Я не могу.
– Катринка, пожалуйста.
– Я люблю тебя, – сказала она и повесила трубку, чтобы он не слышал, как она плачет.
Подавленная внезапным приступом тоски по дому, тяжелыми раздумьями о своем решении оставить все и всех, кто значил для нее так много, Катринка вернулась в гостиницу, повалилась, не раздеваясь, на кровать и заснула в слезах. После пережитого она спала до следующего утра, а утром она пошла на встречу с Франтой. Он приехал накануне поздней ночью, но не стал беспокоить ее, зная, как ей нужен сейчас отдых. Она позвонила ему и через пятнадцать минут ждала его в холле.
– Катринка, Катринка, что ты за девушка! – прошептал он, обнимая ее удивительно сильными руками.
– Я так рада тебя видеть, – успокоенно сказала Катринка, услышав чешскую речь, и ее тоска по дому уменьшилась.
Франта обнял ее за талию. Он едва доставал ей до уха.
– Ты голодная?
– Просто умираю от голода. Я ничего не ела, кроме печенья, которым меня угостили вчера в полиции.
– Ну, – сказал Франта после того, как они заказали очень плотный завтрак в маленьком кафе напротив гостиницы, – расскажи мне все подробно. Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь.
Катринка рассказала. Выражение восхищения на лице Франты слегка рассеяло меланхолию, которая навалилась на нее после разговора с Отой Черни. Когда она закончила, Франта пожал ей руку.
– Я знаю, ты мучаешься сомнениями, не сделала ли ошибки. Не сделала. Ты все сделала правильно. Я иногда очень скучаю по дому, но я никогда не жалею о том, что покинул Чехословакию. Никогда!
После завтрака они поспешили в муниципалитет, где пришлось подождать, пока Катринке оформят все необходимые документы. После полудня они отправились в Мюнхен на машине Франты.
– Как хорошо, что ты приехал, – сказала Катринка, когда они миновали таможню. Его присутствие придавало ей уверенности.
– А для чего тогда друзья? – поинтересовался он, улыбаясь. В его зеленых глазах светились восхищение и удовольствие.
Она улыбнулась ему в ответ, чувствуя себя не такой одинокой, как до своего появления в Цетманне. Внезапно улыбка исчезла и на лице появился ужас. Она выругалась, потом закричала:
– Франта! Осторожнее!
Он выехал на встречную полосу, обгоняя медленно едущий грузовик, и тут им навстречу выехала машина.
– Отдыхай, – сказал, смеясь, Франта. – У нас в запасе много времени. – И отъехал немного назад.
– Пожалуйста, – чуть дыша проговорила Катринка. – Не делай больше этого.
Он хотел было возразить, но когда увидел, как она побледнела, взял ее за руку.
– Хорошо, – согласился он. – Я буду ехать аккуратно, как старая дама, если это важно.
К тому времени, когда они приехали в Мюнхен, Эрика уже вернулась и была рада встретить Катринку.
– Дорогая, как хорошо, что ты здесь, – говорила она, обнимая Катринку и целуя ее в обе щеки. Она устроила уставшую девушку в знакомой желтой спальне, дала ей ночную сорочку и пообещала записать ее на прием к доктору Циммерману, как только он вернется с отдыха. На следующий день они пошли по магазинам покупать Катринке одежду.
Катринка занялась оформлением своего пребывания в Германии. Она ходила из кабинета в кабинет, подписывала требуемые бумаги, зарегистрировала временные документы, которые ей выдали в Швейцарии. Когда все было сделано, Катринка зашла в «Четыре времени года», чтобы справиться о работе.
Работая, как и раньше, по вечерам, днем Катринка искала более выгодную работу. Она обошла все рекламные агентства и через неделю участвовала в показе одежды в демонстрационном зале Мюнхена. Она отработала всего день, но полученные деньги позволили ей вернуть долг Эрике и купить одежду, которая ей была необходима. Она приобрела светлый шерстяной брючный костюм с жакетом под горло и расклешенными брюками. Он шел ей, подчеркивал стройность ее фигуры и придавал ей элегантность.
Ее гардероб был столь скуден, что выбирать было не из чего. Так что на встречу к доктору Циммерману она пошла в этом костюме. Она вела себя естественно, держала себя в руках и была далека от той испуганной, вызывающей жалость женщины, которая подписывала документы об отказе от ребенка.
Ее попытка произвести на него впечатление имела успех. Он вынужден был признать, что Катринка превратилась в чрезвычайно красивую женщину. Ее жизнерадостность и уверенность в себе были неотразимы, но он только сухо заметил:
– Ты очень хорошо выглядишь, моя дорогая. Катринка не хотела тратить время на выслушивание комплиментов и немедленно потребовала от него вернуть сына, на что Циммерман ответил, что он согласился встретиться с ней только по просьбе Эрики и делает это в последний раз. Он утверждал, что не обязан ничего сообщать ей о мальчике, даже если бы у него и была информация, которой она так добивается. Но единственное, что он знает, это то, что ее ребенок покинул Германию. Она никогда не найдет его, и если у нее есть хоть крупица здравого смысла, то ей лучше прекратить поиски.
– Чем ты не удовлетворена? – раздраженно спросил он ее. – У твоего сына богатые любящие родители. Ты думаешь, что могла бы обеспечить ему такую жизнь? Никогда!
Чего он ей не сказал, хотя и подумал про себя, так это того, что она должна упасть на колени и благодарить его за все то, что он сделал для нее и ее ребенка.
О собственных приобретениях от этой сделки доктор Циммерман не любил думать, предпочитая рассматривать свою деятельность с более привлекательных филантропических позиций. Чета, усыновившая мальчика, была очень благодарна Циммерману. Новоиспеченный отец заплатил огромную сумму за ребенка и оказывал доктору бесчисленные бесплатные услуги: обеспечивая официальное прикрытие его деятельности по продаже младенцев, предупреждал о предстоящих изменениях в государственной экономической политике, что помогало доктору защищать свои вклады, употреблял свое влияние, чтобы обойти ограничения в сделках с недвижимостью, которыми занималась клиника. Мало-помалу он помог Клаусу Циммерману стать очень состоятельным человеком, и доктор испытывал к нему чувство благодарности.
А сейчас он смотрел на Катринку с нарастающим раздражением.
– Ты молода и красива, Катринка. Я уверен, что если захочешь, ты составишь прекрасную партию. Пожалуйста, дорогая. Выходи замуж. Забудь прошлое.
Для Катринки не имело никакого значения то, что говорил ей Клаус Циммерман. Он не способен повлиять на ее решение. Она совершила ужасную ошибку, отдав сына, и она должна когда-нибудь как-нибудь, но обязательно исправить ее. Но она не угрожала ему. Она знала, что теперь это испугает его не больше, чем ее мольбы. У нее не было ничего, что заставило бы его дрожать. Но она поклялась себе, что однажды это случится.
– Я никогда не забуду прошлого, доктор Циммерман. Я не прощаюсь, – сказала она ему твердо, вставая и направляясь к двери.
Поглаживая пальцем кончики усов, Циммерман смотрел, как она выходила, восхищался ее стройной фигурой, красивым изгибом ее бедер. Какая жалость, подумал он, что эта очень красивая женщина стала его врагом. Он вызвал Эрику, которая мгновенно появилась в дверях.
– В будущем не пускайте ее ко мне, – приказал он.
– Хорошо, доктор, – согласилась Эрика. Ее любовь к Катринке ничуть не угрожала ее чувствам к Клаусу Циммерману. Она любила его и доверяла ему, считая, что им двигало искреннее желание помочь девушкам, попавшим в беду.
– Вы имеете влияние на нее? Убедите ее трезво оцепить ситуацию.
– Она очень упряма.
– Я не хочу, чтобы она меня беспокоила.
– Я уверена, что теперь она понимает, что ничего нельзя поделать.
– Надеюсь. – Что касается таких женщин, как Катринка, то ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Именно поэтому он предпочитал женщин, похожих на Эрику. Он с удовольствием посмотрел на ее льняные шелковистые волосы, крупный рот, роскошные формы и вспомнил, что прошла уже неделя с тех пор, как они последний раз занимались любовью.
– Она долго еще собирается жить у тебя? Ты же понимаешь, что это неудобно.
Эрика улыбнулась:
– Еще несколько недель, пока она не накопит достаточно денег, чтобы снять квартиру.
Циммерман кивнул, не слыша ответа.
– Ты можешь сегодня задержаться на работе? – спросил он.
– Да.
– Хорошо. – Он улыбнулся. К счастью, в его кабинете был широкий и удобный диван.
Хотя Эрика предлагала Катринке пожить у нее, сколько она захочет, Катринка, скопив немного денег, начала подыскивать себе квартиру. Ей понравилась квартира на Франц-Йозефштрассе, в Швабирнге, недалеко от дома Франты. Квартира была достаточно дешевая, чтобы Катринка, работая моделью и горничной в отеле, смогла расплатиться за нее. Эта крошечная двухкомнатная квартира в старом доме, отремонтированном после войны, была первой собственной квартирой Катринки. Эрика дала ей для начала кастрюли, сковородки и фарфоровую посуду. Катринка сразу же купила удобную кровать и торшер. Все остальное она покупала постепенно, выискивая в комиссионных магазинах недорогие, но хорошие вещи, приводила их в порядок, полировала, перетягивала шелк на стульях. Иногда, натягивая ткань на раму, она вспоминала вышивки по канве Милены, и слезы наполняли ее глаза.
Вскоре распорядок дня Катринки стал таким же напряженным, как и в Чехословакии. Она работала по вечерам в отеле, днем моделью, если ее приглашали, снималась для журналов. В свободное время она приводила в порядок квартиру, но больше всего времени Катринка посвящала поискам сына. Чтобы получить какие-то сведения, она установила отношения с людьми, которые работали в то время в клинике. Но ей ничего не удалось узнать, потому что все боялись Циммермана и не желали разговаривать о своей работе. Когда эта попытка закончилась неудачей, она объездила все муниципалитеты Мюнхена, стараясь отыскать сведения об усыновлении ребенка. Каждый раз она возвращалась уставшая, временами она была близка к отчаянию, но все-таки не теряла надежду. Всегда был шанс, что где-нибудь она найдет то, что ищет.