Постепенно число присутствующих поубавилось: уходили те, кто был приглашен только на коктейль. Они пожимали руку Адама, целовали Катринку, напоминали о приглашениях, которые обещали вскоре оформить официально.
– Увидимся на Кауз, – уходя, сказал Тед Тернер, не замечая непонимающего взгляда Катринки. Кауз? Что это такое?
Нина Грэхем, от внимания которой ничего не могло ускользнуть, подошла к Катринке и спросила:
– Разве Адам не говорил тебе, что он участвует в регате «Фастнет»? Как это на него похоже! А я-то надеялась, что сейчас он, по крайней мере, информирует хотя бы тебя о своих планах.
«Фастнет»? – задумалась Катринка, которую Лиз Смит, подошедшая попрощаться, избавила от необходимости что-либо ответить своей свекрови. Катринка уменьшила возможность трений, посадив Нину за стол Адама, Кеннета – рядом с собой, а Клементину за третий стол с Александрой, которая теперь, после ухода Гудменов, могла позволить себе немного расслабиться. Из гостиной доносились мягкие звуки рояля, свободным потоком текли вино и беседы, пища была восхитительной, и когда шеф-повар вошел в столовую к концу обеда, его встретили аплодисментами.
– Все прошло хорошо, – сказал Адам, когда они проводили последнего гостя.
– Мне тоже так кажется, – счастливо улыбаясь, ответила Катринка. – Боже, я так устала. – Она обернулась к Картеру, Анне и девушке, которая начала убирать со столов. – Большое спасибо вам всем. Вы проделали просто фантастическую работу.
– Оставьте, что можно, до утра, – сказал Адам.
– Это не займет у нас много времени, сэр, – ответил Картер, зная, что никому, в том числе и ему самому, не может поправиться, если, проснувшись утром, они заметят неубранные свидетельства вчерашнего торжества.
Все пожелали друг другу спокойной ночи, и Адам с Катринкой, обнявшись, отправились по коридору, застеленному ковром, в свою спальню.
– Ты проделала громадную работу, – сказал Адам, – с вечеринкой, с квартирой, со всем.
– Ты правда так думаешь?
Они с Катринкой разделись, побывали в своих раздельных ванных комнатах и теперь готовились ко сну.
– А разве не так? Даже мама одобрила, – сказал Адам с усталой усмешкой.
– Не совсем, – сказала Катринка, – если говорить по правде. Это в основном Карлос, – добавила она, желая там, где надо, признать чужие заслуги.
– Дерьмо собачье. Этот педераст несчастный повесил бы в гостиной шторы с золотистыми оборками, если бы ты не контролировала его каждую минуту.
– Как ты можешь так говорить? – сказала Катринка, удивляясь и немного раздражаясь от таких нападок на Карлоса и его работу. Она была от нее просто в восторге. – Карлос очень талантливый. И у него прекрасный вкус.
– И у тебя тоже. Да и у меня, если уж на то пошло, – сказал Адам, наблюдая, как ее грациозная фигура скрывается в волнах бирюзового шелка.
– Что такое Кауз? – спросила она, когда его лицо вынырнуло из складок ткани.
– Это порт на острове Уайт, недалеко от побережья Англии. С 1776 года там более или менее регулярно проводятся регаты. Ты знаешь об этой новой яхте, которую я строю в Ларчмонте?
Катринка кивнула и вынула из прически бриллиантовые заколки, и волосы мягко упали ей на плечи. – Она предназначена для этой регаты в августе. «Фастнет».
– О, – сказала Катринка. Конечно, Адам не хотел это от нее скрывать, он просто не успел до сих пор сообщить ей об этом. – А я никак не могла понять, о чем говорил Тед Тернер.
Адам лег в кровать, закинув руки за голову и наблюдая за своей женой.
– Он тоже участвует в регате. Тебе понравится регата. Там будет большой сбор. И будет очень весело.
– Гм, – произнесла Катринка.
– Ты чего?
Она сама не знала.
– Ничего, – ответила она. – Я просто устала.
У Адама было столько всего, что занимало его мысли, столько сложностей в бизнесе плюс семья: он тревожился об отце, она это знала, и старался расширить дело Уилсона, чтобы помочь Клементине и мальчикам. Не удивительно, что иногда он забывал сообщить ей о своих планах.
– Тогда скорее ступай в кровать, – сказал он с шутливо-плотоядным видом. Она закончила снимать драгоценности и легла рядом с ним на огромной кровати. Он мгновенно обнял ее, и она почувствовала, как его губы медленно касаются ее шеи, поднимаясь к уху. – Слишком устала для этого?
– Нет, никогда, – ответила она. Она желала его всегда так же сильно, как он ее, даже сильнее, как ей иногда казалось. Она так любила его и хотела только одного – радовать его. Но чем ей заняться, если квартира готова? Как ей проводить время, пока Адам с головой погружен в бизнес, пока он строит себе яхты, планирует для себя регаты. После многих лет деятельной жизни ей было так трудно привыкать к ничегонеделанию. В ней было слишком много энергии, чтобы бездействовать. Ей нужно было занять чем-то свой ум, чтобы не слишком сосредоточиваться на единственном изъяне в ее идеальной жизни. Если бы она забеременела, подумала она в который раз. Они с Адамом были женаты уже два года, по детей все не было. А как легко все это произошло с Миреком, как невероятно легко. Почему это жизнь позволяет себе такие жестокие шутки? Но она ей не поддастся.
– Нет, никогда, – снова произнесла она. – Я действительно очень тебя люблю.
Глава 30
– Да, да, проводите его сюда, – настойчиво произнесла Катринка в телефонную трубку. Она повесила трубку, сложила бумаги, которые она разбирала, в папку, положила ее на стол рядом с банкеткой и с волнением ожидала, когда раздастся звонок в дверь. Как только она услышала звонок, она вскочила на ноги и помчалась открывать. Анна, которая на несколько секунд отстала, удивленно посмотрела на нее. Катринка распахнула дверь и бросилась в объятия стоявшего на пороге человека.
– Томаш! Томаш! Не могу поверить, что это действительно ты!
На нем были джинсы и кожаная куртка, на плече у него висела красная матерчатая сумка. Его волосы оставались по-прежнему густыми и кудрявыми, без всякого намека на седину. А высокая фигура была по-прежнему стройной. Если не считать нескольких новых морщин в уголках губ и около рта, он совсем не изменился.
– Золотко! – сказал он по-чешски. Какое-то мгновение они стояли, обнявшись, потом отступили назад, чтобы лучше рассмотреть друг друга. – Ты только посмотри! – сказал Томаш. – Какой ты стала элегантной дамой.
– А ты, наконец, преуспевающий кинорежиссер. О, Томаш, – прошептала она, снова крепко его обнимая, – я так счастлива тебя видеть. – По щекам Катринки потекли слезы, а Томаш быстро заморгал, сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Проходи, проходи же. – Она взяла его за руку и потащила в квартиру. – Ты хочешь что-нибудь поесть? Что-нибудь выпить?
– Кофе. Кофе будет лучше всего.
– Анна, это Томаш Гавличек. Я как-то рассказывала ей о тебе, – сказала она Томашу.
– Анна Бубеник, наша домоправительница. – Хотя Томаш за эти годы научился довольно бегло говорить по-английски, все трое, даже не заметив, заговорили по-чешски.
– Добрый день, – сказала Анна, пожимая ему руку. – Я очень надеюсь увидеть ваш фильм.
Радостное выражение лица Томаша слегка омрачилось.
– О, вы собираетесь его посмотреть? – спросил он.
Томаш приехал с делегацией из Чехословакии для показа одного из своих фильмов на Нью-Йоркском кинофестивале, который должен был состояться на следующей неделе.
– Анна идет со всей семьей, – сказала Катринка. – Мы уже устроили все с билетами.
– Я принесу кофе, – сказала Анна, когда Катринка, все еще не выпуская руки Томаша, повела его в библиотеку.
Томаш огляделся и присвистнул.
– Вот это да!
– Тебе нравится? – нетерпеливо спросила она. – В эту квартиру было вложено столько тяжелого труда, что Катринке никогда не надоедало ее показывать.
– Здесь изумительно.
– Спасибо, – сказала Катринка, ощутив при его похвале теплую волну радости. За пять месяцев, прошедших со времени приема по поводу новоселья Грэхемов, фото их квартиры появились в журналах «Шик» и «Вог», а в «Архитектурном дайджесте» недавно приняли решение сфотографировать ее для статьи о Карлосе Медине, который стал одним из самых популярных дизайнеров по интерьеру квартир в Нью-Йорке. Поэтому Катринке едва ли требовались дополнительные доказательства своего вкуса. И все-таки она немного волновалась, показывая свой дом Томашу. Он был ее самым старым и самым лучшим другом, но она боялась, что трудная жизнь могла ожесточить его, сделать циничным или, что еще хуже, завистливым к ее успеху. Ей следовало бы знать его лучше. Томаш никогда не завидовал богатству. Он всегда был равнодушен к деньгам.
– Это было так давно, – сказала она, усаживая его рядом с собой на банкетку. – Так давно. – Хотя за эти годы они часто писали друг другу, это была их первая встреча со времени ее отъезда из Чехословакии восемь лет назад. – Как Жужка? Мартин? Ты привез фотографии? Расскажи мне обо всем. – Слова вырывались у нее стремительным потоком, и ее чешский был таким же свободным, как и прежде, во многом благодаря тому, что Катринка частенько беседовала с Анной на этом языке.
Катринка изумительно выглядит, подумал Томаш. Он заметил чуть заметные тени у нее под глазами, но не стал придавать этому значения. С самого раннего детства Катринке не хватало двадцати четырех часов в сутках, чтобы выполнять все, что она собиралась сделать за день.
Вошла Анна с подносом, на котором стояли кофейник, чашки и тарелка шоколадных чипсов, и сказала извиняющимся тоном:
– Я хотела приготовить что-нибудь чешское, но мистер Грэхем сказал, что вы предпочтете это.
– Чешское тесто он может есть и дома. А здесь нужно попробовать что-нибудь другое. Шоколадные чипсы, – сказала она, смеясь. – Очень по-американски.
Томаш открыл «молнию» на сумке, вытащил оттуда конверт с фотографиями, протянул его Катринке, взял пирожное, откусил кусочек и объявил его превосходным. Довольная Анна удалилась, и Томаш переключил внимание на хозяйку дома, комментируя для нее фотографии: это Жужка с родителями – здесь она немного полная, но по-прежнему красивая; летний отпуск в Свитове у матери Томаша, очень постаревшей; Мартин – худой, темноволосый, уменьшенная копия своего отца, катается на велосипеде по знакомой тропинке у соседнего леса, Мартин и Томаш катаются на лыжах; дом бабушки и дедушки Катринки, который перешел теперь в собственность государства и его сдают кому-то в аренду, но он все еще в хорошем состоянии. Воспоминания нахлынули на Катринку, и на глазах у нее появились слезы.