Я вернулся на работу и должен сказать, что президент Насер сдержал свое обещание. Исмаил ни разу не посетил мои войска специального назначения на базе в Киншасе. Без сомнения, рано или поздно мы бы схлестнулись. Но Исмаил продержался всего шесть месяцев. 9 сентября 1969 года морской десант противника совершил рейд в северном секторе нашего округа Красного моря, оставаясь на нашей территории почти сутки, а Исмаил ничего об этом не знал. Насер уволил его второй раз.
Когда накануне захвата власти в мае 1971 года Садат искал сторонников в среде военных, он не мог не выбрать Исмаила Али. Тот ненавидел Насера. После того, как Садат призвал его на службу 15 мая 1971 года и назначил новым начальником Национальной службы разведки, он полностью принял сторону Садата. Теперь, в качестве замены Садека, Исмаил был еще более нужной фигурой. Его назначение только способствовало укреплению безопасности Садата.
Как я уже говорил, Садек был одной из трех ключевых фигур в заговоре Садата. Он всегда верил, что вследствие этого он будет иметь реальную власть. Например, он откровенно и публично высказывал свои взгляды, даже когда они противоречили взглядам Садата. И Садек пользовался популярностью в войсках, благодаря повышению окладов и пенсий, раздаче наград, организации поездок за границу, раздаче денег и привилегий своему окружению – то есть он использовал все обычные методы завоевания популярности. В ответ он требовал и получал абсолютную лояльность. Садату, который стремился утвердиться в качестве абсолютного правителя, Садек мог казаться угрозой.
У генерала Ахмеда Исмаила Али такого потенциала не было. Он был слабым человеком, который подчинялся вышестоящим и помыкал подчиненными. На него сильно повлияла вторая отставка в сентябре 1969 года. Он стал еще более нерешительным, чем раньше. Он избегал ответственности за принятие решений, предпочитая получать, а не отдавать приказы. Он был крайне непопулярен в войсках, что неудивительно, поскольку вел себя исключительно резко и, хотя он не интересовался личными проблемами людей вокруг него, он был твердым приверженцем непотизма, когда дело касалось его семьи или семей тех, кто мог ему помочь. В глазах Садата такая непопулярность была еще одним достоинством. Так же, как и то, что он и начальник Генштаба были в ссоре (Садат твердо верил в принцип «разделяй и властвуй»).
Также нельзя было забывать, что дни Исмаила Али были сочтены. И президент Садат это знал. После смерти Исмаила в декабре 1974 года результаты вскрытия, проведенного английскими врачами, лечившими его, показали, что рак у него прогрессировал по меньшей мере уже три года. (Я видел этот отчет, когда был послом в Лондоне). Таким образом, болезнь медленно убивала Исмаила уже год, когда президент Садат назначил его министром обороны и Главнокомандующим. Садат признался, что все знал. В своей речи в 1977 году Садат сказал, что знал о болезни Исмаила до октябрьской войны и во время нее, и врачи говорили ему, что Исмаил больной человек, не способный принимать решения.
В связи с этим возникают пугающие вопросы. Почему в самый критический момент Садат назначил на ответственный пост тяжелобольного человека? Неужели он ставил личные интересы выше жизненных интересов его страны?
Я сожалею, что так написал об Исмаиле. Но я должен говорить правду. Исмаил не годился для такой работы, и его слабость имела катастрофические последствия для страны. Грех лежит на том человеке, который назначил его, а затем манипулировал им, зная, что Исмаил умирает.
Случилось так, что в течение 11 месяцев нашей совместной работы до начала войны Исмаил и я редко спорили. Мы оба старались изо всех сил. Кроме того, нам не из-за чего было спорить. Наши планы были готовы. Конечно, мы постоянно вносили в них поправки, когда получали сведения о противнике или у нас вступали в строй новые войсковые части. Но ядро этих планов не менялось. Что касается ведомственных дел, Исмаил продолжал контролировать работу Управления разведки и Управления кадров, но он позволял мне вмешиваться в дела Финансового управления. Наедине со мной он не пытался скрыть свою неприязнь, но на людях он никогда на меня не нападал. Нам удавалось ладить.
Как мы увидим, во время самой войны все было по-другому. Но опять виноват был Садат. После войны Исмаил, конечно же, сыграл свою роль в кампании Садата по моей дискредитации. Некий английский историк, который после войны взял продолжительное интервью у Исмаила, затем приехал ко мне в посольство в Лондоне и рассказал мне, как ему не советовали упоминать мое имя в присутствии Исмаила. Но без этого оказалось невозможно разумно говорить о войне. Выведенный из себя, Исмаил неожиданно выплеснул всю свою неприязнь ко мне, на грани ненависти.
И все же, в конце концов, он чувствовал свою вину. В 1974 году в последней попытке приостановить развитие рака Исмаил лег в частную клинику в Лондоне. Я приехал навестить его. Он знал, что умирает. Вдруг он сказал: «Я знаю, что ты был предметом злобных и несправедливых нападок. Этого всегда хотел президент. Даже когда мы снимали документальный фильм о войне, президент приказал изъять твое имя и фотографию. Я хочу, чтобы ты знал, что я сказал ему: генерал Шазли принадлежит истории, мы не можем это игнорировать…». Я его успокоил. Я сказал, что Аллаху известны все факты и что происходит в наших сердцах, и говорил то, что обычно говорят умирающему. Затем я уехал, размышляя о том, что делают люди ради преходящей власти, и мысленно молясь о том, чтобы это искушение меня миновало.
Во время первых дней пребывания Исмаила на посту министра возник только один вопрос нашей подготовки к войне, которым он занимался: строительство нашего песчаного вала на западном берегу канала. Наше решение вести огонь прикрытия с западного берега означало, как Васел напомнил президенту во время того печально закончившегося заседания Верховного совета вооруженных сил, что нам нужна более высокая насыпь, чем у Израиля, в качестве платформы для ведения огня. (Мы на самом деле начали возводить песчаный вал в конце 1969 года в противовес израильскому валу, который начал возводиться за 8–10 месяцев до того). Чем выше они насыпали свой вал, тем выше мы воздвигали свой, хотя их насыпь всегда превосходила нашу и была лучше оборудована). За некоторое время до своего увольнения Садек безуспешно просил выделить 23 миллиона египетских фунтов из резервного фонда для завершения работ.
Теперь, через несколько дней после назначения Исмаила, деньги были выделены. К концу 1972 года наши инженерные войска возвели не сплошную насыпь, но 30 отдельных валов вдоль пяти фронтов, 30 метров высотой из 110 000 куб. м. песка каждый. Это были гигантские сооружения, прекрасные площадки для ведения огня нашими танками и установками противотанковых управляемых снарядов на начальных этапах наступления.
29 октября 1972 года, 17:00: Тем временем начался ропот по поводу увольнения Садека. Нам не пришлось долго ждать, чтобы убедиться, что многие разделяли его взгляды. Генерал Саид эль Махи, начальник Управления артиллерии позвонил и сказал, что некий молодой офицер в артиллерийском училище открыто критиковал президента. Начальник училища объяснил собранию молодых офицеров, почему уволили Садека. (Текст краткого объяснения был спешно распространен преемником Садека). «Президент не разбирается в военных вопросах», – сказал один молодой офицер. Всеобщий ужас. Но, когда началось расследование, молодой человек это отрицал – следуя разумному совету с чьей-то стороны, как я полагаю. Его отрицание было принято, и, к всеобщему удовлетворению, инцидент был исчерпан. Но вскоре последовали более серьезные выражения недовольства.
11 ноября, 17.45: меня вызвал президент в Гизу. Туда уже прибыли министр внутренних дел Мамдух Салем и заместитель руководителя Национальной службы разведки Эззат Сулейман. Был раскрыт заговор.
Все случилось несколько дней тому назад, когда капитан Управления разведки наткнулся на что-то такое, что возбудило у него подозрения в отношении некой группы офицеров. Вместо того, чтобы сообщить своим начальникам, он обратился прямо к президенту. Выслушав его, Садат начал подозревать, что сотрудники Управления разведки сами участвуют в происходящем, и обратился в Национальную службу разведки с приказом разобраться. Национальная служба разведки подтвердила, что некоторые офицеры, сторонники Садека, проводили собрания с такими мерами предосторожности, которые не позволили узнать, что там происходило. Полный подозрений, президент решил нанести удар по этой группе до получения доказательств. И вот мы сидели и слушали Эзата Сулеймана, который излагал нам все, что НСР удалось узнать об этой организации.
Даже само название – «За спасение Египта» – говорило об их наивности. По сути, эти люди разделяли взгляды Садека.
Они также полагали, что некая сила пытается подтолкнуть нас к войне, когда мы еще не готовы, что это приведет к уничтожению наших вооруженных сил, к падению режима и политическим волнениям, а там и к появлению в Египте коммунизма и его распространению по всему арабскому миру.
Я с таким анализом был не согласен. Это и была причина моих расхождений с Садеком. Но Садек и я дружили 30 лет, с тех пор, как были младшими офицерами. Я так же не сомневался в его мужестве и патриотизме, как не сомневаюсь и сейчас. Я не одобрял то, что собирались сделать его сторонники, но в душе я был уверен, что Садек не выступает от чьего-либо имени. Я с грустью слушал, как президент Садат стал поносить Садека как марионетку в руках Саудовской Аравии. Садат сказал, что Садек агент короля Фейсала, получающий из его рук деньги, золотые изделия, дорогие подарки и в ответ выполняющий его приказы. Мамдух Салем поспешил подтвердить все, что говорил президент. Я молчал, будучи не в состоянии опровергнуть факты, но про себя вспоминая письмо, которое Садат послал королю Фейсалу всего год назад, прося Фейсала доверять Садеку, как ему самому. Может быть, Фейсал именно так и поступал?