Они вышли, сели на скамейку, помолчали. Илья чувствовал какое-то напряжение. Тревога летала в воздухе, касалась крылом, заставляла учащенно биться сердце.
— Скажи мне, — с трудом начал отец, когда молчание стало просто невыносимым, — ты как планируешь свою жизнь?
— Мы с Олей хотели поступать в Саратов: она в юридическую академию, а я в медицинский вуз. А дальше пока не заглядывали.
— Интересно, — отец покосился на сына. — Почему я об этом впервые слышу? Ты не торопишься? Вы знакомы всего пару месяцев.
— Пап, слышал легенду о двух половинках души, разбросанных по свету?
— Допустим. И что?
— Вот Оля — моя половинка. Я понял это мгновенно. Сразу, как только ее увидел у нашей машины с вещами.
— Сын, да ты романтик! Не знал, — Антон Николаевич покачал головой. — Вы жить вместе собирались?
— Нет, что ты! — смутился Илья, хотя мысли такие у него возникали. — Так далеко мы не загадывали.
— Ответь мне, как мужчина, ты с Ольгой спал?
— Зачем такие вопросы? Конечно, нет! — Илья не понимал, куда клонит отец, и от этого чувствовал себя ещё хуже.
«Опасность!» — билась в висках мысль.
— Вот и отлично! А теперь обдумай ситуацию: Игорь Владимирович доказал операм, что у него есть алиби. Утром он приехал домой около шести утра и сразу лёг спать. Олю нашли в это же время. Если бы насильником был ваш учитель, он не успел бы вернуться домой. Так что ты зря на него набросился. Счастье ещё, что его жена родила без осложнений, и девочка жива-здорова. Иначе даже страшно представить…
— А кто его алиби подтвердил? Жена?
— Да.
— Но она могла и солгать. Я ее видел. Это подневольная женщина. Скажет все, о чем ее попросят. Чувствуется, что историк — домашний тиран.
— Ну, твои чувства к делу не пришьёшь, а ее показания можно. Получается, что следующим подозреваемым являешься ты.
— Ерунда. Меня видела цела толпа одноклассников.
— В том-то и дело, что полиция сравнила их показания и выяснила. Что в промежуток между шестью часами утра и шестью тридцатью тебя никто не видел.
— Все правильно. Я ушёл от компании Сашки Степанова и отправился искать Олю. Я к тому времени ее уже полчаса не видел. Думаю, преступление и совершилось с пяти тридцати до шести часов, — не сдавался Илья.
— Оля сказала полиции, что у насильника были синие глаза. На опознании она историка не узнала. Духи, запах которых ее преследовал, у историка дома не нашли.
— Историк — трус. Он мог нанять любого отморозка для осуществления своей мести. А флакон духов выбросил.
— Подожди, не перебивай меня. Проблема в том, что мужской парфюм, который остро чувствовала Оля, был похож на твой…
— Что за чушь? Хотя… Погоди, Оля надевала мой пиджак. Естественно… Или…Ах, сволочь! Он специально надушился моим парфюмом.
Илья взволнованно зашагал по аллее. Только поймав расстроенный взгляд отца, он остановился: его возбуждение со стороны выглядело, видимо, безумием.
— А как это доказать? По твоим словам, ваш учитель истории просто сексуальный маньяк.
— Он такой и есть! — закричал Илья. — Почему вы все не верите! Ты бы видел, какими глазами он смотрел на девчонок. А эти шуточки его сальные!
— Например, какие?
— Однажды он Жанне, подружке Олиной, при всём классе сказал: «Что ты за дверную ручку хватаешься? Привыкай за другие места держаться». Понимаешь, на что он намекал?
— Н-да! Почему тогда все молчали?
— Говорили. Скромные девочки родителям жаловались, но те воспринимали его слова так же, как ты: качали головой и ничего не делали. Бесполезно. А нескромные сами готовы были над каждой шуткой смеяться, в глазки заглядывали. Вот скажи, — горячился Илья, — почему у нас законы не работают? Весь мир помешан на правах женщин. В некоторых странах даже простые намеки воспримут как сексуальное домогательство и накажут. А у нас? Этот козел Олю дёрнул так, что она упала на его колени, а он щупать начал. Потом ещё и домой заявился, услуги репетитора предлагал. А Оля сказать ничего не могла, чтобы бабушку не расстраивать. Как это называется?
— Я все понимаю. Но, увы, судьба Оли уже определилась. Вряд ли нашим семьям по пути. Вот мы с мамой и решили: пока идёт следствие, мы отправим тебя в бабушке в Санкт-Петербург.
— Я не поеду! — вскочил Илья. — Кем я буду выглядеть перед Олей? Подлецом? Ты же не так меня воспитывал! Говорил, что мужик должен быть мужиком. Не бояться трудностей. А кто я? Клялся в любви, планировал связать с Олей свою жизнь, а брошу в самый трудный момент.
— Подожди, не торопись казнить себя, — удержал его за руку отец, — не все так просто. Я вчера разговаривал с мамой Оли. Она очень зла. Сказала, что девушка думает, будто это ты напал на неё. Оля видеть тебя не хочет.
— Не верю! Это Олина мама так думает! Мы сами разберёмся! Не вмешивайтесь! — Илья сорвался с места и побежал, но спортивный отец в два прыжка догнал сына и зажал его сзади в захват.
— Отпусти меня! — кричал Илья, пытаясь вырваться из цепких рук. — Сам не будь подонком.
— Прости, сын, — Антон Николаевич держал сына мертвой хваткой и тащил к машине. — Ты мой ребёнок. Ты мне дороже Оли и всего, что с ней связано. Я не дам тебе из-за девчонки сломать свою жизнь.
Илья сопротивлялся изо всех сил, но откуда-то к отцу прибежала подмога в виде водителя. Юноша почувствовал укол в шею, тело стало вялым, сопротивление слабым.
Пришёл в себя он на заднем сиденье машины. Сел. Протер глаза. За окном разливалась темнота.
— Очнулся? — посмотрел в зеркало заднего вида водитель отца. — Ну, и молодец.
— Где я? — просипел Илья. — Куда вы меня везёте?
— Не переживай. Скоро прибудем на место.
— Какое?
— В Питер. К бабушке.
— Я не хочу. Откройте дверь!
— Не могу. Я выполняю приказ полковника.
Илья подергал дверцу машины: заблокировано. Проверил карманы: телефон исчез. Откинулся на подголовник. К горлу подкатила тошнота. Он уже больше суток не видел Олю и знал о ее состоянии только со слов отца. Он уже не мог доверять его словам. Что Оля подумает о любимом, который исчез? В уголках глаз закипели слезы. Илья зло их смахнул. Убивало ещё предательство родителей. Как они могли? Он взрослый восемнадцатилетний парень, вполне готов сам отвечать за свою жизнь.
— Дайте мне телефон, пожалуйста, — взмолился Илья. — Отец не узнает.
Водитель внимательно посмотрел на него, секунду подумал и протянул сотовый. Илья набрал номер Оли, который помнил по памяти. Долго с волнением ждал ответ, но длинные гудки закончились официальным сообщением о том, что абонент не доступен.
Илья не сдавался. Он звонил раз за разом, пока наконец не услышал щелчок.
— Да? Кто вы? — произнёс усталый голос Олиной мамы.
— Галина Семёновна, это я, — крикнул Илья, — простите, я могу поговорить с Олей? Пожалуйста!
— Что, подонок, посмеялся над моей девочкой, а теперь поговорить хочешь? — голос вибрировал от едва сдерживаемого гнева.
Илья растерялся. Что изменилось за сутки? Почему Галина Семёновна так с ним разговаривает? Только потому, что он долго не показывался? Но это можно объяснить.
— Я не смеялся над Олей. Я ее люблю, — тихо сказал он, чувствуя, что по-детски оправдывается.
— Оставь нас в покое! Оля не хочет тебя видеть. Ты сломал нам жизнь, маленький негодяй!
В трубке раздались короткие гудки. Илья растерянно посмотрел на телефон, и слезы отчаяния покатились по щекам.
— Не переживай, так, парень, — посмотрел на него шофёр. — В твоей жизни будет ещё много девушек. Первая любовь всегда трудная, зато всю жизнь будешь ее помнить. Так человек устроен.
— Любовь прекрасна. Только подлые люди втоптали ее в грязь.
Илья вытер кулаком слезы, упрямо поджал губы и уставился в окно. Огни большого города покрывали все видимое пространство. Красные, зеленые, желтые, синие — они весело подмигивали, будто говорили: «Не переживай. Жизнь продолжается. Судьба не раз удивит тебя своими поворотами. Если вам суждено быть вместе, значит, ещё встретитесь. Мир большой, и для вас найдётся место».
У бабушки Илья прожил две недели. Каждый день он звонил Оле, но всегда нарывался на злой и усталый голос ее матери. А потом номер отключили. Связь оборвалась. Бабушку никто не посвятил в детали столь спешного переезда, поэтому она решила, что внук просто приехал в гости.
Вскоре появились и родители. Оказывается, отец нажал на нужные кнопки и перевёлся на службу в Питер. Нужно было подавать документы в вуз, но Илья категорически отказался. Он замкнулся в себе, молча выслушивал наставления, не вступал в перепалку и после очередного воспитательного момента уходил в свою комнату. Поступать в вуз категорически отказался: пошёл работать курьером в юридическую консультацию, так как не хотел жить за счёт отца.
Иногда он слушал, как ругаются родители, как плачет тайком мама, но из детского упрямства не желал сдаваться.
К сентябрю накопил немного денег и переехал жить к бабушке, которая понимала, что в семье что-то произошло, но ничего изменить не могла. А ещё через месяц махнул в Саратов, надеясь, что найдёт там Олю. Но девушка не подавала документы в академию. Круг замкнулся. Илья вернулся в Питер.
Опять много работал и поехал в северный городок, где пережил моменты и наивысшего счастья, и самого глубокого несчастья.
Илья шёл к дому Оли на ватных ногах: не знал, как она его встретит, что спросит, обрадуется или, наоборот, прогонит. Он долго звонил в квартиру, но никто не отвечал. Пришёл снова на второй день и на третий. В подъезде встретил сплетницу бабу Аню.
— И-и-и, — пропела она, — и кто это залетел к нам в гости? Что здесь забыл, голубь сизокрылый?
— Анна Николаевна, не знаете, где мне найти Олю?
— А зачем тебе нужна эта шалава подзаборная? Забудь ты, парень, Ольку, не порти себе жизнь.
— Зачем вы так! — чуть не захлебнулся от возмущения Илья. — Некрасиво пожилой женщине говорить плохо о хорошей девушке.
— Хорошие с кем попало по кустам не шляются. Иди отсюда. Нет здесь твоей Ольки. Переехали, а куда, мне неведомо. Ишь, ты, воспитывать меня всякий проходимец будет, — были последние слова, которые он услышал от бывшей соседки.