ФОТОРЕПОРТАЖ С МЕДОНСКОГО БАЗАРА
Холодный сырой предрождественский день, и
Фонтаны замедлены зимнею ленью.
Базар – средь графической черни древесных
Стволов...
И лавчонкам, и людям так тесно!
Зелёные крабы, бутылки, трава и...
Их сговор от серого неба спасает,
От скучного зимнего освещенья,
Прилавки, зелёной укрытые тенью.
Базар! Он воистину раблезианский:
Деревья – все в каплях,
И в радужных красках
Расбросаны отблески яблочек райских
В три цвета, на ветках блестящих и гнутых.
Две важных, парадных сороки клюют их.
Дроздишка на деревце слёту садится,
За ним и ворона (огромная птица –
И кажется, ветке пора подломиться).
Сороки слетели. Ворона осталась.
А солнце сквозь капли вовсю разблисталось.
И бежевы стены...
И ты несомненно
Реален, не меньше, чем вся эта сцена,
Где рыбы блестят, как жестянки. А мята...
...............................................................................
Ты сквозь объектив всё протащишь куда-то,
Базар за собой уведёшь ты, как будто
Флейтист...
А тебя кто-то в ту же минуту
Куда – сам не знаешь, но определённо
Тебя и базар, и дрозда, и ворону
Увёл точно так же куда-то... И это...
Умножит твои появления где-то:
Во встречном окне, под кистями рассвета,
Хоть в небе, или у кого-то на фото
По той по неважной причине, что кто-то
Снимал просто так, не прицелясь, куда-то,
И ты вдруг забрался, как некий «нон грата»,
С базара на матрицу аппарата,
Случайно став бликом чьего-то прихвата,
И вдруг объявляешься где-то когда-то
(чужей Ланцелота или Писистрата)
Нежданно, негаданно, замысловато.
И тут уж не важны ни возраст, ни дата...
Так мы остаёмся в чужих аппаратах,
Так мы отражаемся в чьих то глазах –
в сорочьих, в собачьих,
И кто-то куда-то
Уносит часть памяти... Чья она? Чья-то,
Наслаиваясь, как на асфальте заплата,
Безвестно, незримо – но ты отпечатан
На стенках и в двориках, и в площадях...
25 декабря 2011
ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС
Рождество в Шартрском соборе
Ты привык, забравшись внутрь шкатулки,
Свет витражный видеть среди мглы,
Где слова уже давно не гулки,
И темны колонные стволы.
Под сплетеньем каменных подкрылий
Столько поколений тут прошло...
Закоптили, вусмерть замолили
Всех витражей звонкое стекло!
И в колоннах, и со сводом вровень
По нервюрам затаилась мгла...
Но не только шёпот суесловий,
Даже копоть к небу не дошла!
Так прошли века, года умчались
В темноту готических сплетений...
Только вдруг столетья раскачались
И в Реке Времён отрылись броды:
Засверкали стрельчатые своды
В закоулки загоняя тени!
Гул органный вместо бормотанья
Прямо в небо музыку несёт!
Лазерное синее сверканье –
Метр за метром очищает свод!
Он тысячелетьем нам обещан
Этот благородный белый камень,
От старинной копоти очищен,
От молитв и прочих бормотаний...
Нам теперь перекликаться с теми,
Кто увидел новыми и белыми
Канелюры стрельчатых сплетений,
А витражи – яркими и целыми.
Так смотри глазами тех, кто строил
До тебя тут лет за девятьсот:
Белое, прозрачное, сквозное
Поднимает праздничность под свод.
С тягою земною в вечном споре
Аркбутаны гнутся кружевно...
И вертеп рождественский в соборе
Тот же самый, что давным давно:
В нём под сенью камышовой крыши –
Люлька, празднично накрытый стол...
Вол смеётся, в четверть уха слыша,
Как болтает с лошадью осёл.
За дощатой дверью ветер веет
И сгоняет снег со щёк земли...
Если звери говорить умеют –
Значит их из сказок привели!
Гул органный вместо бормотанья
Речи их до неба донесёт...
Праздничное синее сверканье –
Шаг за шагом очищает свод.
1 января 2012
РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ЧУДЕСА
Славе Швец
Разлетались ангелы по Риму
И трубят в беззвучные тромбоны,
Крылья шелестят неуловимо,
В ветви пиний прячутся вороны.
И одетый чопорно и строго
(Петербургский всё ж таки профессор!)
Вместо кузнеца Данилы – Гоголь
Сел на дрессированного беса!
И поводья взяв двумя руками,
Под дождём, лупящим по плащу,
Он пришпорил чёрта каблуками:
«Живо – в Рим! Не то перекрещу!»
Он запарковался под платаном,
Привязал свой адский транспорт крепко,
И себя похлопав по карманам,
Сел за столиком в кафешке «Греко».
Пётр-апостол буркнул: « Не положе...»,
Помянув и ту, и эту мать,
Но сегодня даже он не может
Чёрта с римской улицы прогнать!
Ангелам велит трубить тревогу,
Только им в подпитье дела нет,
Что вот в Риме лакомится Гоголь
Кучею пирожных и конфет...
Крылья шелестят неуловимо....
Над асфальтом и над чёртом сонным,
И танцуют ангелы над Римом,
И трубят в беззвучные тромбоны.
2 января 2012
СЕГОДНЯ
Ненужные книги толпятся
В шкафах, таких же никчёмных,
И край 21-ого века
Уже успел приподняться
Над этажами переполненных полок,
Лакированных, пыльных и тёмных.
Когда-то в Кириллово-Белозерском монастыре
В писарской опустелой палате
Письмо в Печоры собратьям своим
На сером бумажном квадрате
Писал отец Никодим:
«Вот и кончилось наше искусство,
С досок делают дюжинами книги,
Будто пряники печатные пекутся!
И по почерку теперь не узнаешь,
Кто писал-переписывал ту книгу,
Ибо все одинаковы, ну точно
Как подрясники в ризнице ночью!
Нет на буквицах ни золота, ни киновари
Даже имени того, кто годами...»
А на этом письмо и обрывается...
Прошли пять веков Гутенберга.
А ещё – бесписьменной кучею
Времена до Гомера, когда-то...
От всего остаётся в лучшем случае
Обломок музейного экспоната,
А порой – лишь вторая дата!
Но по книжным магазинам народ всё толпится,
Будто претендуя на очевидное знанье,
И никто ни клочка прошлому не отдаёт:
Ни желтизну бумаги, ни её шуршанье...
Так цепляются хоть за шорох полутёмной страницы,
Хоть за растресканный кожаный переплёт,
Даже за невнятные запахи пыли...
И кажется, всё так просто,
Ну как будто курткой заменили пальто,
И о нём давно позабыли...
А вот что потеряли и что получили –
На самом деле не знает никто...
7 января 2012
МОКРЫЙ ТРИПТИХ
1.
Необычное всё
Начинается с повседневности,
Запах лошади в мокром лесу...
Бурундук проскочил, как мгновенье.
Этой странной незимней зимой
Есть грибы под гниющей листвой,
И разносит крик цапли
Мокрый ветер осенний
(А может – весенний?)
2.
Из машины в окошко:
Намокшего ветра крученье
В пять часов предвечерья –
Треугольники с размытыми краями:
Это дремлют дома,
А в незримости где-то
Автострада гудит,
Как встревоженный пчельник.
Фонари. Деревенская улица.
В окнах ёлок не сосчитаешь – сочельник.
И незимней зимой –
Такая не тёмная тьма!
3.
На прилавке уличном перед кафе,
Которое прилепилось к пожухлой стене,
Те же устрицы, те же бутылки и те же лимоны...
Тот же повар жарит всё тех же кур,
Перед вертелом мельтеша в глубине.
А на голых ветвях
В тех же позах всё те же вороны.
Ну так всё-таки что –
20 лет, или 20 минут?
Те же столики, те же навесы...а может,
Эта чашка и я...
Как случилось, что всё так похоже?
Только зеркала нету...
Но это и к лучшему тут...
7 января 2012
* * *
Когда б вы знали, из какого сора...
А.Ахматова.
Собака приносит на лапах лесную грязь,
Кошка, мурча, нюхает мир,
недоступный ей,
Запах лужи с отраженьем и неба, и нас,
И палой листвы и каких-то зимних зверей...
Кривое отражение дятла в луже
Кошка угадает через глинистый след.
Вон она как по комнате кружит,
У входа в тот мир, которого нет...
Собака гуляет с нами подолгу –
Через лес, поляны, по соседним городкам...
У нас ещё есть книги, картины, фотки,
А у кошки – только слух, да нюх, неведомые нам,
(В дополненье к несовершенным кошачьим глазам...)
Кошка занесёт на ёлку, играя,
Невнятный отражённый свет извне.
А в комнату из-за стёкол заглянут, мигая,
Глаза котов в заоконной стране –
Цветные лампочки в двойном окне.
Так вот зачем собака приносит на лапах
Оттуда, из уличной лесной страны,
Минуя прелых листьев запах,
Следы невидимой луны!
13 января 2012
* * *
Ямб связан с осенью. Но не
Её, а ямба я боялся,
(Банальность что ли мнилась мне?)
Зато сливался дактиль вальса
С листвой, кружащейся в окне,
Хоть осень, в общем, не по мне.
И об неё я спотыкался
Не раз и в яви, и во сне....
Нет, лето всё же многозначней...
Над средиземною волной
Кружит мир лепестков прозрачный!
Он олеандровой стеной