В общем-то нет. Алис отвернулась, чувствуя, как ее сердце сжимается от боли.
Конечно же, он хочет иметь семью. И в этом нет ничего удивительного. Ведь желание иметь дочерей и сыновей очень сильно у таких чувственных мужчин, как Гордон. Она поспешила на кухню, чтобы немного прийти в себя.
— Что случилось? — В дверях стоял Эрнан. Он выглядел уставшим, под глазами залегли темные круги.
— Ничего не случилось. Почему вы так решили? Просто, когда я вошла, Джоки не обратил на меня никакого внимания. А это говорит о том, что Его Величество рассердился, потому что обед запоздал.
— Видно, требовательный парень.
— Еще какой…
Алис положила в миску кошачью еду и принялась готовить кофе.
— Хотите перекусить? — спросила она, когда кофе был готов. — Я обычно делаю покупки по выходным, поэтому могу предложить только сандвичи с ветчиной и салатом или омлет.
— Достаточно сандвичей. Вы не возражаете, если я сниму пиджак? У вас здесь жарко, а я мало спал последние дни. Вам же не понравится, если я усну у вас прямо на кухне.
— Чувствуйте себя как дома, — заставила себя улыбнуться Алис.
Если бы кто-нибудь сказал ей утром, что Эрнан Гордон будет сегодня раздеваться в ее доме, она бы рассмеялась этому человеку в лицо. События менялись слишком быстро, а это опасно. Слишком опасно.
— У вас была трудная неделя?
— Ужасно трудная, — подтвердил он.
Гость снял пиджак и галстук и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. И сразу же Алис стало трудно дышать. Он стал таким домашним, близким. Она поспешила отвернуться и занялась приготовлением еды. Джоки, наевшись, шмыгнул через собственную дверцу в сад.
— Ну, все ваши дела закончились удачно? — спросила Алис спустя несколько минут.
— Конечно. — В голосе Гордона звучали нотки превосходства. — Я всегда все довожу до конца.
— Ну тогда вы счастливчик, — сказала она, ставя на поднос тарелку с сандвичами и кофейник.
— Разрешите, я помогу вам.
Он взял поднос, Алис прихватила сахар и молоко, и они направились в гостиную.
— Очень хорошая комната, — заметил Эрнан.
— Да, мне тоже нравится.
После смерти родителей Алис продала их особняк, и у нее не было проблем с деньгами. Она купила эту дорогую квартиру и обставила ее так, как ей захотелось. Гостиная была выдержана в коричневых и красных тонах. Бордовые занавески на окнах гармонировали с кофейных оттенков коврами и обоями. Вся мебель была темно-коричневая, сияющая позолотой.
— Садитесь, вы, наверное, хотите есть, — Алис подняла и тут же опустила глаза, не в силах выдержать взгляд мужчины, так близко стоящего от нее. Она не стала садиться рядом с ним на диван, а опустилась на краешек стула.
— Вы, конечно, получаете большое удовольствие от своей квартиры? — спросил он, расправляясь с сандвичем.
Его взгляд задержался на картинах, висевших на стене напротив него.
— Это Джон Джеймс Одюбон, начало прошлого века, кажется, «Неприкаянный голубь», а это «Флоридские дюны» Рея Эллиса, наше время. Не так ли? — оживился Эрнан.
— Да, вы правы.
Она была удивлена его знанием живописи не меньше, чем любовью к животным.
— Несколько картин Эллиса выставлялись в галерее, которую я оформляла. Он великолепный художник и очень приятный человек, но мало кому известен в Калифорнии, его больше знают на юго-востоке США. И у него не было влиятельного покровителя, который бы помогал ему пробиваться в жизни. Вам нравятся его работы?
— Моей тетушке нравятся. Она следит за его успехами уже много лет. Ведь он прекрасный маринист, и она была очень рада, когда выпустили альбом с репродукциями его картин. Он плавал на своей сорокафутовой яхте вдоль побережья Каролины, Джорджии и Флориды и создал неповторимые этюды. Кстати, я видел его законченные работы на презентации в галерее Харви Энджерса. Это была ваша идея выставить его?
— Моя.
Эрнан расслабленно сидел на диване, вытянув ноги, и во всем его облике было что-то теплое и уютное, притягивающее.
— Понятно. Ведь Энджерс не филантроп. И вряд ли бы согласился выставлять малоизвестного художника на вернисаже. Вероятно, вы соблазнили хозяина какой-то прибылью?
— Ну, в общем-то да.
Она не была уверена, одобряет ли Гордон такие действия, — скорее всего, да, — но в ее голосе зазвучали оправдательные нотки:
— Рею Эллису необходима реклама, а мистеру Энджерсу — сенсация, и он, конечно, не упустил свою возможность. Но в его галерее были представлены в основном известные художники.
— О, я не критикую вашу доброту, Алис. Совсем наоборот. — Он с пониманием взглянул на нее. — Но это не вяжется с образом деловой женщины, делающей карьеру. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что добиться успеха на атлантическом побережье страны намного проще, чем на тихоокеанском.
Что она могла ответить Гордону и что ей следовало бы ответить? Ведь совсем не обязана отчитываться перед ним в своих действиях, независимо от того, плохи они или хороши. Алис улыбнулась ослепительной улыбкой, которая, однако, не коснулась ее глаз, выражающих истинное состояние души.
— Это одна из маленьких загадок нашей жизни, Эрнан. Когда мы начинаем думать, что все поддается логическому объяснению, мы глубоко заблуждаемся. И это случается постоянно.
— Но только не со мной. — Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. — Я бы выпил еще чашку кофе, прежде чем отправлюсь домой.
— Конечно. — Она почти бегом выбежала в кухню.
Почему для него так важно, что ей нравится на самом деле? Очевидно, он неравнодушен к ней. Но это легкое увлечение совершенно не затрагивает его сердце.
— Итак, мы завтра обедаем вместе?
Алис вздрогнула от неожиданности, когда у нее за спиной раздался голос гостя.
— Жаль, но вряд ли получится.
— Вам, правда, жаль? — Он подошел и встал рядом у нее за спиной. — У вас восхитительные волосы. — Его рука коснулась прядей у шеи. — Почему бы вам не пообедать со мной? Почему вы так боитесь мужчин?
— Я не боюсь! — Алис почувствовала легкую дрожь. — Это глупо и смешно!
— Я не верю вам. — Он развернул ее к себе и взглянул в глаза, потом наклонился. Поцелуй был теплым и обезоруживающим, заставляющим трепетать от желания.
Алис знала, что должна оттолкнуть искусителя. Но то, что требовал рассудок, не поддавалось велению сердца. Эрнан целовал ее неторопливо и томно, соблазняя с той уверенностью в себе, какая свойственна всем мужчинам. Поцелуев уже было недостаточно, хотелось большего.
Руки мужчины нежно сжимали ее хрупкое тело, в то время как его язык путешествовал у нее во рту. Неожиданно она вдруг начала осознавать, что уже почти наполовину раздета, что все зашло слишком далеко.
— Нет! — Алис резко вырвалась из объятий. — Я не хочу этого, не могу! — Она принялась трясущимися руками натягивать блузку.
— Почему?
Эрнан не пытался снова коснуться ее, видя, как бешено сверкают женские глаза. Упрямо сжав губы, он повторил:
— Почему, милая? Чего вы так боитесь? Меня? Вы думаете, что я слишком большой? Что я причиню вам боль?
— Нет! — воскликнула женщина, и краска стыда залила ее лицо.
Он хотел того же, что и она. Но у нее не было сил просто взять и уйти из его жизни после того, что между ними произойдет. Не такой она человек. Боль, которую пришлось испытать в юности, воскресла. Отдать свое тело — значит отдать и сердце, иначе и быть не может. И пусть не думает, что она из тех женщин, которые удовлетворяются сиюминутной страстью.
— Извини. Я не должна была доводить до этого… — Она отчаянно затрясла головой, не находя слов.
— Это не причинит тебе боль. — В голосе Эрнана послышались укоряющие нотки. — Тебе нужно снова доверять людям, несмотря на то, что произошло с тобой в прошлом.
— Оставь меня! — закричала она.
Надо прекращать все это. Он не способен ничего понять, и это просто убивает ее. Интересно, что бы этот человек сказал, если бы узнал, что она из себя представляет? Что ее тело утратило самое главное для женщины предназначение? Хотя это, наверное, неважно для него. Ему нужен секс, нужны ни к чему не обязывающая близость, наслаждение. Назови это как хочешь…
Вероятно, тот ночной случай в окрестностях Лос-Анджелеса лишь подкрепил его уверенность, что отношения с ним будут изысканным удовольствием.
— Я говорила вам, что не хочу никаких увлечений? Ни с кем! И если вы предложили мне работу, думая, что я буду спать с вами…
— Достаточно!
Его лицо было подобно небу во время грозы. Когда Алис поняла, какую глупость только что ляпнула, она испуганно прижала руку к губам.
— Я сделаю вам одолжение и забуду то, что вы сейчас сказали. Но только после того, как мы расставим все точки над «i». Мне не приходилось никогда покупать ни одной женщины. Это для вас, надеюсь, ясно?
— Да, — прошептала она, кусая губы. — Я не это имела в виду.
— Я точно знаю, что вы имели в виду. Но не забывайте одну старую пословицу о том, что люди, которые живут в стеклянных домах, не должны бросаться камнями.
Он резко повернулся и направился в кухню, сорвал со спинки кресла пиджак и галстук…
— Эрнан, пожалуйста, позвольте мне объяснить.
— Нечего объяснять — грубо отрезал он. — Увидимся в понедельник утром.
Он ушел, ни разу не оглянувшись. Когда захлопнулась входная дверь, ноги перестали слушаться Алис, и она опустилась прямо на пол.
Как можно было вести себя так! Она, наверное, сошла с ума. Он никогда не простит ее… Женщина разрыдалась, представив себе, как они лежат в постели. Нет, нельзя было допустить интимных отношений с таким мужчиной, как Гордон. И, как ни горько то, что произошло между ними, это спасение от новой катастрофы.
5
Выходные были потрачены на то, что Алис сама себя и упрекала, и жалела. Без конца говорила себе, что должна быть более рассудительной и хладнокровной. Сейчас ее карьере можно позавидовать — ни финансовых проблем, которые угнетают многих людей, ни творческих неудач — одни успехи. К тому же молода и здорова, крепка умом и телом.