— Я смеялась над собой, — сказала я ей. — Все эти позы были такими трудными. Я не справилась с каждой из них, и даже в «Счастливом малыше» мне пришлось 3 раза пытаться попасть левой ногой в руку. Разве я не имею права смеяться над собой? Я должна была либо смеяться, либо плакать, и я решила, что плакать будет более неловко.
Марен вздохнула.
— Вместо того, чтобы смеяться над собой, почему бы не сосредоточиться на своем дыхании, на том, что чувствуют твои мышцы, или на том, на что способно твое тело, вместо того чтобы думать об этом как о неудаче? — она протянула мне бутылку воды из холодильника за столом. — Вот, выпей это. Важно соблюдать водный баланс. Ты можешь взять ее с собой на следующее занятие.
— На следующее занятие? Мне придется идти еще на одно? — я уже обливалась потом, и с нетерпением ждала душа, пижамы и бокала вина.
— Думаю, это занятие будет очень полезным для тебя.
— Каким образом? Это еще одно занятие по йоге? Потому что я и так себя плохо чувствую, — и ничто не отвлекало меня от мыслей о Нейте.
— Это не занятия йогой, — она занялась чем-то на столе, и у меня сразу же возникли подозрения.
— Так что же это за занятие?
— Это сеанс аффирмаций, сосредоточенный на любви и отношениях, — сказала она, без нужды поправляя стопку бумаг. — И это будет очень полезно для тебя.
— Аффирмации? Это как медитация?
— Вроде того, — ответила она, делая долгий глоток из своей бутылки с водой, — Но аффирмации произносятся вслух.
Я уставилась на нее.
— Я должна говорить там вслух? Ни за что.
— Ты сказала, что хочешь вырваться из своих романтических шаблонов, Эмми. Мы не можем полагаться только на свои мысли, когда нам нужно перестроить себя, как ты пытаешься сделать. Нам нужно перевести мысли в слова, а слова в действия, чтобы проявить наши намерения.
— Это звучит как полная чушь. Я ухожу отсюда, — я огляделась в поисках ближайшего выхода, но она схватила меня за руку.
— Нет! Ты же не хочешь больше быть хомячком?
— Нет, — признала я.
— Тогда оставайся. И поверь мне, — сказала она, ведя меня в одну из небольших комнат рядом с вестибюлем. — Все будет замечательно.
Я сомневалась, но все равно пошла за ней в комнату, решив, что хомяку нечего терять.
Кроме нас с Марен, в комнате было 10 студентов плюс инструктор Хармони. 8 из них были женщины, а 2 — мужчины. Мы все сели в круг, и первое, что Хармони попросила нас сделать, это озвучить одну из негативных мыслей, застрявших в нашем мозгу. Большинство женщин говорили такие вещи, как «Я недостаточно красива, недостаточно худа» или «Я никогда никого не найду». Это было так угнетающе.
Почему так много людей так поступают с собой?
Когда настала очередь Марен, она сказала:
— Я не имею значения для мира. И чувствую себя ничтожной.
Я была настолько ошеломлена ее заявлением, что даже не поняла, что теперь моя очередь. Все ждали моего выступления, и тут она толкнула меня локтем в бок.
— Эмми, — прошептала она. — Давай.
— О! Я влюбляюсь только в мудаков, — это было не то, что я планировала сказать, но Марен заставила меня растеряться. К счастью, все засмеялись, даже Хармони и моя сестра. — Извините, — сказала я, подняв обе руки. — Наверное, я могла бы сформулировать это более элегантно. Сегодня у меня ничего не получается.
— Правда не всегда элегантна, — сказала Хармони, — И мне нравится твоя честность и самоанализ. Смотри на эти вещи, как на триумф.
После того как мы озвучили свои самые неприятные негативные мысли, Хармони объяснила, что нам нужно изменить образ мыслей и чувств по отношению к себе, чтобы изменить частоту, на которой мы вибрируем во Вселенной. Мне удалось не закатить глаза, но с огромным вздохом дать Марен понять, что я чувствую. Она снова толкнула меня локтем.
— Просто соглашайся, хорошо? Ради меня, если не ради себя?
— Хорошо. Для тебя. Но за это ты должна мне настоящий смузи. А не тот, в котором есть капуста.
— Договорились.
Следующие 20 минут я слушала, как Хармони объясняет, как позитивные аффирмации могут помочь нам изменить наши частоты. Затем она дала каждому из нас рекомендации, основанные на наших индивидуальных потребностях. Для Марен она предложила что-то вроде «Я вношу позитивный вклад в этот мир». А мне она сказала, что я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений.
Мне вроде как понравилось.
— Ну что? Что ты думаешь? — спросила Марен, когда мы сидели и потягивали коктейли.
— Я подумала, что то, что касается наших вибраций во Вселенной — это полная чушь, но все остальное вроде как имеет смысл. Мне было не по себе, когда все высказывали свои негативные мысли.
Она кивнула.
— Мне тоже.
— Ты действительно так себя чувствуешь? — спросила я ее. — Как будто ты не имеешь значения для всего мира?
— Иногда, — она посмотрела вниз на свой коктейль. — Я часто борюсь с тем, что должна делать со своей жизнью. Когда я танцевала, то чувствовала, что у меня действительно есть цель. Я что-то создавала. Но с тех пор я как бы блуждаю.
— Но у тебя есть работа, которую ты любишь, и у тебя есть мир, баланс и внутренний гомеогениус.
Это заставило ее улыбнуться.
— Гомеостаз.
Я улыбнулась в ответ, затем наклонила голову.
— Меня действительно удивляет, что ты так считаешь.
Ее щеки слегка порозовели.
— У меня действительно есть все эти вещи, и мне кажется, что я единственная, кто жалуется, что у меня нет цели в жизни, когда так много людей в мире страдают. Думаю, что, возможно, так оно и есть — я бы хотела сделать что-то за пределами себя, что-то большее. Я просто не знаю, что.
— Ты поймешь это, Марен, — сказала я, положив руку на ее руку. — Ты предназначена для чего-то великого. Я знаю это.
Мне стало немного легче от мысли, что у кого-то, кто так хорошо владеет собой, как Марен, есть свои сомнения в себе. Не то чтобы я хотела, чтобы моя сестра чувствовала себя плохо, но что-то в том, что я знала, что она иногда так делает, заставляло меня чувствовать себя менее одинокой.
Позже, когда я наливала себе бокал вина и ждала, пока приготовится моя замороженная энчилада верде, я опробовала свою позитивную аффирмацию.
— Я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений, — сказала я вслух. Это было немного странно, но я все равно повторила. — Я заслуживаю поддержки, любви и потрясающих отношений.
Я повторила это еще раз, когда мыла посуду и укладывала ее в посудомоечную машину. И снова, когда чистила зубы. И снова, когда лежала в постели и смотрела в потолок.
Стало ли мне от этого менее грустно по Нейту? Нет. Мне так не хватало его голоса, его улыбки, его рук, обнимающих меня, что мне стоило большого труда не сорваться, и не намочить подушку.
Однако я начала верить в это и чувствовать себя немного лучше из-за своего решения постоять за себя и дать ему понять, что то, что он сделал, не нормально. Я заслуживала лучшего в жизни, и это зависело от меня.
На следующее утро я написала своей двоюродной сестре Мие, что я достаточно долго думала об этом и решила принять ее предложение.
Глава 20
Нейт
Первую половину воскресенья я спал, чередуя сон с периодами ненависти к себе и сожаления. Было также приличное количество жалости к себе, что выглядело убого и отвратительно, но я твердил себе, что я сделал то, что должен был, всем стало лучше, и, хотя это больно, я принимаю эту боль ради общего блага. Я был мучеником.
Как я уже сказал. Жалкий.
Я написал Рейчел сообщение с вопросом о Пейсли, и она сказала, что поговорила с педиатром, который посоветовал привести ее во вторник на осмотр, но пока температура держится ниже 38, он не слишком беспокоится. Рейчел пообещала сообщить мне новости сегодня вечером, и я отправил ей ответное сообщение с адресом моей фирмы, сказав, что встречусь с ней там в 9 утра. Я также связался по электронной почте со своим боссом и сообщил, что вернусь на работу раньше, чем ожидалось.
После этого я заставил себя встать с постели и потащил свою задницу в спортзал. Я не хотел быть парнем, который валяется в постели, и жалеет себя. Я упорно тренировался, и мне было приятно наказывать свое тело. Это отвлекало меня от мыслей о том, что я скучаю по Пейсли и Эмми. Это также вернуло мне часть моего прежнего «я». Я скучал по тренировкам, по времени, проведенному в одиночестве, по ощущению силы и успешности. Я смотрел на себя в зеркало: пот капал с моей кожи, мышцы напрягались, тело было крепким, и я снова чувствовал себя собой. Наверное, я провёл там часа 2. Когда закончил, я принял душ и перекусил в кафе спортзала, все еще пребывая в восторге.
Однако, когда я вернулся в свой дом, все изменилось.
В коридоре перед дверью Эмми я внимательно прислушался, не слышно ли чего-нибудь внутри, но не было похоже, что она дома. Разочарованный, я вошел в свою квартиру. Наверное, это было хорошо, что мне нужно было найти новое место для жизни. Даже, если она не ненавидит меня, мы никогда не станем друзьями, как раньше. Я чертовски ненавидел это.
Остаток вечера я провёл за стиркой, уборкой квартиры и старался не смотреть на детскую мебель, которую я купил. Было слишком тихо, поэтому я включил CNN, но новости были удручающими. В итоге я выключил его и лег спать пораньше.
Поднявшись в свою спальню, я лег в постель на спину, заложив руки за голову. Комната казалась такой пустой. Почему? Я много раз проводил ночи в постели в одиночестве. Мне нравилось проводить время в одиночестве. Это была часть того, чего мне не хватало в моей прежней жизни, не так ли?
Но я поймал себя на том, что смотрю на маленькую кроватку и скучаю по дочери, которая перевернула мою жизнь с ног на голову. Возможно, я не был идеальным отцом с самого начала, но я был единственным отцом, который у нее был. Конечно, попытка провести целый месяц в одиночку была глупым шагом — особенно учитывая, что я никогда раньше не менял подгузники, — но я многому научился и буду продолжать попытки. Завтра я спрошу Рейче