Алина только моргала с невинным видом и в следующий раз сочиняла еще что-нибудь настолько же правдоподобное. Но никакие прежние фантазии Алины не могли сравниться с нынешней реальностью! Во время бессонной ночи Алина пыталась придумать план избавления от Влада, но утром, увидевшись с матерью, поняла: она ей просто не поверит. Да и Влад не даст ни слова сказать – он уже пару раз повторял свои угрозы.
С Вероникой Валерьевной Влад был сама любезность и очарование, так что ей даже в голову не пришло, в чьи руки попала дочь. Влад показался Веронике вполне приличным человеком, может, излишне слащавым, но она решила, что он просто очень старался ей понравиться. Честно говоря, она вздохнула с облегчением: какое счастье, что ее непутевой дочери попался такой респектабельный жених, хорошо зарабатывающий и явно влюбленный. Они договорились о визите в «деревню Гадюкино» – так родители Алины называли свой фешенебельный коттеджный поселок, а Вероника Валерьевна пообещала поговорить с мужем. Прощаясь у лифта, Влад поцеловал будущей теще руку и доверительно сказал:
– Вы не волнуйтесь, я знаю, что у нашей девочки в прошлом были проблемы. Мы над этим работаем.
– Она что, вам рассказала? – поразилась Вероника Валерьевна.
– Да, я в курсе. Мы с этим справимся.
Изумленная Вероника Валерьевна уехала, а Влад вернулся на кухню, где сидела совершенно укрощенная Алина. Увидев жениха, она тут же встала и искательно ему улыбнулась:
– Все в порядке? Я хорошо себя вела?
– Ты моя умница! Ведь можешь, когда захочешь. Иди ко мне, рыбка…
Алина покорно шагнула в его объятия, а Влад усмехнулся про себя: рыбка-то – золотая.
Глава 3Янка
На асфальте мелом ты рисуешь лето,
Ласковое море трогаешь ладонью,
Воду, воздух, время, то, чего не знаешь,
И беспечной птицей в небо улетаешь.
Янка хорошо помнила день, когда в их доме появился человек, которого она потом стала называть «папа Саша». Собственно, с этого момента она и себя начала помнить: маленькая девочка с хвостиками, завязанными цветными резинками, смотрит снизу вверх на дяденьку, который улыбается ей, а потом опускается на корточки и нежно поправляет съехавшие гольфики. Янке помнится, что эту сцену освещал яркий и теплый солнечный свет, хотя такого и быть не могло: вечер, темный коридор. Только повзрослев, она поняла, что это был свет любви.
– Хочешь, скажу тебе секретик? – спросила она, и дяденька кивнул. – У меня есть свой солнечный зайчик! Пойдем, покажу.
Девочка привела нового друга к себе в комнату и усадила на диванчик, где спала. Шторы были задернуты, верхний свет не горел. Она выключила ночник:
– Смотри!
Сначала Саша не понял, куда смотреть, а потом увидел: на ковре, висевшем над диванчиком, светилось маленькое пятнышко, крошечное солнечное окошечко. Он оглянулся на окно – шторы вроде бы плотно задернуты, но все-таки как-то проникает лучик света от уличного фонаря.
– Я с ним разговариваю! – сказала девочка. – А он мне отвечает. Это волшебство!
Она накрыла ладошкой световое пятнышко, и рука тоже засияла, а Саша подумал: «Да ты сама – солнечный зайчик».
Тогда она еще звалась Танечкой – в честь бабушки Тани, маминой мамы. Имя ей категорически не нравилось, и, пойдя в первый класс, она стала отзываться только на Яну. Бабушки к тому времени уже не было в живых. Дольше всех сопротивлялась мама, и Янка – ей назло! – даже хотела официально изменить имя, когда получала паспорт, но папа Саша отговорил. Янка так и называла его про себя – «папа Саша». Ей казалось, это нежнее, чем просто «папа». Вместе с папой Сашей в их дом пришли тепло, свет и радость. Причем свет – в буквальном смысле: когда Саша понял, что девочка боится темноты, он поменял всю систему освещения так, что ни одного темного угла не осталось, и Светка ворчала, что денег теперь уходит немерено. А еще в дом пришли книжки, для которых папа Саша соорудил стеллаж – сначала один, потом второй. У мамы были беленькие книжечки, на обложках которых мужественные красавцы нежно обнимали трепетных красоток. Мама читала и плакала, а когда Танечка спрашивала, из-за чего, отвечала: «Ты не поймешь, мала еще!» Но Танечка знала, что в книжках написано про любовь.
Своего настоящего отца она совсем не помнила – он ушел, когда ей было три годика. С тех пор мама искала ей нового папу, поэтому и приводила домой разных дяденек, которые на Танечку никакого внимания не обращали: мама включала ей мультики и строго приказывала не выходить из своей комнаты. За этих дяденек бабушка Таня ругала маму шалавой и тупой козой: «Какой еще любви тебе не хватает, дурища? Не нахлебалась? Кукуешь теперь одна с ребенком! Танечка, детка, на-ка пряничек и иди поиграй. Иди-иди, карапузина. А ты думай своей головой, кошка драная. Мало отец тебя учил, ох, мало. Прынцев она все ищет, вы подумайте! Да ты на себя посмотри, прынцесса погорелая…»
Сашу Танечка сначала тоже приняла за очередного дяденьку, но быстро разобралась: в тот день мама не стала включать ей мультики, зато они все вместе пили чай с пастилой, которую Танечка обожала, а в коридоре появился большой мешок картошки – Саша просто подвез Светку до дому с дальнего рынка. Танечка страшно гордилась, что выбрала такого хорошего папу, пусть он даже и не похож ни на какого «прынца», а то эта «тупая коза» еще бы сто лет валандалась со своими дяденьками! Практичной бабушке Тане Александр тоже понравился, и она даже сходила в церковь, помолилась за непутевую дочь, которая выскочила замуж сразу после школы, лишь бы из дому убраться, подальше от сурового отца, под пьяную руку частенько «учившего» дочку ремнем. И с «прынцем» своим жила как кошка с собакой: и попивал, и погуливал, а потом и вовсе бросил, а эта дурища – нет бы радоваться! – все убивается за ним, все надеется. А этот – нормальный мужик, хозяйственный, сразу видно. А уж Танечку-то как любит!
Сначала они неплохо жили – Светка расцвела, стала чаще смеяться и задирала нос перед одинокими и разведенными подругами: я замужем, замужем! С ребенком взяли! А вы думали, я неудачница? Так вот вам! Но потом оказалось, что Саша не столько Светкин муж, сколько Танечкин папа. У них были свои дела, свои разговоры, а Светка вроде как и лишняя. Папа Саша научил Танечку читать и писать, считать и узнавать время, так что в школу она пошла вполне подготовленным ребенком и учиться сразу стала очень хорошо, с гордостью показывая дневники с четверками и пятерками. Пластиковая обложка у дневника была нежно-зеленая, как первая весенняя травка, – ни у кого такой больше не было! И ручек таких, и ластиков, и ранцев! Где-то он доставал все, папа Саша, в те времена тотального дефицита и безденежья.
А потом стало плохо. Янка в пятый класс перешла, когда это началось: родители вдруг перестали разговаривать между собой: «Да. Нет. Купи хлеба. Мусор вынеси». И все. Мама скандалила или плакала, а папа Саша начал отдаляться, словно стеной себя окружил. Янка испугалась и с испугу заболела воспалением легких. Тяжело болела, долго, а когда выздоровела, все и наладилось: папа Саша снова был с ней рядом, и свет его любви по-прежнему согревал ей душу.
Потом Янка повзрослела и осознала, что мать чувствует себя отверженной и одинокой, поэтому и скандалит так часто, не в силах пробиться сквозь стену, за которой они с папой Сашей от нее прятались. Он никогда не ввязывался в скандал – либо отмалчивался, либо просто уходил, и это бесило мать больше всего. Однажды Янка не выдержала. Папа Саша купил ей компьютер, и мать уже который день ворчала: «Столько денег истратил, нет бы на что путное! А то на игрушки!» Но Янка знала, что это не игрушка – папа Саша объяснил. Образование у него было техническое, а все компьютерные премудрости Александр освоил сам – по книжкам и «методом ненаучного тыка», как он говорил, посмеиваясь. А теперь обучал Янку, которая внутренне кипела, слыша материнский злобный голос.
– Не слушай, – сказал Саша. – Смотри сюда. Видишь, что я делаю?
Но Янка не могла больше терпеть – она вскочила и понеслась к матери на кухню:
– Заткнись! Коза тупая!
Мать словно захлебнулась: никогда она не видела дочку в такой ярости.
– Ты как… с матерью… разговариваешь?!
– А как с тобой еще разговаривать? – Янка смотрела ей в глаза и говорила тихо, но с такой ненавистью, что Светка даже попятилась.
– Ты что, ты что…
– Если ты. Еще раз. Голос повысишь. На папу. То я… То мы с тобой разведемся. Поняла? Что ты тогда будешь делать? Весь дом на нем держится! Весь мир! А ты только и можешь, что посуду мыть. Коза!
И ушла. А Светка осталась стоять, разинув рот. С тех пор она притихла и выступала только тогда, когда Янки не было поблизости. А потом начала пить. И Саша, и Янка, втайне друг от друга, все время искали ее заначки и выбрасывали бутылки, но Светка повадилась ходить по друзьям, где ей охотно наливали. Янка мать презирала. За глупость, слабость и вздорность, но больше всего за то, что она не ценила папу Сашу, а все еще сохла, как дура, по Янкиному отцу, который и думать о ней забыл. Яна прекрасно сознавала, что папа Саша оставался в семье только ради нее, поэтому решила уехать сразу после школы – уехать и освободить его. Пусть разводятся. Может, он еще найдет свое счастье. Она придумала Петербург, Репинку, но долго не решалась: страшно было оторваться от папы Саши, от друзей, от привычной жизни. А потом мать сказала те ужасные слова. Нет, сначала Янка только разозлилась, услышав, как мать обвиняет ее в совершенно немыслимых гадостях: соблазняла Сашу!
– Ты что, последние мозги пропила? – сказала Янка. – Опомнись.
– Говори-говори! А то я не видела, как ты перед ним подолом метешь!
И Яна уехала, втайне надеясь, что папа Саша тоже переберется в Петербург, подальше от этой идиотки. Она ни на секунду не задумалась о материнских словах и даже не особенно огорчилась, привыкнув к ее постоянным измышлениям. Янка знала, что все это неправда, а матери и доказывать бесполезно. Отцу она не стала говорить – еще не хватало. Но предполагала, что он только посмеется, поэтому Яну так поразила его болезненная реакция: примчался к дочке, всю ночь ехал, волновался!