Лия вздохнула и, не в силах заснуть, взяла электронную читалку, чтобы погрузиться в роман, который написала ее подруга. Конечно, любовный. Да еще исторический. Обычно Лия подобных опусов не читала, но подруга пристала: «Ты же искусствовед. Восемнадцатый век знаешь как свои пять пальцев. А вдруг я там сильно наврала?» Вот и пришлось читать из любви к исторической правде. Неожиданно Лия увлеклась, тем более что ситуация в романе напоминала ее собственную: юный граф был на десять лет моложе своей возлюбленной, прекрасной маркизы, – разница в возрасте почти как у Макса и Лии. Сейчас Лия читала сцену прощания любовников: «Я клянусь, что буду вам верен! – пылко воскликнул Арман. – Не изменю ни сердцем, ни душой, ни помыслами, ни плотью! – Ах, мой друг! – возразила маркиза. – Плоть слаба, а помыслы нам не подвластны. Души и сердца вполне достаточно».
Лия сначала усмехнулась, а потом задумалась: «Да, плоть слаба, а над помыслами мы не властны…» Она посмотрела на мужа: что делать, если Макс действительно кем-то увлекся? Лия убрала читалку, прижалась к теплой спине мужа и обняла его, положив руку на грудь, мерно вздымавшуюся от сонного дыхания. Сердце стучало ровно, и Лия, засыпая, подумала, что сердца и души все-таки недостаточно для полного счастья. Утром они все проспали и метались по квартире, натыкаясь друг на друга. Наконец, когда Анютка увела ноющую Леночку, которая по утрам всегда долго раскачивалась, Лия с Максом остались одни. Макс одним глотком допил кофе, покачал головой и сказал:
– Дурдом! Ладно, я пошел.
Но Лия вдруг подошла к нему, цепко ухватилась за рубашку и, глядя мужу в глаза, жёстко произнесла:
– Я тебя никому не отдам! Так что учти.
– Да никто особенно и не претендует… – растерянно пробормотал Макс, чувствуя предательскую дрожь в коленках.
– А ты? Ни на кого не претендуешь?
– Лия…
Они долго смотрели друг другу в глаза, потом Макс обнял жену, не в силах больше выдерживать ее испытующий взгляд, и очень серьезно сказал – даже голос дрогнул:
– Только ты одна. Была, есть и будешь. Всегда.
Яна и Федор тоже почти не спали в эту ночь. Когда уехала Алина, оказалось, что она занимала очень много места и в квартире, и в мыслях молодых людей. Теперь, когда они остались один на один, откровенный разговор стал неизбежен, а обоим было что скрывать. Яна уже жалела, что поддалась порыву и приехала именно к Федору – могла бы и в гостинице остановиться или прийти к отцу. Ну, соврала бы что-нибудь, и дело с концом. И ведь Федор не отстанет, пока не узнает правду! Яна долго таращилась в телевизор, рассеянно переключая каналы, потом решилась и заглянула к Феде – он сидел перед монитором в наушниках. «Интересно, что он слушает?» – подумала Янка, подошла на цыпочках и приложила ухо к чашке наушника, но Федя вздрогнул и повернулся:
– Фу, черт! Как ты меня напугала!
– Извини, я хотела послушать, что за музыка у тебя там.
– На, послушай.
Янка приложила к уху один наушник и ничего не поняла:
– Что это?
– Это звуковой ряд к игре. Пока без музыки.
– Все равно не поняла, но здорово. Не хочешь чаю попить?
– Чаю… – Федор задумчиво посмотрел на Янку. Она пожала плечами. – Ладно. Там где-то шоколадка была.
И Феде, и Янке было понятно, что дело вовсе не в чае. Тем не менее Федор включил чайник, достал чашки, нашел шоколадку и сушки. Некоторое время они старательно смотрели куда угодно, только не друг на друга, потом Янка выпалила:
– Свадьбы не будет.
– Я догадался. Но почему?
Яна молчала, нервно сжимая в пальцах сушку. Наконец, та раскололась на несколько кусочков.
– Я знаю, что ты беременна, если в этом дело, – сказал Федя.
Янка подняла на него изумленные глаза:
– Откуда? Алина сказала?
– Нет, мама. Ей дядя Саша рассказал. Так что я давно знаю. Что случилось? Он тебя обидел? Изменил?
– А ты что, поедешь ему морду бить?
– Да.
Янка рассмеялась, хотя в глазах блестели слезы.
– Хорошо. Но мне немножко стыдно тебе это рассказывать.
– Да ладно! После того как ты слопала мое мороженое, чего тебе еще стыдиться?
– Но я же не знала, что ты любишь шоколадное!
– Только его и люблю. Давай, колись.
– Моя мать… Ты что-нибудь знаешь про мою мать?
– Только то, что она выносила мозг твоему отцу.
– А то, что отец не родной, знаешь?
– Да.
– В общем, мать давно пьет. И, похоже, пропила последние мозги, потому что обвинила папу в том, что он… меня домогался.
– Дядя Саша?! Что за бред!
– Ты бы не поверил?
– Я и не верю. Полная чушь.
– А в то, что я его соблазняла, поверишь?
– Ты?! Никогда. Слушай, а она вообще на самом деле твоя мать?!
– К сожалению. В общем, весь этот бред она донесла до Ивана. Вернее, до его матери. По телефону. Случайно получилось, я просто не успела трубку взять. Ну, можешь представить, что тут началось. Я оправдывалась три дня. Пришлось все рассказать про мать-алкоголичку, получилось, что я это скрывала. Конечно, скрывала! И я поняла, что Иван мне больше не верит. Совсем.
Тут слезы полились ручьями, Янка опустила голову и прошептала:
– Он не верит, что это его ребенок…
Она плакала, а Федор мрачно смотрел. Потом нашел салфетки и подал Янке. Она благодарно кивнула и продолжила:
– Он был у меня первым, понимаешь? И даже в это не верит. Сказал, что…
Она горько усмехнулась и взглянула прямо на Федора:
– Что никаких свидетельств того, что он лишил меня девственности, на простыне не обнаружилось. Ну да, лужи крови не было! Просто какое-то пятно невразумительное. Но так бывает, я читала!
– Он тебя выгнал, что ли, этот говнюк?!
– Я сама ушла.
– Правильно.
– Ты-то хоть мне веришь?
– Да.
– Знаешь, что самое ужасное? Мне кажется, я теперь не хочу этого ребенка! Нет, я рожу, конечно. Но как подумаю, кто его отец…
Федор не выдержал: передвинулся вместе со стулом поближе к Янке и обнял ее. Она всхлипнула, уткнувшись ему в грудь:
– Ты теперь меня ненавидишь, да?
– Не выдумывай. Послушай: от того, что мой отец предал мою мать, она не перестала меня любить. Хотя я просто его копия. Внешне. Понимаешь? Пусть твоя мать – алкоголичка, да и настоящий отец, похоже, был не подарок. Но смотри, какая ты получилась классная!
– Да что во мне хорошего…
– Всё!
– Просто ты в меня влюблен.
Они долго молчали, потом Янка робко спросила:
– А ты смог бы полюбить чужого ребенка?
– Ян, честно – не знаю. Я еще вообще ни о каких детях не думал. Но дядя Саша тебя же полюбил? Ты была ему совсем чужая, а твоя мать, как я понял, не так уж сильно ему и нравилась. Этот ребенок – твой. И я тебя люблю. Так что можем попытаться. Но сначала я должен кое-что тебе рассказать. В общем, я совершил один идиотский поступок, от которого пострадали люди.
– Ты меня пугаешь!
И Федор рассказал Янке всю историю, прекрасно сознавая, что она вполне может в нем разочароваться. Да что там – разочароваться! Просто вычеркнет его из своей жизни, и все. Яна выслушала, не перебивая, и долго молчала.
– Ну, что скажешь? – не выдержал Федор.
– Мне надо подумать.
Глава 10Максимилиан Второй
Разговоры, разговоры,
Слово к слову тянется.
Разговоры стихнут скоро,
А любовь останется.
Вероника Валерьевна осторожно заглянула к дочери – та все так же лежала на постели, свернувшись в клубочек. Хорошо, хоть не плакала. Психотерапевт приезжал уже два раза, но заметных сдвигов пока не было, если не считать того, что теперь кошмары снились Алине не каждую ночь подряд. Она не хотела гулять, читать, смотреть кино, слушать музыку, не хотела новых нарядов и модной стрижки, только все время мылась под душем, до крови растирая кожу мочалкой. Ника, сама чуть не плача, втирала крем в тело дочери, а той было все равно. Ника присела рядом, и Алина тут же взяла ее за руку, потом повернулась и пристроила голову к матери на колени.
– Маленькая моя! – Ника погладила спутанные черные пряди.
– Не надо меня жалеть. Так мне и надо.
– Деточка, ну что ты!
– Мама, ты ведь все про меня знаешь. Как ты меня выносишь?
– Перестань, – Ника обняла дочку. – Я тебя люблю. Ты мое солнышко, моя любимая девочка…
– А папа? Он простил? Почему он не заходит?
– Милая, но ты же тоже к нему не подходишь!
– Мне стыдно.
– Он очень сильно переживает. Винит себя. Господи, девочка, прости нас! Мы тебя бросили! Почему ты мне не сказала? Я бы тебя сразу забрала!
– Мама, не надо. Вы ни в чем не виноваты. Я схожу сегодня к папе. Повинюсь. Или он разволнуется?
– Ничего, как-нибудь выдержит. Я проконтролирую.
– Как ты думаешь, может, мне у нее тоже прощения попросить?
– У кого?
– У Марины Анатольевны. Я все время о ней думаю. И о Борисе Степановиче. Мне так больно! Я хочу все исправить, но как?!
Марина Анатольевна была Алининой учительницей английского, а Борис Степанович – ее дипломным руководителем, и обоим Алина испортила жизнь. Ника тяжко вздохнула: да никак теперь не исправишь. Раньше надо было думать. Они с мужем тоже не спали ночами и мучились от чувства вины, вспоминая, как растили Алину и сколько всего упустили.
– Маленькая, это плохая идея, – с состраданием сказала Ника. – Не надо тебе с ней видеться. Кстати, тут к тебе кое-кто пришел. Можно ему войти?
– Кто пришел?
– Максим Кузнецов.
Алина резко села на кровати:
– Максим?!
– Ты не хочешь его видеть?
– Ладно, пусть заходит, – сказала она, подумав.
Когда Макс вошел, Алина сидела в кресле. Он быстро окинул ее взглядом: бледная, похудевшая, мрачная, взлохмаченная и одетая в какую-то нелепую пижаму, явно короткую. «Наверное, материнская», – подумал Макс. Сердце его сжалось. Он кое-как улыбнулся и бодро произнес: