Выбежав из зала, почувствовав на себе теплые руки подруги, я расплакалась. Даже не из-за Маринки или ужаса случившегося, а из-за того, что внезапно вспомнила о мачехе и поняла: мне некуда бежать. Вот такой – грязной, в вишневом пунше и креме – некуда.
– Ну чего ты, Насть? Да плюнь ты на эту дуру, слышишь! Просто выкинь из головы и забудь! Да у нас всякий год, что ни Зимний бал, так обязательно что-нибудь да случается! Эх, и где наша Дашка? – посетовала Скворцова. – Уж она бы задала жару Воропаевой! Вот погоди еще, я Кузнецовой все расскажу! Дашка у нас хитрая, но справедливая. Обязательно что-нибудь придумает!
– Ань, я не могу вот так пойти к мачехе, не могу огорчить ее. Она так старалась для меня, так хотела, чтобы я чувствовала себя сегодня самой счастливой. Столько всего купила, а я… Как я ей такая покажусь?
– А давай в душевую, что в раздевалке? Там сейчас как раз никого нет! Ты быстро вымоешься, а я посторожу! В раздевалке и фен стационарный есть, и сушилка для рук, – нашлась подруга. – Наверняка и мыло для рук отыщется, а может, даже еще что получше. Хочешь, помогу платье застирать?
Школа была новая, элитная, после первой недели учебы я перестала удивляться ее совершенству.
– Не надо, Ань, наряд намочишь. Я сама. Ты просто… не бросай меня, ладно?
Анька кивнула и тоже разревелась. Но быстро взяла себя в руки и утерла нос. Толкнув дверь в раздевалку, включила свет и захлопнула за нами дверь.
Я справлюсь! Я попытаюсь все исправить ради Галины Юрьевны! Застираю платье, вымою голову… А волосы высохнут и снова станут мягкими, я знаю! Лишь бы только нога не подвела. Кажется, я ее вдобавок к пятке подвернула…
POV Стас
– Фрол, ты не прав…
– Заткнись, Саня.
– Все равно. Ты знаешь правила.
– Он тоже знает, почему я так поступил. Я предупреждал, чтобы не играл со мной. Клянусь, Воропаев, если ты хоть посмотришь в ее сторону, я тебя убью!
На улице ждали родители, в просторном холле скучала охрана… Мы стояли с Серегой в дальнем коридоре школы, нас окружало тридцать парней, и после короткой драки и разнявших нас рук, тяжело дыша, со злостью смотрели друг на друга.
– А что такое, Стас? – удивился, улыбаясь разбитыми губами, Воропаев. Из его носа текла кровь, капая на рубашку, и он, скривившись, вытер лицо рукавом. – Чего завелся? Ты поимел мою сестру, я поимею твою, все по-честному, дружище. Мы же с тобой в споре рук не разбили? Что-то не припомню такого… Так что победителя нет.
– Не было спора, Фрол, – виновато отозвался Савельев. – Не обижайся, но я бы запомнил.
– Значит, будем квиты! А так ты, Фролов, однозначно влетел. Город большой, и улицы в нем темные. Однажды твоя сводная сестричка может и потеряться.
Я все же успел достать его, прежде чем мне скрутили руки и оттащили от упавшего на колени блондина.
– Это мы еще посмотрим, Воропаев, кто у нас потеряется и где! Лучше не угрожай мне! Я видел, что ты задумал!
– Фрол, так это правда, что новенькая из десятого твоя сводная сестра? – на моей руке повис Метельский и коротко присвистнул: – Ничего так девочка. Я ее сразу заметил, красивая, только она тихушница, не то что Маринка. Вряд ли сама пойдет. Да пусть Серега стянет с нее лифчик и успокоится, тебе что, жалко?..
Я ударил Юрку в зубы, чтобы в следующий раз держал меня крепче, а Воропаев рассмеялся:
– Жалко ему, еще как жалко. Он же ее собственноручно от грязи отмыл, потому и сказать стеснялся. Видели бы вы эту тихушницу, как только девчонка приехала в город. Колхоз «Унылый трактор» штурмует столицу! Ржач! Я думал, его Батя выменял ее за булку хлеба у попрошаек на вокзале. Хотел от жалости монетку подать, так в кармане только крупные купюры завалялись. А теперь ее приодели и выдают за нормальную…
– Заткнись, Воропаев! Она и есть нормальная! Нормальная, понял!
Жаль, что кто-то снова повис на моих плечах.
– Что, Фрол, залип на малолетке? Втюрился, как дурак? Ну, давай, скажи нам, что втюрился. Нет больше того Фрола, которого мы все тут знаем. Давай, напомни, что ты там пел мне про ненависть к сводной сестре? Так ненавидишь или любишь, я что-то не пойму?!
– Врешь!
– А если вру, так в чем проблема? Я просто сейчас возьму и верну тебе долг, и мы забудем. Если она просто еще одна девчонка – забудем и разобьем по рукам.
POV Настя
Конечно, платье не отстиралось, но грязь сошла. Вспомнив, сколько мачеха заплатила за него, я понадеялась, что дома смогу привести его в порядок, подключив в помощь пятновыводитель и стиральный порошок. Я знала, что Галина Юрьевна пользуется самыми лучшими средствами. Только бы она не заметила. Только бы не узнала о том, что здесь произошло! А там я справлюсь! У меня все получится. Обязательно получится…
Я уговаривала себя, а слезы все капали и капали из глаз. И было так обидно за себя. За глупую растоптанную надежду и так не сказочно окончившийся для Золушки из Дальнего Бура праздничный вечер. Что так и не стал для нее волшебным.
Вода послушно ударила в пол душевой и стала приятно-горячей. Я не собиралась вся окунаться под струи, но мне требовалось вымыть волосы и шею, прополоскать колготки, прежде чем снова надеть на себя. Я обрадовалась, увидев на полке кем-то забытый шампунь… Я вспенила его на волосах трижды, желая избавиться от запаха ненавистного пунша, желая снова увидеть их мягкими и чистыми. Как раз споласкивала лицо, как вдруг дверь раздевалки, а затем душевой громко хлопнула.
– Аня?
Я обернулась и вскрикнула от неожиданности. Нырнула, отшатнувшись, под бьющие сверху струи воды, увидев на пороге вместо одноклассницы высокую фигуру сводного брата.
Трусики и бюстгальтер на мне были шелковыми, почти прозрачными… Легко промокнув под водой, они тут же прилипли к телу.
– Нет! – выкрикнула, обхватив себя руками, напоровшись на серые, горящие каким-то безумным блеском глаза, что делал их сейчас почти черными. – Уходи! Уходи, слышишь!
– Не могу.
Его взгляд опустился, а щеки покраснели. Где-то совсем рядом расхохотались его друзья, послышались шаги, и я вновь в ужасе вскрикнула, впившись пальцами в стену за своей спиной. В душевой не оказалось замка, в отличие от входной двери, и мне было чего бояться. Я не могла поверить, что Скворцова впустила парней в раздевалку. Но в последний момент Стас обернулся и заблокировал дверь рукояткой рядом стоявшего полотера.
Ручку тут же с другой стороны задергали.
– Что, сдрейфила? – спросил с вызовом, но сам не выглядел ни довольным, ни смелым. И только глаза смотрели цепко, и тяжело ходили желваки на натянутых скулах.
– Уходи!
– Я дал им слово, что увижу тебя.
– Нет! Ты сумасшедший! Сумасшедший!
– Иначе они сюда войдут.
Слезы катились градом, тихо смешиваясь с водой, что лилась и лилась – на плечи, спину, волосы… Появление Стаса оказалось последней точкой терпения. Чрезмерным испытанием для моей выдержки. Я просто не могла здесь больше находиться. Крик сорвался с губ сам собой:
– Вы все сумасшедшие, слышишь! Чокнутые! Пошел вон! Не хочу вас никого видеть! Не хочу!
На что я надеялась – не знаю. Но, конечно, Стас никуда не исчез. Он тоже закричал, вдруг оказавшись близко. Вырвав меня из-под горячих струй воды и прижав сильными руками к стене:
– Зачем ты сюда приехала? Скажи, зачем?! Кто тебя звал?! Этот город не для тебя! Школа не для тебя! Я не для тебя! Тебе здесь не место! Чем он думал, твой отец? Твою мать, чем?! Почему ты такая? Откуда ты такая…
В дверь заколотили, и чей-то голос весело и требовательно произнес:
– Эй, Фрол, ты что там со своей сестричкой делаешь? Открой дверь!
– Фрол, не шути! А как же спор?!
– Да пошли вы! К чертовой матери пошли вы!
Я уже не верила, что этот ужас когда-нибудь закончится. Меня била такая сильная дрожь, что если бы не пальцы сводного брата, впившиеся в голые плечи, я бы осела на пол.
Но он закончился. Этот кошмар все-таки закончился, когда Стас снял с себя рубашку и набросил на мою спину. Достал из кармана телефон, сказал коротко, привалив меня к себе на грудь.
– Мать, забери Настю, сейчас же.
А после я, кажется, потеряла сознание.
У нас у всех получилось, и бабушка ни о чем не узнала. И мачехе и отцу молчание далось непросто, а мне слова оказались ни к чему. Я скучала по ней и просто радовалась близости родного человека, пусть и безмолвствовала большей частью или спала. Лежала, смотрела в окно, любовалась ее посветлевшим лицом, пока она все говорила… говорила… О том, как хорошо себя чувствует, и о том, какой красивый у Гали с Гришей дом. Какая интересная, ответственная для города работа. А еще, что ей, видимо, так и не доведется увидеть сына невестки, потому как мальчишки все время нет дома. «Ох, молодежь!» Не знаю, отправила мачеха куда-нибудь Стаса или он сам ушел, но последнюю неделю моего пребывания в загородном коттедже Фроловых он дома не ночевал.
После бала я два дня пролежала в горячке. С визитом Арсения Дмитриевича, семейного врача, стало ясно, что к травме ноги добавились ангина и бронхит, и меня вновь ждал постельный режим и прием лекарств. Да, я снова болела, подолгу молчала, но в этот раз знала, чего ожидать от города, не принявшего меня, и с нетерпением ждала отъезда домой.
Отец редко приходил один, чаще с бабушкой или женой, но когда появлялся – нерешительно топтался у постели. Опускал ладонь на лоб, поправлял одеяло… Или просто садился на кровать и, неловко покашливая, спрашивал, что я читаю, когда заставал дочь сидящей в кресле у окна. Но чаще все же оставался у жены за спиной, пока она в первые дни, наплевав на работу, хлопотала надо мной. Аккуратно спровадив бабушку смотреть ее любимый сериал на большом плазменном телевизоре, спрашивала о настроении, гладила волосы… И обещала, снова и снова обещала, что все у меня непременно будет хорошо.
– Настенька, ты мне веришь?
Я не верила, но кивала. И неизменно отвечала одно: