– Наградой будет поцелуй! – это со смехом и предвкушением объявляет незнакомая девчонка, вызвавшаяся завязать мне глаза, и я обещаю себе ее разочаровать.
Целоваться с Воропаевым я точно не намерена. Уж лучше извиниться за испорченный конкурс и напрасные ожидания. Зря блондин улыбается.
– Как тебя зовут? – тем временем спрашивает девчонка, затягивая на затылке узел шелкового платка.
– Настя.
– Так вот, Настя, – со смехом объясняет правила, – постарайся угадать своего парня! Хоть за уши его щупай, хоть за нос! Иначе придется целовать другого! На ком остановишь выбор!
Народ шумит и волнуется. Смеется. Отпускает шутки, приободряя меня. С реки дует прохладный ветерок, овевая голую кожу рук и бедер, играя волосами. Скоро придет место танцам и песням под гитару. Шашлыкам. Маленьким и большим компаниям. Разговорам у костра и уединению парочек. Я думаю о чем угодно, – о том, что моя обувь осталась у кромки воды, что ноги босы, а ступни в речном песке, что незнакомого человека всегда можно поцеловать в щеку, – старательно затирая в памяти внешность Сергея.
Я ни за что его не найду, ни за что. Я даже не помню, во что он одет.
Ведущие конкурса просят выйти из толпы девять парней и ставят их бок о бок. Под одобрительный свист зрителей опускают на колени, чтобы не дать мне преимущество угадать с ростом. Дают команду снять с себя все, что выше пояса, и ни в коем случае не выдать себя голосом.
По тому, как визжат и кричат девчонки, как хлопают в ладоши, я догадываюсь, что парни обнажили торсы. Девушка-ведущая отводит меня в сторону от того места, где я стою, на несколько шагов и шепчет в ухо: «Начинай!», а я вдруг понимаю, что боюсь ошибиться. Оказывается, мир, в котором человек остается наедине со своими ощущениями, видится ему совершенно иным. И если ты первопроходец, велик шанс заблудиться.
Становится так тихо, что слышно, как, прогорая, трещит костер.
Плечи – голые, теплые, чужие. Худощавые, покрепче, полноватые… Ладонь легко касается подбородков, волос, щек – чисто выбритых и колючих. Ничего не чувствуя, никого не узнавая. Стрижка-ежик, хвост, жесткая, уложенная гелем в «шипы» челка, кудрявый чуб… У Воропаева тонкие светлые пряди, и коснувшись похожих волос, я тут же отдергиваю руку, чтобы полным слепцом шагнуть дальше. Нет, мне совершенно точно нужны глаза, настолько под руками все безлико и схоже. Тускло. Сейчас я уверена, что не опознала бы даже отца…
Он стоит в ряду восьмым. Тот, прикосновение к кому заставляет мое сердце пропустить удар, а пальцы замереть на плече. Это как разряд. Острый укол ощущений, которые еще секунду назад спали в слепом мире тепла чужих тел – безмятежном и равнодушном. Если я стояла боком, то теперь полностью разворачиваюсь навстречу чувству, толкнувшемуся в грудь горячей волной, внезапно обездвижившей ноги и сбившей дыхание.
Горячая кожа. Сильные, крепкие плечи. И вот уже вторая рука сама тянется к ним, чтобы узнать, найти, почувствовать… Я столько раз хотела их коснуться. Его коснуться. Провести ладонями по гладкому рельефу мышц, погладить шею, дотронуться до лица…
Я забываю о людях, о празднике. О том, зачем я здесь. Глажу лоб, упрямые скулы и провожу пальцами по губам… Оставляю ладонь, чуть вздрогнувшую, лежать на щеке, пока другой рукой зарываюсь в волосы – густые, норовистые и вместе с тем такие мягкие на затылке.
Оказывается, мир тактильных ощущений полон жизни, и я с благодарностью позволяю себе на несколько минут раствориться в ней. Наверняка для окружающих веду себя странно, испытывая их терпение, напитывая себя новыми эмоциями – яркими, настоящими, от которых больно дышать. Я понимаю: это слишком интимно, вот так касаться его, но мне плевать, моим рукам плевать, кто и что думает. Они нашли, что искали, и не хотят отпускать.
Нет, это не Воропаев. И близко не он, я не ошиблась. Это тот, кто заставляет мое сердце вблизи от себя оживать снова и снова. Плакать от боли, замирать и вновь бешено биться… биться… Потому что всегда, когда он рядом, все через край. И пусть его не было на берегу, когда мне завязывали глаза, сейчас он точно здесь. Передо мной.
Мой сводный брат.
– Я выбрала.
Я знаю, что это не по правилам, но сдергиваю с себя косынку, чтобы упереться взглядом в серые глаза. Вновь отразившие в густых вечерних сумерках отблеск пламени. Его глаза, любимые, в которые я так боюсь смотреть.
– Воропаев! Чтоб я сдох! Ты точно подругой не ошибся? Похоже, Фрол тебя снова обставил!
– Серега, так это твоя девчонка или нет? Даже я завелся, глядя, как она старательно тебя искала.
– Моя!
– Врешь!
Секунда, и бывшие друзья стоят нос к носу, готовые через мгновение вонзить друг в друга кулаки на радость затаившей дыхание толпе, с желанием и без жалости. Наверняка уже подрались бы – вон как жилы на шеях натянулись, подбородки набычились, – если бы не сильные руки других парней.
Я стою ближе всех, совершенно ошарашенная видом происходящего, закрытая широкой спиной Стаса, и слышу, как один из парней шипит в лица неожиданных соперников:
– Вы совсем охренели! Тут преподаватели и куча девчонок! Дернетесь – визг на весь лес поднимут! Оба вылетите из университета к чертовой матери! Хотите разобраться – валите с пляжа! Не портите людям праздник. Не сейчас и не здесь, понятно?!
– Потапенко, ты не прав. Ты своей идейностью всю малину портишь! Пар пацанам спустить надо, ясно как день. Девчонка вон до сих пор нецелованная стоит. Может, по очереди? Чтоб не обидно? Подумаешь, ошиблась… Ай! Да пошутил я, Фролов! Сука, ты мне губу разбил!
– Тогда заплыв! На победителя! – чужие голоса.
– Согласен! А там, если силы останутся, пусть и морды бьют, уже не так страшно. Фрол, ты как, не против?
Секунду назад Стаса еще держали чужие руки, но теперь их нет. Он сбрасывает их с себя, отталкивает парней, чтобы направиться к воде:
– Да пошли вы!
– Он согласен! А ты, Серега?
– Я тебе еще вспомню, Лукин.
– И Серега в деле! Значит, призовому заплыву быть!.. Ну и сильна ты, детка, так завести Фрола…
Здесь пологий берег и широкий разлив. Переплыть реку в обе стороны будет непросто. Они ведь шутят или нет? Я не могу поверить.
– Вы с ума сошли, перестаньте! – получается шепотом.
Но студентов хлебом не корми, дай только веселья и зрелищ.
– Да не переживай ты так, Настя! – пытается успокоить меня девчонка-ведущая. – Первый раз, что ли, сюда приехала? У нас тут каждый год одно и то же. Кто-то обязательно соревнуется в ночном заплыве! И пока еще никто не утонул.
– Пока? – я схожу с места на непослушных ногах. – Стас, пожалуйста, нет!
Он останавливается у самой воды. Оглядывается и смотрит на меня. Всего мгновение, но и его хватает, чтобы оборвалось сердце. Стягивает джинсы и уже через секунду, развернув во взмахе рук широкую спину, вслед за Воропаевым ныряет в воду.
– Сумасшедшие…
– Стой! Куда ринулась! Все равно тебя прогонят! Только мешать будешь!
Минуты тянутся бесконечно долго, студенты весело следят за происходящим. В густых сумерках и отсветах костра не видно пловцов, но парни с берега зорко следят за спором. Кто-то в лодке кричит о том, что первый достиг противоположной стороны реки и повернул назад… Я не могу пошевелиться, так тяжело ожидание и так сильно сковали меня вина и страх.
Ну, зачем, зачем я пошла с Воропаевым? Пусть бы лучше подумали, что ненормальная. Какое мне дело до всех этих людей?!. Но тогда бы я не нашла Стаса.
Глаза застилает мутная пелена, мешающая вглядываться в ночь, и я смаргиваю ее – горячую – на щеки.
– Пожалуйста… Пожалуйста… – повторяю, сама не зная, чего прошу.
– Да вернется он! Куда денется, не переживай! – фыркает девчонка. – Это ж носорожья логика, чтоб ее! Я на биологическом учусь, такого тебе порассказать могу об инстинктах и упрямой мужской природе… Землю носом перепашет, а свое возьмет, будь уверена.
– Что?
– Хотя нет, – задумывается. – Скорее уж воду…
Стас выходит из воды первым, оставив Воропаева далеко позади, и народ на берегу взрывается криками, приветствует победителя, а я никого не слышу. Я смотрю на парня, который приближается ко мне неспешной походкой уверенного в себе мужчины, не стесняющегося своего сильного тела и вздымающейся в рваных вздохах груди, не в силах оторвать взгляд от его лица. От серых глаз, нашедших меня в сгрудившейся вокруг костра толпе и не отпускающих ни на секунду.
– Кажется, Настя, он тебя сейчас съест!
Это девчонка-ведущая. Сказала и юркнула в сторону, освобождая путь. Вместе с друзьями и звуками праздника исчезая за пределами времени, в котором мы снова со Стасом остаемся одни.
Он подходит близко, замедляя шаг, и мне приходится поднять голову, чтобы его встретить. Самой шагнуть навстречу парню и ответить на вспыхнувший расплавленной сталью взгляд бешеным стуком сердца. Забившимся в груди ожиданием – томительным и болезненно-острым, тоской отозвавшимся в дрогнувших пальцах, которые еще недавно с таким желанием гладили его и узнавали.
Я стою как завороженная, встречая руку Стаса на своей щеке. Принимая осторожное прикосновение влажных подушечек к коже, затаив дыхание. Он проводит рукой по щеке нежно, опускает ладонь на шею. Продолжая смотреть в глаза, гладит большим пальцем ключицу, подбираясь к тому месту, где отчаянно бьется пульс…
– Эльф…
Приподнимает подбородок, другой рукой распуская мои волосы. Зарывается в длинные пряди пальцами и склоняет голову, чтобы прошептать:
– Я тоже это чувствую. Всегда чувствую, когда ты рядом. Только ты.
Его губы обманчиво-прохладные и мягкие. Они касаются моего рта невесомо, словно вместо поцелуя крадут дыхание.
– Разреши мне, Эльф. Скажи «да». Я так долго этого ждал.
– Да.
– Настя…
Рваный вздох за почти болезненным стоном. Руки, метнувшиеся к голым плечам. Стас снова гладит мои волосы, нежно касается рта… И вдруг с силой сжимает пальцы на спине, притягивая к себе. На этот раз находит губы, открывшиеся ему навстречу, чтобы отдаться желанию с полной силой. Пробуя меня, приникая ко мне, выпивая меня с нарастающей жаждой. Спрашивая и требуя поцелуем ответ.