Еще чуть-чуть и отец на меня накинется. Его лицо багровеет на глазах.
— Ты долбаный наркоман. — Он делает шаг ко мне. — Тебе нужно лечиться.
Фальшивый смех слетает с моих губ.
— Наркоман? То есть видеть всю правду, значит быть «долбаным наркоманом»?
Мама позади меня тихо всхлипывает, и мне становится ее жаль. Я ничего ей не расскажу о Молли. Отец возненавидит их обеих. А возможно, и мама ничего не желает знать. Я даже не буду это выяснять.
Знаете…мне плевать. Пусть сами разбираются с этим.
— Я оставляю вас с этим. Но я устал от фальшивых улыбок. Я ухожу.
— Джорел, — окликает меня мама, и я останавливаюсь у двери.
Развернувшись, я беру ее руки в свои.
— Ты все равно останешься моей мамой. Навсегда.
По ее лицу текут слезы. Указательным пальцем она проводит по своему имени, выбитому у меня на костяшках пальцев — Мари.
— Возвращайся, я все тебе объясню, — просит она. — И, Джорел, тебе нужна помощь.
Но я лишь мотаю головой.
— Нет, не сто́ит.
— Не смей уходить! — кричит мне вслед отец, который приходит в себя после брошенных мною грубых слов прямо ему в лицо.
Но я продолжаю идти, затолкнув в уши наушники.
Маленькое и уютное кафе в мини-городке The Grove. Я сижу у самого окна и смотрю на пешеходную зону, по которой снуют толпы людей с набитыми пакетами подарков. Через пару дней Рождество, поэтому торговый центр бурлит энергией и духом Рождества. Из музыкального фонтана звучит музыка, которую я не слышу.
В моих ушах тихо играет «Believe». Под эти строчки я пишу свои, небрежно черкая в крошечном кожаном блокноте. На столике стоят пустые чашки, рядом моя любимая изрядно потрепанная кепка «Стартер».
Кто-то садится напротив, и я поднимаю голову.
Прошло всего три месяца, но Молли сильно изменилась. Ее волосы волнами рассыпаны по плечам, в карих глазах, обрамленных густыми черными ресницами, больше не горит прежняя уверенность и дерзость, оны полны горечи. Эта девушка — одна из немногих, кто выглядит сногсшибательно без единого грамма косметики и красивых вещей. На ней кожаная куртка, несмотря на двадцати двухградусную погоду.
— Привет, — читаю я по губам.
Вынув наушники из ушей, я убираю в карман телефон и блокнот.
— Привет.
— Ты долго ждешь? Извини, я задержалась.
— Все хорошо, — улыбаюсь ей. — Я выпил всего три чашки шоколада.
— Шоколада? — Она смотрит на столик и хмыкает. — Закажешь мне?
Мы не говорим много. Просто обмениваемся фразами и молчим, как часто бывает между нами. Она рассказывает о своих планах, я о своих, которых вообще-то нет.
Так проходит примерно час. Сегодня я еще обещал забежать к Тайлеру, поэтому быстро смотрю на часы.
— Ты куда-то торопишься? — интересуется Молли.
— Обещал Тайлеру заскочить в клуб. Он давно меня не видел. Поедешь со мной?
Молли неуверенно кивает.
Я останавливаю машину на парковке и отстегиваю ремень.
— Я подожду тебя здесь, — говорит Молли.
— Ты уверена?
— Да.
— Хорошо, я недолго.
В «Гравитации» все по-прежнему. Я не был здесь с того самого дня, как мы выкуривали Мятежников. Днем здесь открыт лишь второй зал с живой музыкой. В первом зале я вижу Тайлера, сидящего возле диджейской кабинки. Он замечает меня и соскакивает с высокого табурета.
— Майки, сукин ты сын, где тебя носило?
Мы ударяемся кулаками и обнимаем друг дуга за плечи.
— Так, был занят.
— Эта рождественская суета доконает меня, — жалуется Тай. — Ты как, будешь зажигать здесь с нами?
— Посмотрим, — пожимаю плечами. — Скорее всего, да.
— Эй, ты обязан просто, — он тычет в меня пальцем.
Я тычу его кулаком в плечо.
— Как вообще идут дела? Как с Найлсом?
Тайлер издает что-то похожее на «пфф».
— Он только недавно прекратил ныть о том случае. Все чего-то боялся.
Я фыркаю.
— А Альварес?
Тайлер отмахивается.
— Мы периодически бьем друг друга по роже.
Мы смеемся и еще несколько минут болтаем, пока не появляется Найлс.
— Рад тебя видеть, — в своей манере обращается он ко мне. — Можно тебя на минуту?
— Конечно.
Мы отходим от Тайлера на несколько шагов, ближе к бару, за которым творится суета. Работники сбиваются с ног, расставляя различные виды алкоголя.
— Шарлин мне все рассказала. Недавно.
Если честно, меня нисколько это не волнует. Это рано или поздно выплыло бы наружу.
— Что именно? — безразлично уточняю я.
Я жду, что Найлс поведает о том, как я кончал в рот его невесте осенью, но он говорит совершенно о другом. О том, чего я не хочу слышать.
— Почему ты мне не рассказал, что встречался с ней?
— Это в прошлом. Зачем было ее впутывать?
Найлс задумывается. Такое ощущение, что он стал серьезнее. По крайней мере, он умеет разговаривать на серьезные темы.
— Да, но, черт! — Он запускает пальцы в свои короткие волосы. — Она изменила тебе с твоим же отцом! Это же полное дерьмо, чувак.
Мне бы не хотелось, чтобы все об этом знали. Это уже не приносит такой боли, но неприятный осадок остался. И это слабо сказано. Мне противно это слышать.
— Не хочу это вспоминать, Найлс, — в отвращении говорю я.
Меня воротит от самого себя. Как я мог тогда поддаться и снова позволить ей касаться себя. Целовать ее в ответ.
— Понимаю. — Рука Найлса ложится на мое плечо. — Как я только услышал ее исповедь, я прогнал ее из дома.
— Серьезно? — Не знаю даже, как и реагировать на такую новость.
— Да, — отвечает Найлс. — Мне не нужна такая шлюха. Пусть катится к дьяволу. А вдруг она запрыгнет в постель к моему папаше? Я конечно, уважаю своего старика, но делить жену не собираюсь.
Что ж, мне не жаль Шарлин. А может и жаль, но по-другому.
Вернувшись в свою машину, я застаю Молли, читающей мои тексты в блокноте.
— Эй. — Я пытаюсь вырвать его из ее рук, но она не позволяет.
— Это здорово, Джорел, — говорит она, и я оставляю свои попытки. — Как бы я хотела выплеснуть всю свою боль на бумагу, но просто не создана для этого.
Молча я кладу свою руку на ее запястье и слегка сжимаю. Она благодарно кивает и свободной рукой гладит свой еще не округлившийся живот.
— Ниэйша сказала, что будет мальчик.
Я удивленно вскидываю брови.
— Правда?
— Да. Что ж, я не стану узнавать пол ребенка раньше времени. Узнаем через шесть месяцев.
ГЛАВА 30
МОЛЛИ
На протяжении трех месяцев каждое утро я открываю глаза и думаю об одном и том же.
Я не хочу просыпаться.
Во сне он рядом со мной. Во сне он жив. Я не успела по-настоящему понять, что мы снова вместе. Его отняли у меня, и во мне словно все умерло. Нет ни ненависти, ни слез. Абсолютно ничего.
Первые дни после похорон я пыталась осознать. Сутками я бродила по пустому дому, мечтая, чтобы это оказалось страшным сном. Я не ела. Ниэйша ходила за мной по пятам, давясь слезами. Ко мне приходили Лекс и Джекс, но даже они не смогли вернуть меня к жизни. Только после того, как каждое утро меня начало рвать желчью, Ниэйша купила мне тест, и я узнала о беременности.
Это и помогло мне очнуться.
Та единственная ночь, которую мы провели перед тем, как Алрой умер на моих руках, подарила мне ребенка. Его ребенка. Я увидела смысл.
Но боль от потери до сих пор продолжает дерзать мою душу, и я не могу представить, что когда-нибудь мне станет легче.
Я захожу в дом, в котором теперь живут Спайк, Ламмар и Джон-Вуд, то есть мой отец. Все вещи Алроя я не стала брать с собой к Ниэйше, так как не смогла бы смотреть на них. Но нужно что-то делать с ними. Мне с трудом удается игнорировать картину, которая стоит перед моими глазами, когда я стою возле этого самого окна.
Раньше я даже не допускала мысли о том, что его может не стать. Он был сильным и смелым. Он был моим миром.
— Привет, Молли, — Спайк улыбается мне, приподнимая над коленями бутылку пива. — С Рождеством.
— С Рождеством, — отвечаю я и поднимаюсь наверх.
Когда я оказываюсь в комнате, в моих легких исчезает воздух, и я начинаю задыхаться. Сухие рыдания душат, но я продолжаю перебирать его вещи.
К продолжают преследовать Мятежников, которые после смерти своего лидера разбежались кто куда. Отец просил меня уехать, но я перестала бояться. Я четко решила покинуть эти улицы, но только после того, как наш с Алроем ребенок появится на свет. Во мне поселилось убеждение, что этот ребенок должен впервые увидеть этот мир именно здесь. А потом я уеду. Мне нужно много сил, чтобы поднять его на ноги. Много сил, чтобы пытаться жить дальше без Алроя. Надеюсь, наш ребенок даст мне эти силы.
Вернувшись в дом Ниэйши с небольшой сумкой, я ставлю ее в шкаф. Из кухни доносится приятный запах, и я иду туда.
— Привет, милая, — машет мне деревянной лопаточкой Ниэйша. — Голодна?
Я киваю и прижимаюсь к ее тучному телу. От нее пахнет домашней стряпней и домом. Ниэйша ласково проводит рукой по моим волосам.
— Ты сделала то, что хотела?
— Да. — Я чувствую себя маленькой девочкой. Если бы не эта женщина, я не знаю, чтобы стало со мной.
Как же я многого не понимала. Она заменила нам мать всем. У этой женщины был один-единственный родной сын, наш Спайк, но она поровну делила на всех свою безграничную любовь. А я страдала от того, что моя родная мать живет в особняке.
Сейчас я даже не думаю об этом. Даже когда звоню или вижу Джорела. Он больше не ассоциируется у меня с историей моего происхождения. Он просто часть моей жизни, неотъемлемая часть. Потому что нас объединила общая боль и одиночество. Похожие чувства, но по разным причинам.
Проглотив пару кусочков домашнего яблочного пирога, я надеваю ботинки и куртку.
— Может, сегодня останешься дома? — просит Ниэйша, глядя, как я одеваюсь у двери. — Скоро приедут твой отец и ребята, будем играть в юкер, смотреть викторину.