Дальше в притче события развиваются таким образом: Царь, войдя посмотреть возлежащих, увидел там человека, одетого не в брачную одежду. То есть Сам Отец Небесный входит в наш храм и смотрит, кто из нас в брачной одежде, а кто нет. И говорит ему: друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде? Он же молчал. Тогда сказал царь слугам: связав ему руки и ноги, возьмите его и бросьте во тьму внешнюю; там будет плач и скрежет зубов; ибо много званых, а мало избранных. А это о чем? Кто из нас будет связан и брошен вон, во тьму внешнюю, то есть в мир внешний, мир страстей, в погибель? Тот, кто попал сюда случайно. А что такое брачная одежда? <…> Мы тоже получаем брачную одежду — вот здесь, на исповеди. Мы приходим в храм, с ног до головы опутанные и оклеенные грехами своими, и Господь нас вопрошает, часто устами священника: «Какие у тебя на совести грехи?» А человек молчит или отвечает: «Пелагея» — и все. Тогда он брачной одежды не получает, а отходит от исповеди такой же грязный, как и подошел, то есть очищения не происходит, потому что нету покаяния. А покаяния нет потому, что человек не замечает, что он весь в грязи; он считает, что ничем не согрешил. Некоторые так и говорят: я ни в чем не грешен. То есть настолько человек привык к своей одежде, что она кажется ему чистой. Если надеть темную рубашечку и носить две недели — она все чистенькая, но стоит окунуть ее в таз со стиральным порошком, сразу окажется, что она черна от грязи, хотя человек этого и не замечает. Так и живущий в грехах не замечает, что он полностью черен, что он весь в грязи. И чтобы ему участвовать в брачном пире Отца Небесного, чтобы соединяться со Христом Спасителем, нужна другая одежда, а эту ветхую надо скинуть, то есть нужно покаяться.
<…> Само желание причаститься — это Божественное желание. И то, что человек пошел на брачный пир даже в грязной одежде, не есть еще грех, потому что стремление причаститься — от Бога. Дьявол не может внушить человеку такую мысль, потому что для дьявола это невыносимо. Наоборот, он всеми правдами и неправдами старается нас отвратить от причастия. <…> К сожалению, мы часто, следуя, как нам кажется, своим мыслям (на самом деле они внушены нам сатаной), под разными предлогами уходим от причастия. А Господь нас зовет. Он же не говорит: пийте от нее Маша, Даша, Катя и Вова, Он говорит: Пийте от нея вси — все, весь мир призывается к Чаше для соединения с Богом. Но единственное условие этого соединения — покаяние, потому что мы все пришли к Богу в грехах. <…> И вот с покаянием нашим начинается страшная путаница. Чаще всего она происходит от незнания. Человек никогда в жизни не исповедовался, никто его этому не учил. Что, собственно, исповедовать? как говорить? что вообще нужно? Обычно каждый старается все правильно исполнить, некоторые даже спрашивают: а что вперед целовать, Крест или Евангелие? Но правильность заключается не в том, что сначала целовать, или как голову наклонять, или как креститься, — она заключается в том, чтобы покаяться. Человек должен осознать перед Богом, что он недостоин участия в этом пире. Каждый входящий в храм должен глубоко понимать, что он здесь пришелец, он убогий нищий, которого подобрали где-то на дороге и из милости сюда пустили.
<…> Источник нашего очищения есть Чаша Христова. Взять отсюда Чашу Христову — и это уже будет не храм, потому что центр и средоточие нашей духовной жизни есть эта божественная служба — Евхаристия, благодарение. Одна раба Божия вчера сказала: «Я в церковь очень редко хожу, но я дома молюсь». Да, помолиться можно и дома, и даже очень хорошо, что человек дома молится, но причащаться, соединяться со Христом не только духовно, через молитву, но и телесно можно только в храме. А причащение есть самая большая полнота общения с Богом, без него не может быть ни молитвы, никаких добрых дел, никакой жизни христианской, а только одна иллюзия ее. Поэтому целью нашей жизни должно стать постоянное причащение. Причастие — это есть Царство Небесное. <…> Царствие Небесное — это не значит, что мы сядем где-то на облаке и будем по воздуху летать. Нет, оно здесь находится, но оно духовное и увидеть его можно только духовными очами. А для этого надо их открыть, надо промыть их от греха.
<…> А некоторые полностью формализовали свою духовную жизнь, им лишь бы причаститься. Ну да, причаститься ты можешь, но не только ничего не получишь от этого, а и нанесешь себе вред. Апостол Павел так и говорит, что многие внезапной смертью умирают и многие часто болеют, потому что без рассуждения приступают к Святым Христовым Тайнам, не понимая, чего причащаются. Мы причащаемся того Тела, которое ходило по Иудее, которое страдало на Кресте, того Тела, которое вознеслось на небо. Мы соединяемся с Самим Христом. Это не есть какой-то символ. Просто потому, что мы не можем есть человеческое мясо — человек не может переступить через это, — Господь так премудро устроил, что мы вкушаем Его Тело и Кровь под видом хлеба и вина. Но это только вид, как во Христе был вид человека, но с Его человечеством было соединено Божество. <…> так святые отцы на Соборе установили эту Божественную истину, догматизировали, выработали эту замечательную, изысканную формулу.
<…> Евхаристия — это краеугольный, пробный камень нашей веры и нашего отношения к Богу. И если что-то нас может отлучать от причастия, то только церковная дисциплина, потому что не каждый, в силу своей греховности, может выдержать, не повредившись умом, душой и прочими составами, ежедневное причащение, не может удержать эту чистую одежду. Поэтому нужно к причастию особенно готовиться. Если святые апостолы причащались ежедневно, то уже по прошествии нескольких десятков лет христиане стали причащаться раз в неделю. А потом это все более и более скудело, и уже во времена Иоанна Златоуста появились христиане, которые причащались раз в году. А теперь есть такие, которые вообще почти не причащаются, хотя по канонам церковным кто хотя бы раз в год не причастился, тот уже, собственно, не христианин, то есть он становится как бы не крещеным.
<…> Чашу выносят, Чашу жизни, в которой Тело Христово! Да мы должны броситься к ней, обнять! Вот как Иоанн Кронштадтский: он, когда Божественную литургию служил, эту Чашу обнимал, он ее целовал, поливал ее слезами — такая была у него любовь ко Христу. А мы? Мы можем и потолкаться, и свечами заниматься, и чем-то шуршать, и о чем-то думать… Выходит Сам Христос, Чашу жизни предлагает — вот оно, Царство Небесное, вкушай, пей! А нам все равно, мы даже покаяться не хотим. Так только, по обычаю: вроде уж время пришло, вот в пост — тогда, мол, и причащусь. А желания такого не испытываем; какая-то обязанность, какая-то поденщина в этом, а жажды нету. <…> А то приходит человек: батюшка, у меня то, у меня се, кому мне молебен заказать, кому мне отслужить? Чаша жизни выносится, Сам Христос живой перед нами! Какой еще молебен? Можно помолиться любому святому — это очень хорошо. Можно просить помощь, можно и молебен отслужить — все это вещи прекрасные. Но если человек пренебрегает Самим Христом Спасителем, как можно просить чего-то у Его Матери? Неужели Матерь Божия нас послушает, если мы отвергаемся Ее Сына? Как это возможно? Поэтому нам надо стремиться к Чаше. Нам ее Господь дал, Он для этого и Кровь Свою пролил, чтобы нас этой Кровью напитать, потому что эта Кровь животворящая, она оживотворяет нас. И если мы хотим ожить, если мы хотим просветиться, начать новую жизнь, то нам надо к Чаше стремиться <…>
Господь пришел к Своему народу, который Он избрал давно, много-много сотен лет назад. Но этот народ Его не принял, за исключением немногих людей. Слово Божие обращено ко всем живущим на земле, но одни народы приняли его, а другие нет. Бывает и так, что кто-то сначала с радостью воспринимает, а потом отвергает слово Божие.
Господь пришел на землю и зовет всех на пир веры, зовет всех в Царствие Небесное, которое Он уподобляет свадьбе, потому что из всех праздников человеческих свадьба — самый радостный. Сейчас, правда, это во многом ушло, но даже то, что люди на свадьбе стараются друг перед другом выставиться как можно больше и больше пир закатить, есть свидетельство той прежней радости, которая шла от сердца, а не от того, чтобы другим показать, каковы, мол, мы. Вот поэтому Господь и уподобляет Царствие Небесное брачному пиру.
Кто же вступает в брак на этом божественном пире? Дух Божий и душа человека сочетаются навсегда в любви. К этому союзу Господь и зовет всех людей, но они находят уважительные причины, чтобы уклониться от Его зова. <…> Мы вот с вами пришли на этот пир веры, потому что церковь, Божественная литургия — это и есть Царствие Небесное на земле. Знаем мы это или нет, чувствуем или нет, но Царствие Небесное — оно вот здесь, сейчас явлено во всей своей полноте. Только воспринять его мы можем каждый в ту меру, насколько кто подготовился, насколько смог облачиться в брачную одежду.
<…> Не все из идущих в храм даже знают о том, что здесь есть Царствие Божие, к которому можно приобщиться. Стоят в храме телом своим, а дух не может воспринять это, уяснить, усвоить, потому что человек отягчен совсем иным. А бывает, человек и в храм-то пришел не за этим, не за Царствием Небесным, а еще за чем-то. Мало ли нужд у человека? Мало ли за чем к Богу можно обратиться? Поэтому Господь говорит: Много званых, а мало избранных.
И ради избранных Господь пролил Свою Кровь. Сможем ли мы стать этими избранными? Если захотим, то сможем, а если не захотим, то не сможем. Иной говорит: я вроде бы хочу, но у меня ничего не получается. Дело в том, что на словах каждый человек этого хочет, но всякое желание обычно сопряжено с неким деланием, которое подтверждает его желание. Самые простые примеры: человек захотел пить, и, если он дома, он идет к чайнику, а если на улице — то ищет квасную бочку. Не так ли? Так. Если человек хочет учиться, он поступает в учебное заведение, соответствующее его интересам. Бывает, что человек не хочет учиться, а хочет иметь диплом — тогда он поступает туда, куда легче поступить, но при этом получает не образование, а лишь свидетельство о нем.