– Ага, искусеныш пожаловал!
Перед учеником Толлеуса встал сакраментальный вопрос: что делать? Можно было уйти в отказ. В принципе отбрехаться труда не составило бы. Слишком это диво дивное – искусник посреди Оробоса. Но поступить так что-то не позволяло. Оболиус уже сделал для себя вывод, что Искусство – это сила. И ею можно хвастаться и гордиться. Она позволяла подняться выше. И сейчас, пусть даже на словах, отказ от нее выглядел бы как желание спуститься по социальной лестнице. Парень это понимал, но неожиданно осознал, что донести это до окружающих не так-то просто. Вот что можно сказать деревенским мальчишкам, чтобы они тоже это поняли? А говорить что-то надо…
Самым привычным способом было всех заговорить и запутать. Вспомнился Никос с его объяснениями про две половинки одного целого. Обдумывая, как и что сказать, Оболиус начал тянуть время:
– С чего взял?
– Дед твой сам сказал!
– А что сказал-то?
– Что искусник! Вот что!
– Ага, правильно. А тебе-то что?
Вопрос немного сбил вожака с толку, на секунду Креп удивленно нахмурился, но тут же нашелся:
– А то! Значит, ты искусеныш! И нечего тебе с порядочными ребятами делать!
Именно такое развитие событий Оболиус и предполагал, как раз его опасался. Но решил попробовать защититься в совершенно неожиданном как для местных мальчишек, так и для себя самого ключе:
– Ты, наверное, очень хорошо разбираешься в чародействе и Искусстве, раз судить берешься. Так?
Креп задумался, но олитонец не дал ему поразмыслить:
– Ну что? Разбираешься или нет?
– Чародеи – достойные люди, наш оплот и защита, – вывернулся белобрысый, и затаившие дыхание ребята согласно кивнули.
– Люди! Именно люди могут быть достойные или недостойные. А Искусство и чародейство к этому вообще не относится. Ни то, ни другое людей достойными не делает. Это, чтоб ты знал, вообще просто две разные школы одного и того же мастерства.
Креп открыл рот, чтобы возразить, но Оболиус не дал ему ничего сказать:
– Знаешь вообще, что такое школы? Наверняка слыхал про Турнир големов. Так вот, там тоже разные школы меж собой соревнуются. Или как кузнец клинки делает – у каждого свои рецепты и секреты. Да только все одно делают, но чуть по-разному. Вот и искусники с чародеями так же. Смотри!
С этими словами ученик искусника создал у себя на ладони искусный светляк. Это было его новейшее умение, освоил буквально сегодня, когда возвращались со стариком с лугов. Мальчишки завороженно уставились на диво.
– Можешь сказать, с помощью Искусства или чародейства я это сделал? – Оболиус продолжал говорить, с внутренней радостью видя, что получается складно и никто не берется ему перечить.
– С помощью Искусства! – уверенно заявил Креп.
– С чего взял?
– Известно, с чего! Потому что ты искусеныш!
Это был неожиданный поворот. Но все-таки Оболиус нашелся – в другой его руке засиял еще один светляк.
– А этот? – спросил он.
– Тоже с помощью Искусства!
– А вот и не угадал! Второй – с помощью чародейства! Потому что я и так и так могу. А разницу увидит только другой мейх.
– Кто-кто?
– Мейх! Тот, кто, как я, разными способами может!
Сжав кулаки, Оболиус резко погасил оба светляка и пошел домой. Хотелось поиграть и поговорить с ребятами, но сейчас лучше тут не задерживаться, чтобы не случилось продолжение спора, где его смогут поймать на вранье. А если оставить их одних, то спорить они будут сами с собой, и есть надежда, что к следующему разу эта тема им надоест. Может, конечно, придумают что-то, но тогда и нужно с этим разбираться. Пока же самому стоит поразмыслить о том, что только что озвучил, и хорошенько подготовиться к новому разговору.
Глава 7Толлеус. Гармония
Следующий день был посвящен доставке всех мохнаток на луг. Загон стоял и работал отлично. Впрочем, искусник в этом нисколько не сомневался – уже много раз им пользовался. Что же касается усовершенствований, то это дополнение, на основную функцию оно повлиять не может.
Деревенских видно не было. По пути откуда-то раздавалось протяжное «му-у», но из-за дождя искусник не увидел коров. Впрочем, они его мало интересовали.
Ездили привычным путем, не стали искать, где местные гоняют стадо. Управились за одну ходку – только через затопленные поля и гору Толлеус перевез химер в повозке за несколько заходов. Весь остальной путь животные отшагали своими ногами. Шли весело, с радостным бульканьем. Темнота запертого хлева им явно пришлась не по душе, соскучились по воле и свежему воздуху.
А потом старик задумался. Крепко задумался. Очень напрягал и раздражал бесконечный дождь. Искусник слышал, что далеко на юге бывают целые сезоны, когда стоит такая же погода. Но все местные в один голос уверяли, что здесь такое впервые.
Вроде бы нет никаких проблем, если просидеть в деревне неделю или даже две. Еда и кров есть, стадо пристроено. Но что, если дожди зарядили на целый сезон? День пути на запад, и там, по слухам, совсем другая погода. Нормальная. Так не лучше ли поехать туда? Или все-таки подождать?
Как обычно, мнения Толлеусов разделились. Пессимист не ждал от неба ничего хорошего, но при этом находил массу доводов, чтобы не отправляться в обратный путь. Суть их всех сводилась к одному: дорога трудна. Оптимисту же не сиделось на месте, но ехать обратно принципиально не хотелось.
В идеале следовало самостоятельно проверить слухи и разведать местность. Деревенские варились в своем соку, после каравана Меривы посторонние сюда не заворачивали.
Но чтобы отправиться на разведку, требовалось оставить химер одних без присмотра. Причем не на день, а на несколько, потому что только до Боротона на повозке день пути, и для лошади это большой переход, на следующий день гнать ее в обратную сторону – издевательство над животным. Значит, минимум три дня. На запад проще – до Верхнего Боротона и обратно можно обернуться за день.
Пожалуй, стоит оставить Оболиуса в деревне, сходит на луг проведать стадо. Можно даже дать монетку, чтобы взял у кого-нибудь из крестьян лошадь, все-таки путь для одного ребенка непростой и неблизкий. С другой стороны, что он сможет сделать, если что-нибудь все-таки случится? Наверное, ничего. Но хотя бы ману соберет. Сам-то еще не умеет, но если дать амулет, вполне справится. Неплохая мысль!
За ужином искусник поделился своими соображениями с Оболиусом и тут же ехидно добавил:
– Вот был бы голем, было бы лучше. Сел и поехал. И быстрее, и не устает, и грязь не страшна. Можно было бы до Боротона и обратно за два дня обернуться, притом что в городе все дела решить… – Старик мечтательно закатил глаза и тут же сурово спросил: – Ты уже сделал голема?
Ученик от возмущения фыркнул и встрепенулся одновременно. Обоим было понятно, что делать голема парню было некогда и не из чего. А даже если бы он сделал Паучка, тот вышел бы гораздо проще турнирного и для поездок в Боротон не очень годился.
Толлеус с интересом наблюдал за сменой эмоций на лице парня. Наконец ученик справился с возмущением и буркнул:
– Еще не готово.
А в утренних сумерках следующего дня Толлеус отправился знакомой дорогой на запад. Лошадиные копыта с чавканьем расплескивали грязные лужи, колеса устало поскрипывали, по тенту чуть слышно шелестел дождь. Искусник вдруг с удивлением осознал, что чуть ли не впервые за несколько месяцев остался один. Даже призрачный гомон здесь, вдали от жилищ людей, был еле слышен.
Грустная погода, грустные мысли, холодно. Не снаружи, а внутри. Очень неприятное ощущение. Толлеус прожил один много лет, но даже в пустом доме после смерти жены никогда ему не было так одиноко. Может, все дело в том, что даже когда в комнатах перестал звучать ее голос и из кухни больше не долетали звуки и запахи готовящегося обеда, сам дом жил, поскрипывая рассохшимися досками, постукивая дрожащими от непогоды ставнями, подпевая дымоходом ветру?
Когда искусник завяз в болотах, он тоже был совсем один. Пожалуй, тогда все обстояло еще хуже, потому что сейчас рядом с ним живое существо – лошадь, есть дело и есть человек, который его дожидается в деревне. И если бы он сгинул тогда, ни одна живая душа не узнала об этом, не стала его искать или горевать о нем. Но все равно даже посреди топей не было такого давящего чувства одиночества – его вытеснил страх. Теперь бояться нечего, и тоска воспользовалась этим, схватив за горло.
Когда путник с посохом странника в руке и тощим мешком за плечом показался впереди, он, сам того не ведая, в ту же секунду обрек себя стать попутчиком, даже если бы пришлось его уговаривать не мокнуть под дождем и не топтать ноги. Впрочем, уговаривать не пришлось – круглолицый коротышка, приветливо улыбаясь, сейчас же полез в повозку.
– Монг к вашим услугам! – представился он, снимая промокший плащ и устраиваясь рядом с искусником.
Тесновато, конечно, но Толлеус сам указал ему на это место. Потому что не здорово, если чужак будет сидеть за спиной, стоя ногами на плите из адамаса, пусть даже спрятанной от чужих глаз. Причем только от простых. Попутчик, похоже, к таким не относился. Когда он снял плащ, открылась весьма неожиданная аура – один из тех редких случаев, когда старик затруднялся точно сказать, что перед ним за человек.
Впрочем, Толлеус не испугался. Монг располагал к себе, опасности кордосец не чувствовал, даже не стал на всякий случай ставить защитную сферу. Да и какой смысл, если вероятная угроза сидит с тобой бок о бок?
Человек был странным весь: непонятная аура, непривычно-мягкий, словно мурлыкающий, голос, волны доброжелательности и умиротворения, исходящие во все стороны. Еще Монг все время улыбался, но не как дурачок, а искренне, как будто был чем-то чрезвычайно доволен каждый миг.
Можно, конечно, предположить, что попутчик находится под действием какого-то дурмана, но глаза его не были пустые или мутные. Напротив, глаза тоже улыбались и светились какой-то юношеской чистотой.