Толпа героев XVIII века — страница 31 из 108

Бирон обычно действовал наступательно, требовательно, решительно, твердо зная, что императрица не посмеет ему отказать. Так вел он себя в деле Артемия Волынского – настоял на опале кабинет-министра, весьма ценимого Анной за деловые качества, но не угодившего временщику. Но при всей своей настырности Бирон был достаточно расчетлив и осторожен, глупостей обычно не делал. Переписка Бирона, его бумаги и особенно следственное дело, заведенное на него после его свержения и ареста осенью 1740 года, свидетельствуют, что это был человек умный, волевой, сильный. Обычно над свергнутыми вельможами потешаются, ищут для них самые обидные клички, сравнения и образы. В ходившей в 1740 году эпиграмме на опального Бирона его сравнивают с бодливым быком, которому обломали золотые рога. В этом образе нет уничижительного подтекста. Наоборот, есть что-то от Зевса, но главное – образ этот достаточно точен. Могучий, страшный для многих, упрямый, необузданный, но несокрушимый. А то, что ему обломали рога, сделали, как тогда говорили, комолым, – ну что ж, такова жизнь, со всяким может случиться!

Внезапная болезнь сорокасемилетней, полной сил Анны Иоанновны (у нее открылась почечно-каменная болезнь, и уже после смерти государыни врачи извлекли из ее почек целый «коралл») в октябре 1740 года застала Бирона врасплох. Он был в растерянности, но потом начал действовать. По его указке раболепствующая знать стала упрашивать умирающую императрицу сделать Бирона регентом при малолетнем наследнике престола Иване Антоновиче. Но Анна не думала, что ее дела так плохи, и подписывать завещание не захотела: сунула бумаги под подушку – и все! Она суеверно боялась, что, поставив подпись под завещанием, призовет к себе смерть. Некоторые видели Бирона на коленях перед императрицей: он умолял ее подписать завещание. Незадолго перед смертью Анна это сделала – ведь она не могла отказать возлюбленному! Как пишет английский посланник Э.Финч, умирающая государыня до самого конца не отрываясь смотрела на стоящего в ее ногах и плачущего Бирона, а потом тихо сказала: «Небось!» Англичанин перевел это как “Never fear!” – «Никогда не бойся!».

Став регентом империи, Бирон торжествовал. Он мог править страной семнадцать лет – до совершеннолетия двухмесячного императора Ивана Антоновича. Но судьба не отпустила ему даже одного месяца. Он был свергнут в результате ночного дворцового переворота. Переворот этот устроил самый близкий сподвижник регента, фельдмаршал Б.Х.Миних. Во время болезни Анны у Бирона не было более горячего сторонника, чем Миних. Но потом фельдмаршал счел, что его обделили наградами, и подговорил гвардейцев свергнуть временщика, что и произошло ночью 9 ноября 1740 года. По одной из версий, вечером накануне мятежа Бирон и Миних сидели, пили вино, и в разговоре регент вдруг спросил у фельдмаршала: не приходилось ли ему начинать какое-нибудь военное дело в ночную пору? Миних прикипел к стулу – Бирон будто унюхал предательство, но тот, успокоенный ответом собеседника, ушел почивать. Спустя несколько часов его разбудили грубыми ударами прикладов подручные Миниха и, завернув в одеяло, потащили вон из опочивальни. Эта процессия с брыкающимся регентом проследовала через залу, в которой еще стоял гроб императрицы Анны Иоанновны. Бедная государыня уже ничем не могла помочь своему возлюбленному – все было в его руках, а он так бездарно упустил фортуну. Бирона посадили в карету и увезли в тюрьму. Следом один из гвардейцев вытащил на руках полуодетую герцогиню, она плакала. Солдат спросил, что с ней делать. Всем было некогда, никто ничего не знал – чай, революция! – и тогда солдат бросил жену Бирона в грязный сугроб и ушел. Так кончается слава земная!

Во время следствия, начавшегося в Шлиссельбурге (а именно туда, подальше от столицы, увезли грозного временщика), на Бирона хотели навесить всех собак, обвинить во всех смертных грехах – обычный удел низвергнутых властителей. Но он оказался умнее и хладнокровнее своих следователей и сумел отвести от себя самые страшные обвинения. Тем не менее его приговорили к четвертованию, но потом помиловали и сослали в Сибирь. Но вскоре Бирона оттуда вернули – пришедшая к власти в ноябре 1741 года Елизавета Петровна не питала ненависти к временщику, привечавшему ее еще при Анне Иоанновне. Она повелела перевести Бирона со всем его семейством в Ярославль. Где-то на полдороге между Сибирью и Ярославлем на одной из почтовых станций он вдруг столкнулся лицом к лицу с Минихом. Того, свергнутого вслед за регентом, везли так же под конвоем в Сибирь. Вряд ли эта встреча была радостной – вечерний разговор накануне переворота 9 ноября навсегда запомнился обоим.

В Ярославле Бирон прожил двадцать лет. Из ссылки его вернул в 1762 году Петр III, а вскоре восшедшая на престол Екатерина II возвратила Бирону пустовавший курляндский трон. Она была спокойна за верность герцога Курляндского российским интересам – побывавшие в русской ссылке испытать ее вновь не хотят. Умер Бирон в 1772 году. После него Курляндией правил его старший сын Петр. А в конце XVIII века имперский ластик Екатерины II стер с карты это маленькое герцогство, когда-то располагавшееся на территории нынешней Латвии, и обо всей этой истории надолго забыли…

Андрей Ушаков: преимущества «секретного зрения»

На докладах у государыни Ушаков говорил тихо и тотчас замолкал, когда кто-нибудь входил в покои императрицы. Тогда оба они смотрели на вошедшего с одинаковым выражением настороженности и недоверия. Казалось, они были сообщниками в каком-то тайном и грязном деле…

Собственно, так оно и было. Начальник Тайной канцелярии генерал Андрей Иванович Ушаков и императрица Анна Иоанновна имели много общего, у них была общая тайна, недоступная другим подданным. Без преувеличения можно сказать, что Ушаков держал руку на пульсе страны и знал обо всех, и по преимуществу нехорошее. О том же знала с его слов и государыня. Не было в сыске ни одного сколько-нибудь заметного дела, с которым бы, благодаря Ушакову, не ознакомилась императрица… Поэтому он был так нужен государыне…

Карьера Ушакова на ниве тайного сыска началась еще в петровское время. К аннинскому времени он многое повидал и испытал: выполнял секретные поручения Петра, был помощником П.А.Толстого, с которым пытал, а потом убил царевича Алексея, раз как-то попал Ушаков и в опалу, которую, впрочем, счастливо пережил. А родился Андрей Иванович в 1670 году, в бедной, незнатной дворянской семье, до 30 лет он жил в деревне с тремя братьями, деля доходы с единственного крестьянского двора, которым они сообща владели. Ушаков ходил в лаптях с девками по грибы и, как писал современник, «отличаясь большою телесною силою, перенашивал деревенских красавиц через грязь и лужи, за что и слыл детиною». В 1700 году 30-летний Ушаков был записан в преображенцы. После этого карьера «Ильи Муромца русского сыска», засидевшегося на печи, развивалась стремительно благодаря его способностям и усердию. Но среди прочих сподвижников – гвардейцев, людей честных, инициативных, бесконечно преданных своему Полковнику, Ушаков выделялся тем, что любил и умел вести сыскные дела. Он отличился в бестрепетном расследовании служебных злоупотреблений крупных чиновников и всех врагов государя. Никто так много и с усердием не работал в застенке. Интересная черточка характера Ушакова видна из дела Степаниды Соловьевой, которая в июне 1735 года была в гостях у Ушакова и за обедом пожаловалась на своего зятя, секретаря Василия Степанова. Баронесса сказала, что зять «ее разорил и ограбил и что в доме того зятя ее имеетца важное письмо». Хозяин сразу насторожился и спросил: «По двум ли первым пунктам?», то есть не по двум ли наиболее серьезным политическим преступлениям. И хотя Соловьева уклонилась от ответа, в Тайной канцелярии вскоре завели на Соловьеву и ее зятя дело, а потом баронесса за свой длинный язык оказалась за решеткой и просидела в тюрьме Тайной канцелярии несколько лет. Как видим, начальник Тайной канцелярии и в дружеском кругу, за обеденным столом оставался шефом политического сыска. Он так был увлечен своей работой, что часто оставался ночевать в Петропавловской крепости, где находился застенок.

Ушаков, как и каждый начальник тайной полиции, несомненно, вызывал у окружающих страх. Хотя он не был ни ужасен лицом, ни кровожаден по характеру, ни угрюм по нраву. Современники писали о нем как о господине светском, вежливом, обходительном. Ясно, что люди боялись не Андрея Ивановича лично, а системы, которую он представлял, ощущали безжалостную мощь той машины, которая стояла за его спиной и могла каждого человека, выражаясь языком недавнего прошлого, «стереть в лагерную пыль». «Он, Шетарди, – рапортовали члены комиссии по выдворению из России провинившегося перед императрицей Елизаветой французского посланника в 1744 году, – сколь скоро генерала Ушакова увидел, то в лице переменился. При чтении (указа о высылке) столь конфузен был, что ни слова во оправдание свое сказать или что-либо прекословить не мог». Еще бы: он помнил, что в России есть места попрохладнее Петербурга и лучше Ушакову не перечить.

Следя за карьерой Ушакова, нельзя не удивляться его поразительной политической непотопляемости: он занимался делами тайной полиции при пяти монархах и особо возвысился при Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. Конечно, при этом он не имел душевного покоя – так резко менялась в те времена ситуация в стране, а главное – при дворе. На пресловутых крутых поворотах истории в послепетровское время люди легко теряли не только чины, должности, свободу, но и голову. Судите сами: в 1739 году вместе с кабинет-министром Артемием Волынским Ушаков допрашивал попавших в опалу князей Долгоруких, а вскоре, в 1740 году, по воле Бирона пытал уже самого Волынского. Потом, в начале 1741 года, после смерти Анны, Ушаков допрашивал уже самого Бирона, свергнутого фельдмаршалом Минихом, еще через несколько месяцев, в 1742 году, непотопляемый Ушаков уличал во лжи на допросах уже Миниха и других своих бывших товарищей, признанных новой императрицей Елизаветой Петровной врагами отечества. Вместе с любимцем императрицы, врачом Лестоком, в 1743 году Ушаков пытал Ивана Лопухина, и если бы Ушаков дожил до 1748 года (он умер в 1747-м), то, несомненно, он бы вел в застенке «роспрос» и самого Лестока, попавшего к этому времени в опалу. Как тут не замрет сердце – а вдруг именно ты сам следующий кандидат на дыбу?