Но пока в «Современнике» печатаются рассказы «Севастополь в декабре месяце», «Рубка леса» и «Ночь весною 1855 года в Севастополе». Тема «Севастопольских рассказов» волнует Льва Толстого и не оставляет в покое. Из его записей в дневнике: «Вчера ядро упало около мальчика и девочки, которые по улице играли в лошадки: они обнялись и упали вместе».
Из рассказов о Севастополе. «Посмотрите лучше на этого десятилетнего мальчишку, который… с самого начала перемирия вышел за вал и все ходил по лощине, с тупым любопытством глядя на французов и на трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые цветы, которыми усыпана эта роковая долина. Возвращаясь домой с большим букетом, он, закрыв нос от запаха, который наносило на него ветром, остановился около кучки снесенных тел и долго смотрел на один страшный, безголовый труп, бывший ближе к нему. Постояв довольно долго, он подвинулся ближе и дотронулся ногой до вытянутой окоченевшей руки трупа. Рука покачнулась немного. Он тронул ее еще раз и крепче. Рука покачнулась и опять стала на свое место. Мальчик вдруг вскрикнул, спрятал лицо в цветы и во весь дух побежал прочь к крепости». Так Толстой справлялся с войной, с тем, что он видел и что хотел донести в своих произведениях до читателей.
Он также рассказывал своему другу и единомышленнику Александру Гольденвейзеру: «Когда Малахов курган был взят и войска спешно переправлялись на Северную сторону, – тяжелораненых оставили на “Павловском мыске”, где была батарея. Это сильная батарея, с которой можно было обстрелять весь город. Когда сообразили, что нельзя ее так отдавать французам, то решили ее взорвать. Я был у Голицына, там еще Урусов сидел, и тут же крепко спал добродушный, здоровый офицер Ильин. Мне сказали, что он только что вернулся из опасного поручения – взорвать “Павловский мысок”. Мысок был взорван с батареей и со всеми ранеными, которых нельзя было увезти, а батарею отдать неприятелю нельзя было… Потом пытались отрицать это, но я знаю, что это было так».
Скорее всего, в это время на Толстого обращают внимание власти и полиция. Известна песня о поражении в Севастополе, сочиненная Толстым, ее знали и солдаты, и сам великий князь, так что Лев Толстой им сильно нелюбим.
В 1856 году Лев Николаевич пишет и публикует повести «Два гусара» и «Утро помещика», а также рассказ «Севастополь в августе 1855 года». Получает отставку. Одним из тяжелых воспоминаний этого года оказалась смерть брата Дмитрия.
Позволю себе заострить внимание на этом человеке. Дмитрий Николаевич Толстой родился 23 апреля 1827 года. Он был крайне своеобразной личностью, с детства тихий, серьезный, замкнутый, склонный к одиночеству и аскетизму. Он не следил за своей внешностью, чурался развлечений, ходил в одной и той же одежде, страдал нервным тиком. Когда детей Толстых перевезли в Казань, Митя сделался истово верующим. Братья считали, что так проявилась их генетическая черта – «толстовская дикость». Дмитрий ходил в тюремную церковь, постился, выстаивал длинные службы, общался с заключенными. У него не было друзей, и единственная, с кем он общался, была приживалка Юшковых, Любовь Сергеевна, уродливая и болезненная особа. «Чудак, в высшей степени чудак», – отзывался о нем Николай, старший брат, а два других брата над ним просто смеялись. В зрелом возрасте Льву Толстому будет стыдно за такое поведение, он скажет о Мите так: «…очень слабый ум, большая чувственность и святое сердце. И все это свяжется таким узлом, что нельзя распутать – и разрывается жизнь». Или: «В Митеньке, должно быть, была та драгоценная черта характера, которую я предполагал в матери и которую знал в Николеньке, и которой я был совершенно лишен, – черта совершенного равнодушия к мнению о себе людей».
Когда Дмитрий окончил университет, то уехал в свое имение, им владели мысли о социальном переустройстве жизни. Он считал, что обязанность помещика состоит в заботе об экономическом и нравственном состоянии крестьян и службе Отечеству. Но в чиновниках и службе быстро разочаровался, хотя и состоял на скромной должности у себя в губернии. В 1853 году Дмитрий Толстой приехал в Москву и серьезно заболел. Он заперся в своей комнате и никого к себе не пускал, за исключением самых близких людей, отрастил длинную бороду. Спустя какое-то время он радикально переменился: стал пить, курить, играть в карты, ходить в кабаки и публичные дома. Дмитрий от святости ушел в разнузданный разгул. Первую женщину, которую он узнал, а ею оказалась проститутка Маша, он выкупил и поселил у себя. Они скандалили, он ее выгонял и снова забирал. Болезнь, которая его сжирала, была чахотка, бич того времени и семьи Толстых. Дмитрий понимал, что времени осталось мало, и хотел все или ничего. В феврале 1854 года братья собрались последний раз в Ясной Поляне, они замечательно провели время и вместе отправились в Москву. Потом Митя занимался хозяйством в своем имении, переписывался со Львом и жаловался на грусть и тоску. Лев увидел брата уже при смерти. «…Он был ужасен. Огромная кисть его руки была прикреплена к двум костям локтевой части, лицо было – одни глаза и те же прекрасные, серьезные, а теперь выпытывающие. Он беспрестанно кашлял и плевал, и не хотел умирать, не хотел верить, что он умирает. Рябая, выкупленная им Маша, повязанная платочком, была при нем и ходила за ним». Лев Толстой уехал в Петербург, а вскоре пришло известие о смерти брата: Дмитрий Николаевич скончался 21 января 1856 года в возрасте 29 лет. «Мне было жалко Митеньку, но мало. Я повернулся… и уехал, и он умер через несколько дней».
Конец 1856 года тоже оказался непростым. Толстой переживал роман с Валерией Арсеньевой. Его связи с женщинами были многочисленными, но в этом случае Лев Николаевич даже задумывался о женитьбе. Конечно, их отношения более развивались на бумаге, но, как ни крути, Толстой зашел очень далеко: он показал девушку тетке, братьям, приятелям, вел с ней активную переписку, написал роман и не женился, потому что счел девушку неподходящей кандидатурой. Он оборвал их связь письмом, в котором сообщил о своей поездке за границу. «Любезная Валерия Владимировна… я виноват перед собою и перед вами ужасно виноват – это несомненно. Я на днях еду в Париж и вернусь в Россию когда? Бог знает».
Наступил 1857 год. Трилогия, задуманная Толстым, завершилась повестью «Юность», ее опубликовали. «В детстве теплота и верность чувства; в отрочестве скептицизм, сладострастие, самоуверенность, неопытность и гордость; в юности красота чувств, развитие тщеславия и неуверенность в самом себе; в молодости – эклектизм в чувствах, место гордости и тщеславия занимает самолюбие, узнавание своей цены и назначения, многосторонность, откровенность».
Трилогия не была автобиографией Льва Николаевича в буквальном смысле, но главный персонаж находится в тех же жизненных обстоятельствах, в которых формировалась личность писателя, и восприятие обстоятельств такое же, как и у Толстого.
А еще Лев Николаевич созрел для поездки по Европе. Он хорошо говорил по-французски и по-немецки, собирался подтянуть английский и взяться за изучение итальянского. Толстой никогда не был за границей, ему необходимо было сменить обстановку и расширить границы своего мира, поэтому поездка пришлась как нельзя более кстати. Уезжая, Толстой планировал работать над рассказом «Альберт» о музыканте Кизеветере.
Но планы немного отодвинулись. Граф Толстой в Париже, у него много новых впечатлений, он читает, посещает театры, берет уроки итальянского языка. Он пытается понять французов и ужасается культу Наполеона – «обоготворение злодея, ужасно». Его поражает пошлость речей французского императора. А потом Толстой решается пойти посмотреть на казнь. Казнят преступника, убийцу. Собирается множество народа, 12–15 тысяч человек. Все пришли сюда за острыми эмоциями, как на развлечение. В толпе женщины, дети. Толстой пребывал в шоке от увиденного. «Это зрелище мне сделало такое впечатление, от которого я долго не опомнюсь… Я видел много ужасов на войне и на Кавказе, но ежели бы при мне изорвали в куски человека, это не было бы так отвратительно, как эта искусная и элегантная машина, посредством которой в одно мгновение убили сильного, свежего, здорового человека». Сию картину Лев Толстой будет вспоминать даже годы спустя. Когда голова отделилась от тела и упала в ящик, он осознал, что смертная казнь есть зло. Впоследствии он напишет статью об этом. Он больше не мог оставаться в Париже. И. С. Тургенев о том периоде Толстого: «Действительно, Париж вовсе не приходится в лад его духовному строю; странный он человек, я таких не встречал и не совсем его понимаю. Смесь поэта, кальвиниста, фанатика, барича – что-то напоминающее Руссо, но честнее Руссо – высоконравственное и в то же время несимпатическое существо». Толстой отправится в Женеву и далее по разным городам и весям.
Кстати, во время поездки брат Николай сообщит Льву Николаевичу о разрыве с мужем их любимой сестры Марии. И у нас с вами появился повод немного узнать о ней. Родилась Мария 4 августа 1830 года, единственная дочь в семье Николая Ильича Толстого и Марии Николаевны. Как мы уже знаем, спустя полгода после ее рождения умирает мать. Растет Машенька избалованная вниманием тетушек-опекунш, изнеженная, капризная. Через некоторое время определяют ее в институт благородных девиц, но она часто пропускает занятия. Благодаря связям семьи Юшковых, опекунов, ее делают «приходящей» ученицей.
Мария Николаевна хорошо говорила по-французски, играла на скрипке и фортепиано, рисовала. Братья к ней относились чудесно и вместо 1/14 части имущества, положенного ей в наследство, поделили имущество в равных долях. Всем состоянием стал распоряжаться муж, Валериан Петрович Толстой. Да, да, Марию Николаевну за него сосватали в 17 лет, и старше ее он был тоже на 17 лет. Ей казалось, что это любовь, и в первый год семейной жизни она признавалась Льву: «я вышла замуж за того, кого любила». У них с мужем родились четверо детей, первенец умер. Ей было 27 лет, когда она повстречала Ивана Сергеевича Тургенева, между ними возникла симпатия. Тургенев восхищенно отзывался о Марии Николаевне: «Одно из привлекательнейших существ, какие мне только удавалось встретить. Мила, умна, проста – глаз бы не отвел. Я едва не влюбился». А брат Николай в свою очередь с тревогой говорил Льву: «Машенька в восхищении от Тургенева. Но Маша не знает света и вполне может ошибиться насчет такого умного человека, как Тургенев». Но трагедия была не только в увлечении Тургеневым, но и в том, что Мария Николаевна узнала о рождении ребенка от мужа у их экономки, и, видимо, не единственного. Более того, на чердаке и на дне высохшего пруда нашли «несколько детских скелетцев». Были ли это дети барина или нет, доподлинно неизвестно, но Мария Николаевна наотрез отказалась принимать извинения от мужа, сказала, что не собирается быть «старшей султаншей в его гареме», и вместе с детьми уехала к брату в Ясную Поляну (он, узнав о ее трагедии, как раз вернулся из-за границы домой), и жила то там, то в Пирогово, своем имении, то в Москве. Возможно, уйдя от мужа, она рассчитывала на любовь Тургенева, приняв его комплименты за настоящее чувство, но Тургенев уехал за границу к Полине Виардо. Чтобы развеять печали сестры, Лев Толстой устроил ей и ее детям вояж за границу, и в 1861 году на французском курорте она встретила свою любовь, виконта Гектора де Клена. Бывший морской офицер, швед, он тепло относился к ней и детям. Они вместе уезжают в Алжир на два счастливых года, в 1863 году родилась их совместная дочь Елена. Мария Николаевна и виконт решают пожениться, но его родители не дают согласия на этот брак. Он не вернулся к ней и вскорости умер, а Мария осталась в чужой стране, одна, без денег, с тремя старшими детьми и с младенцем. Братья снова пришли на помощь. Двух дочерей они увезли в Ясную Поляну, сы