— Не тесно? — любезно осведомился кудрявый блондин с круглым веснушчатым лицом.
— Отстань, — процедил я сквозь зубы, — а то и заработать можешь.
— Вы слышали? — кудрявый обратился к остальным. — Толстый еще и угрожает…
Кто-то сзади щелкнул меня в ухо. Я обернулся и тут же получил такой же щелчок по шее. Я снова оглянулся, но руки у всех были в карманах, а глаза смотрели в потолок.
— Да отстаньте вы, — повторил я. — Чего вам от меня нужно?
К счастью, в этот момент прозвучал звонок, заполняя пронзительным дребезжанием классы и коридоры. А когда он затих, в здании еще долго перекатывалось эхо.
В здании нашей школы когда-то размещался монастырь. Это была типично готическая постройка со стрельчатыми, устремленными в небо арками. Создавая эти своды, зодчие думали о небе и стремились приблизиться к нему. Даже окна вверху имели форму закругленных треугольников.
Монастырь здесь был давно, а потом гитлеровцы разместили в нем какие-то свои учреждения. Народная власть отдала здание под школу. Седьмой «Б» расположился в большом высоком зале, стены которого были украшены черными и зелеными изразцами. Кафедра — дубовая и массивная — стояла на возвышении так, чтобы учитель мог держать в поле зрения весь класс.
Сейчас он как раз входил в дверь — высокий, сутулый, с тронутыми сединой висками и пышными казацкими усами. Это был учитель польского языка Рыльский по прозвищу «Ус».
— А у нас новенький, пан учитель! — крикнул кудрявый.
— Садитесь! — скомандовал Ус, как бы не слыша его.
Он положил на кафедру раскрытый школьный журнал и начал перекличку:
— Арский, Бубалло, Барциковская, Грозд…
— Здесь! — вскочил с места кудрявый.
— Флюковская, Коваль…
— Здесь, — отозвался тощий с огромным носом мальчишка, который первым окрестил меня толстяком.
— Осецкая.
У меня даже в горле запершило от восхищения: золотые волосы, маленький вздернутый нос, ярко-красные губы и синие глаза невероятной величины.
— Здесь, пан учитель, но я…
— Что там у тебя? — Ус оторвал взгляд от журнала.
— Я сегодня не готова.
— А почему? — после короткой паузы спросил полонист.
— Эля Майзнер не дала мне учебника. Она должна была принести его, но не принесла.
— Могла бы и сама сходить к ней.
— Она живет на другом конце города. Я хотела пойти к ней, но было уже поздно и родители не пустили меня.
Ус сделал какую-то пометку в журнале.
— Хорошо, — сказал он. — Садись, Бася. Но чтобы это было в последний раз.
— Хорошо, пан учитель…
Он закончил перекличку и только после этого поглядел на меня.
— Ты новенький? Как твоя фамилия?
Я встал. Получилось это у меня неловко — я зацепил локтем крышку парты и что-то затрещало. Сзади раздалось насмешливое хихиканье.
— Мацей Лазанек, — назвал я себя.
— Откуда ты?
— Из Коми.
— Коми?
Здесь даже учитель не слышал о республике Коми. На лицах моих новых одноклассников я увидел явную растерянность, и это дало мне некоторое удовлетворение.
— Республика Коми расположена на севере Советского Союза, — пояснил я.
— Ты там и родился? — спросил полонист. — Ты русский?
— Нет, я поляк, — ответил я. — И родился в Варшаве. А в Коми мы были во время войны.
Учитель сделал какую-то пометку в своем блокноте, а потом внес мою фамилию в классный журнал.
— Наверное, много они там ели, в этой Коми, пан учитель, — с усмешкой произнес Грозд.
— В Коми был голод! — Я не выдержал и вскочил. — Во время войны… там… и поэтому потом…
— Садись, — сказал мне Ус. — А тебя, — он обратился к Грозду, — я, как мне кажется, пока что ни о чем не спрашивал. Впрочем, почему бы и не спросить. Иди-ка к доске.
Грозд сначала скорчил жалобную мину, а потом с глуповатой усмешкой направился к доске.
— Расскажи-ка нам биографию Адама Мицкевича.
— Адам Мицкевич, — бодро начал кудрявый, — Адам Мицкевич был великим поэтом… он был народным поэтом… и родился… Родился он… родился…
— Мы уже знаем, что он родился, — сказал полонист. — Теперь ты нам скажи, где и когда это произошло.
— В Коми… — подсказал кто-то громким шепотом за моей спиной.
— В Ко… — машинально начал Грозд, но тут же осекся и молча уставился на носки своих ботинок.
— Садись, — коротко скомандовал Ус. — Двойка.
Звонок. Конец урока. Учитель вышел, и в классе сразу же поднялся шум, застучали крышки парт. Не дожидаясь новых насмешек, я выбежал в коридор, намереваясь разыскать Яцека. Он учился в соседнем седьмом «А».
— Яцек! — позвал я, как только разглядел его в толпе. Он подошел, но как-то нерешительно.
— Ну, как у тебя? — спросил он.
Я как раз хотел ему сказать, что седьмой «Б» мне не очень понравился, что я не прочь бы перейти в его класс и собираюсь поговорить с отцом, чтобы он помог мне в этом. Но ничего этого я не успел сказать, потому что нас окружила толпа орущих ребят во главе с кудрявым.
— Толстый! Кабан! Бочка сала!
— Слушай, Жирный, это из-за тебя на меня взъелся Ус. Если бы не ты, он бы не стал вызывать меня сегодня.
— Мотай отсюда! — рявкнул я на него. — Нечего было цепляться.
— Я тебя еще так зацеплю, что ты на ногах не устоишь, — напирал кудрявый. — А ты, Яцек, что? Жир любишь? Носишь за ним его брюхо, чтобы не потерялось?
Я глянул на Яцека. Он как-то странно поморщился и пожал плечами. И тут же незаметно отодвинулся от меня. Совсем немного, может, на несколько сантиметров, но все же отодвинулся.
— Не твое дело, — пробормотал он, глядя на Грозда. Все покатились от хохота.
— А ты, Кит, не горюй, — «приободрил» меня большеносый Коваль. — В случае чего, мотай в аптеку. Там за литр рыбьего жира по две сотни отваливают.
— Я тебе и без аптеки отвалить могу! — пригрозил я.
Коваль был выше на целую голову, но я не сомневался, что справлюсь с ним. В Коми умеют драться, а я к тому же научился у Мишки некоторым надежным приемам.
— Можем попробовать, — согласился Коваль. — После уроков, во дворе у гимнастического зала.
— Хорошо, — сказал я. — Буду ждать.
— А может, и со мной? — вмешался кудрявый. — Ну как — попробуешь? Мне причитается — я сегодня из-за тебя получил двойку.
— Ладно, — повторил я. — Встретимся после уроков.
И снова обидный смех со всех сторон. Я огляделся. Яцек куда-то исчез.
— А со мной попробуешь?
— А со мной?
— Давай и со мной. Я всегда мечтал стать китобоем. Хочу помериться силами с китом.
— С бочкой селедок…
— С откормленным кабанчиком…
— Что здесь происходит?
Все сразу же расступились, пропуская вперед молодого мужчину в спортивной куртке. Я увидел квадратное лицо с серыми, чуть прищуренными глазами, высоким лбом и резко выступающими скулами. Лицо это было суховато, с резкими чертами, но несомненно очень красивое.
— А это наш новенький, — пропищал щупленький и очень бледный мальчишка, белкой вертевшийся среди ребят. Я неожиданно припомнил, что зовут его Войтек Бубалло. — От него вам никакого проку не добиться, ведь такому толстяку и через коня не перескочить.
Тут только я догадался, что передо мной стоит учитель физкультуры. Позднее я узнал его фамилию — Шульц.
— Ну, это мы еще посмотрим, — сказал он, слегка прикусывая нижнюю губу, как бы сдерживая улыбку. — Ты занимаешься каким-нибудь спортом?
— Он фехтовальщик! — выкрикнул сзади Грозд. — А вернее, грозный рубака булок с маслом…
Я решил не обращать на него внимания.
— Я неплохо плаваю, — сказал я. — И еще хожу на лыжах.
Не было бы преувеличением, если бы я сказал, что очень хорошо хожу на лыжах, потому что в Коми лыжи всю зиму не снимают с ног: снег там настолько глубокий, что без лыж провалишься по шею. Даже Мишка признавал, что из меня вышел отличный лыжник: мне легко удавались любые виражи на самых крутых склонах, а на школьных соревнованиях я никогда не опускался ниже третьего места. И это при том, что лыжи в Коми считаются национальным видом спорта.
— Ну что ж, посмотрим, — повторил учитель физкультуры и снова чуть заметно прикусил губу. — Люблю спортивных ребят.
Ему ответил дружный взрыв хохота. И что их так веселило? Я снова поискал глазами Яцека. Но ни рядом, ни в коридоре его не оказалось, наверное, ушел в свой класс. К тому же послышался звонок, означающий конец перемены.
Они дожидались меня у гимнастического зала. Выглянув в окно, я увидел там почти всех мальчишек седьмого «Б». Я зашел за Яцеком и застал его укладывающим в портфель учебники.
— Ты на меня за что-нибудь злишься? — спросил я.
— С чего ты взял, — пробормотал он, целиком поглощенный портфелем.
— Тогда пошли вместе, — сказал я. — Я сейчас буду с Ковалем драться. И с Гроздом — тоже. Они уже ждут меня внизу.
Только теперь он поднял голову и посмотрел на меня с удивлением, в котором был оттенок зависти.
— Ты собираешься драться с Ковалем? Да это же самый сильный парень во всей школе. И ты что — согласился?
— Я сам ему предложил.
— Ты… Ему?.. — изумление его возросло еще больше.
Я почти вплотную приблизился к Яцеку. В школьном коридоре кроме нас никого не было. Я посмотрел ему прямо в глаза.
— Если ты против меня ничего не имеешь, то в чем дело? — спросил я. — Ты все время сторонишься, даже поговорить не хочешь со мной. Это что — из-за их насмешек?
— Не выдумывай…
Я отступил от него на шаг.
— Послушай, — попросил я его, — скажи мне честно: я что, и в самом деле такой толстый?
Он пробормотал что-то неразборчивое.
— Ты скажи: правда или нет? — не отступал я.
— Ну… правда, — неохотно отозвался он. — Я-то уже привык, а они тебя в первый раз видят.
Я так сжал кулаки, что даже косточки побелели.
— Ладно, пойдем, — сказал я. — Будешь моим секундантом.
Он молча кивнул головой. У меня создалось впечатление, что соглашается он без особого энтузиазма. Мы бегом спустились по лестнице, пересекли двор и оказались рядом с гимнастическим залом. Коваль уже успел снять куртку и стоял в одной рубашке.