— А справишься?
Яцек только пренебрежительно улыбнулся. Он вынес из квартиры два длинных бамбуковых удилища, коробочку с червями и привязал все это к багажнику. Не без опасений я уселся на раму. Яцек, подталкивая велосипед, немного разогнал его и вскочил на седло. Через калитку мы выехали на улицу, доехали по ней до моста, а там велосипед помчался по обсаженному двумя рядами кленов шоссе.
— Тяжело?
— Ни капельки! — Яцек еще сильнее наддал, быстро вертя педалями. — Держись покрепче!
С шоссе мы свернули на проселочную дорогу, велосипед стало трясти, рама больно впилась мне в тело.
— Теперь близко, — успокоил меня Яцек. — Сразу же за тем леском.
Мы выехали на берег большого озера, заросшего камышом и с множеством кувшинок. Яцек положил велосипед на землю у куста боярышника, а сам собрал удочки. Мы сняли рубашки — солнце пекло довольно сильно и вообще стало жарко.
— Ты выглядишь, как борец. — Яцек насадил на крючок длинного червяка и, широко замахнувшись, забросил удочку. — Или как толстяк с карикатуры в «Шпильках», — добавил он, маневрируя удилищем.
— Отвяжись, — вяло запротестовал я. — Никакой я не толстяк. Это же мускулы.
Яцек повернулся в мою сторону и с минуту критически рассматривал меня.
— Вижу, что мускулы, да только из чистого сала. Так?
— Да отвяжись ты, — повторил я. — Посмотри лучше на свой носище — торчит как картошка или орех какой.
В ответ Яцек только громко рассмеялся.
— Не злись, — сказал он. — Я ведь просто пошутил.
Отойдя на несколько шагов, я забросил свою удочку. Мне было очень неприятно: я чувствовал, что обижен на Яцека, и сам не понимал, из-за чего это я на него так взъелся. Я ведь тоже высмеял его нос, а он совсем не обиделся.
Поплавок задергался. Я тут же забыл о своих обидах и, выждав небольшую паузу, рванул удилище вверх.
Что-то серебристое вылетело из воды, описало в воздухе дугу и с сильным плеском шлепнулось обратно в воду.
— Кто же так дергает, лопух! — услышал я голос Яцека. — Такого карпа упустил.
Я промолчал. Не говоря ни слова, я насадил нового червяка, поплевал на него и старательно забросил удочку в узкую полоску воды меж камышовых зарослей. Авось карп, разохоченный удачей, вернется к червяку. Правда, теперь он будет действовать осторожней.
Мелькнула удочка Яцека, на траву упала до смешного крохотная рыбешка и забилась, подергивая хвостом. Плотвичка. Яцек освободил ее от крючка, огляделся и бросил обратно в воду. Он снова закинул удочку.
Свинцовое грузило со свистом прорезало воздух и булькнуло возле зарослей камыша. Поплавок задергался и ушел под воду.
Я следил за тем, как Яцек тянет удилище, осторожно водит им то вправо, то влево. Но у него ничего не получалось. Крючок, по-видимому, прочно зацепился за что-то.
— Черт бы ее побрал…
Я воткнул удилище в прибрежный ил и подошел к Яцеку. Он все еще пытался освободить крючок, леска угрожающе натянулась и вибрировала.
— Так ничего не получится, — сказал я. — Он, наверное, зацепился за стебли. Придется лезть в воду.
— Придется, — угрюмо согласился Яцек. — Батя взбесится, если узнает, что я ему испортил удочку.
Сняв брюки, он полез в воду. Дно было вязким. Сделав несколько неуверенных шагов, Яцек остановился. Вода доходила ему до плечей.
— Глубоко здесь…
— Ты не умеешь плавать? — спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
— Тогда вылазь. — Теперь я снял брюки и повесил их на ветку. — Сейчас я отцеплю этот твой крючок.
Яцек безропотно выбрался обратно на берег. Входя в воду, я испытывал какое-то особое чувство удовлетворения; теперь уже Яцек глядел на меня с восхищением. Нырнув, я быстро поплыл к камышовым зарослям. Мне удалось быстро нащупать уходящую в глубину леску. Я снова нырнул. Достигнув дна, я почувствовал колющую боль в ушах. Здесь и в самом деле было глубоко.
Я открыл глаза, вода была мутной, но я все-таки разглядел плоское песчаное дно, покрытое бугорками выступающих камней и зарослями камыша. Крючок глубоко застрял в одном из стеблей, и мне с первого раза не удалось его освободить. Я выбрался на поверхность, чтобы хватить свежего воздуха.
— Ну, как там? — крикнул Яцек.
— Порядок! — отозвался я, протирая руками глаза.
Я снова нырнул. На этот раз я ударился плечом о дно, а под руку попался какой-то плоский угловатый предмет. Я бездумно зажал его в руке и поднес к глазам. Из-за облепившего находку ила я не мог понять, что это такое. Пришлось снова подняться на поверхность.
— Лови! — И я бросил свою находку Яцеку.
Нырнув в третий раз, я по леске добрался до крючка и на этот раз несколькими рывками освободил его, а потом поплыл к берегу.
Яцек не обратил никакого внимания на то, что леска с крючком спасены. Сидя на корточках, он старательно очищал палочкой мою находку.
— Что это? — спросил я.
— Сам посмотри.
Он протянул мне облепленную илом штуковину. Пистолет! Пока еще трудно различимый под слоем ила, но уже вне всякого сомнения — пистолет!.. Я схватил его, чтобы лучше рассмотреть.
— Осторожней! — крикнул Яцек. — Он может быть заряженным!
Я рассмеялся.
— После такой ванны? Вот когда очистим его и хорошенько смажем — тогда другое дело…
И снова мы заперлись в своем сарайчике. Яцек принес из дома наждачную бумагу и бутылочку с машинным маслом. Сначала мы очистили ил, а потом и ржавчину, покрывавшую ствол и рукоятку. Но ржавчины было мало. Не прошло и часу, как перед нами на ящике лежал блестящий парабеллум во всем своем великолепии. Я взял его в руки и, поочередно нажав на разные кнопки, вытащил из рукоятки обойму. В ней сохранилось три патрона.
— Они теперь никуда не годятся, — разочарованно протянул Яцек. — Столько пролежали под водой и наверняка отсырели.
— А мы их высушим, и будет полный порядок, — не сдавался я. — Нужно только высыпать порох и просушить.
Мы осторожно вынули из гильз латунные пули, рассыпали порох на газетном листе и положили его на солнце. Минут через пятнадцать он отлично высох. Тогда мы тщательно протерли гильзы, засыпали порох и снова закрепили в них пули. Готовые патроны легли в обойму. Яцек поставил пистолет на боевой взвод, и мы проследили, как патрон скрылся в патроннике.
— Перестань баловаться, пистолет — не игрушка, — заметил я. — Он может выстрелить.
— Хорошо бы его попробовать, а? Поехали к озеру…
— А что, если нас там с ним поймают? — возразил я.
— Тогда мы скажем, что нашли его. Мы ведь и вправду нашли его, скажешь — не так? Что, уже и найти никто ничего не может?
— Ну давай… — согласился я.
Мне и самому не терпелось опробовать парабеллум. Но пока я старался не думать о том, что нам делать с найденным оружием. По городу были расклеены объявления, призывающие всех, кто незаконно владеет оружием, сдать его в милицию. Я отлично знал об этом, однако же никак не мог примириться с необходимостью расстаться с пистолетом.
На следующий день мы отправились к озеру. Я сказал маме, что еду на экскурсию, и она приготовила мне несколько бутербродов. Я положил их в ту же клеенчатую сумку, на дне которой лежал пистолет.
День выдался жарким, июльское солнце палило немилосердно, заливая все нестерпимым блеском. Яцек спрятал велосипед в кустах, и мы двинулись вдоль берега по направлению к лесу, темневшему невдалеке. Говорили, что лес этот, простирающийся до самого горизонта, еще дальше переходит в горы.
— Глянь-ка, — подтолкнул я Яцека локтем.
На том самом месте, где мы вчера ловили рыбу, сидел с удочкой мальчишка, очень худенький, в большой клетчатой кепке и в длинных брюках. Он глянул на нас и приветливо помахал рукой.
— На рыбалку?
— Нет, — бросил Яцек. — А тебе что?
— А я просто так спрашиваю, — сказал мальчишка. — В компании было бы веселее.
Он встал. Сделал он это как-то очень неловко, странно опираясь о землю руками. А когда выпрямился, то правая штанина его брюк немного задралась, и я увидел деревянную культяшку. Мальчишка был одноногим.
— Здравствуйте, — сказал он. — Меня зовут Май.
— Угу, — промычал в ответ Яцек и чуть подтолкнул меня локтем. — Мы торопимся.
— Мы спешим, — повторил за ним я.
— Жаль, — сказал мальчик и тяжело опустился на траву. — На обратном пути вы здесь пройдете?
— Не знаем, — Яцек сильно дернул меня за рукав, и мы пошли не оглядываясь.
— Видел? — шепотом спросил я.
— Угу.
— Скучно ему так одному.
— Еще бы, — согласился Яцек. — Кто захочет дружить с таким? Да и какой друг из одноногого: куда с ним пойдешь, если он еле передвигается.
— Жаль мне его, — признался я.
— Батя говорит, что калеки всегда злые. Из-за своего несчастья они ненавидят всех нормальных людей. От зависти.
Я промолчал. Факт, конечно, что дружить с таким нелегко. Ни поиграть, ни побегать. А тут еще эта деревянная нога… Я бы, например, ни за что к ней не прикоснулся бы.
Мы шли прямиком через лес, здесь было намного прохладнее, чем на открытом месте. Но куда было здешнему лесу до тайги: деревья стоят редко, под ногами сухо, все как-то прибрано, и даже дорожки посыпаны песком. Не лес, а парк какой-то.
— Только бы нам не заблудиться, — вдруг встревожился Яцек.
Тут уж я не выдержал и расхохотался.
— Где? Здесь, в этом садике?
— А что ты думаешь, это же самый настоящий дремучий лес.
— Ну, настоящего леса небось ты еще не видел, — сказал я со знанием дела. — Вот в Коми лес так уж точно дремучий. Деревья стоят так тесно, что не пробьешься. Там даже в самый солнечный день неба почти не видно.
— Врешь, — вяло возразил Яцек.
— А сколько там хищных зверей, — продолжал я. — Рыси, волки, медведи — настоящий рай для охотников. Я и сам однажды… — Тут я вовремя остановился.
— Что однажды?
Мне не очень хотелось привирать, но уж если начал…
— Однажды я встретился с рысью. Прямо из чащи выпрыгнул мне навстречу огромный рыжий котище. Я просто в землю врос, даже пальцем не могу пошевелить. Рысь — один из самых свирепых хищников.