н пришел из другого времени, он полон сил, потому что юн, мужествен, движим решимостью. В этом видении он излучал жизнь. Она исходила от него сияющими завитками света, озаряющего лежащий внизу мир и выманивающего остатки тумана из его тайных убежищ.
С тех пор как Сарита увидела эту панораму с вершины пирамиды Солнца, прошло много лет. К тому времени, когда Мигель стал часто совершать паломничества в Теотиуакан, ей уже вряд ли было бы по силам подняться наверх. Не сосчитать, сколько раз она приезжала сюда учить и исцелять людей, но ей не припомнить, чтобы она когда-нибудь была именно здесь и при таких обстоятельствах. Почему Мигель сейчас стоит перед ней и рядом с ним нет его учеников, нет Дхары? Она попробовала посмотреть на все его глазами, и постепенно до нее дошло. То была его первая встреча с руинами великой цивилизации и видением древних тольтекских мастеров. То были мгновения, которые пережил он, и только он. Это воспоминание принадлежало Мигелю, но он был так добр, что подарил его матери.
Она совсем согрелась. Она забыла о старости и боли, теперь ее охватил трепет перед чудом. Ей было явлено то, что чувствует умирающий человек, который, быть может, только что начал бороться за свою жизнь. Сарита услышала, как сын велит ей: сейчас надлежит видеть то, что открылось ему тогда, в день, возможно ставший решающим в его жизни.
Солнце, быстро всходившее перед ней, окрасило горизонт. Залившийся девичьим румянцем туман покачивался над развалинами, испаряясь в сказочные небеса. Великолепие Теотиуакана никогда не представало Сарите таким, каким она увидела его глазами Мигеля. Внизу лежали неброские руины центральной части города – его сердца и жизненной силы. Вокруг главного проспекта и стоявших вдоль нее тщательно продуманных строений когда-то располагались многочисленные процветающие районы, населенные торговцами, ремесленниками, рабочими и учителями, а еще сюда из близких и далеких мест стекались десятки тысяч паломников. Было время, когда Теотиуакан по своему размеру превосходил все города мира. Сейчас от него остались лишь покрытые пылью наметки, по которым трудно представить, что здесь существовала цивилизация, когда-то оказавшая влияние на большинство территорий Западного полушария. Землю, лежащую за пределами этих развалин, в основном вернула себе природа – там растет трава и кустарники, на широких просторах пасется скот. И все же многое можно увидеть на этой карте, начертанной камнями и костями на месте исчезнувшей империи.
Чем больше Сарита погружалась в видение Мигеля, тем легче ей становилось видеть и представлять. Она знала эти руины давно, они стали для нее вторым домом. Глядя на них сейчас глазами сына, который когда-то впервые открыл для себя эти строения, она была поражена тем, как мастерски сработан Теотиуакан, ей вдруг открылся грандиозный замысел его создателей, как будто она сама здесь в первый раз. Сейчас он предстал ей особым видом высшей школы. Это был университетский городок, устроенный столь просто и изящно, что дух захватывало.
Нет, это у сына захватывало дух. Вот так же, как она сейчас, был взволнован и ошеломлен Мигель, когда неожиданно совершил это потрясающее открытие. Он попал сюда вскоре после того, как Дхара и он скрепили свой союз духовной церемонией. Оба они уже были разведены. Сюда они приехали в медовый месяц, туристами, и не ждали от своей поездки ничего особенного. Он вырос в Мехико и повидал много древних развалин, но этих до сих пор не видел. Как-то ранним утром он из любопытства взобрался на пирамиду один и изумился древнему видению, которое открылось ему. В тот миг он увидел не просто очередной памятник человеческой истории, а план откровения, которое может быть явлено человеку.
Сюда приезжали учиться самые деятельные ученики, и здесь некоторым из них, тщательно отобранным, предоставлялась возможность выйти за пределы обыденного сознания. Юному новичку могли потребоваться годы, для того чтобы его жизнь коренным образом изменилась. На это могла уйти и вся жизнь, но никто не подвергал сомнению сам этот путь. Жить осознанной жизнью было для них пределом стремлений и совершеннейшим из искусств.
Да, это искусство. Ведь слово «тольтек» на языке науатль означает «художник». И те из мастеров духа, кто хотел познать все тонкости своего ремесла, изучали его здесь, в этом уважаемом университете. Величайшим проявлением человеческой силы считалось умение управлять собственной личной историей. Чтобы быть избранным для ученичества у живших здесь великих мастеров, видимо, требовалось большое смирение. Путь к личной безупречности подразумевал постоянную практику, всегда и при любых обстоятельствах, и настоящий мастер мог поднять осознанность всей своей общины на более высокие уровни только тем, что сам становился безупречным в своей жизни.
В залитом солнечным светом пространстве храмов и лестниц, протянувшемся на добрую милю, Сарита различила символический рисунок змеи, встроенный в планировку города и простиравшийся от одного конца университета мудрости до другого. Двуглавый змей обозначал процесс преобразования, который должен был полностью пройти каждый ученик. Двумя его лицами глядели боги Кецалькоатль и Тескатлипока, или Туманное Зеркало. Как много разных мифов одновременно всплыло в ее сознании, когда она прошептала эти имена! Сколько историй рассказано, пересказано и на свой лад истолковано множеством людей, считавших себя знатоками! У людей, создавших эту цивилизацию, не было алфавита, они пользовались символами, предоставленными природой, – рисунками живых существ, знаками ветра и дождя, солнца и земли, которые запечатлены в архитектуре и рельефно нанесены на стены краской и камнями.
Мудрецы понимали, что значит быть змеей, тварью, обреченной ползать по камням и пыли на туловище без ног, не знать ничего, кроме своего примитивного житья, и быть слепым к бесконечному миру за пределами их среды обитания. Они понимали, что все это очень напоминает состояние, в котором пребывает человек. Чтобы выйти из него, нужно решительно изменить свой угол зрения. Для такой метаморфозы нужно умереть и родиться заново. Духовный воин должен войти в пасть змеи и позволить ей сожрать себя, ему нужно отказаться от всего, что он успел узнать и понять. Выдержавший испытание выходит из него осознанным существом. Он овладевает величайшим из всех искусств – искусством смерти.
Сарита посмотрела налево, туда, где начинался этот духовный путь, – на площадь Кецалькоатля. Там, в дальнем конце университетского городка, раскрывалась змеиная пасть. Кецалькоатль, которого чаще всего изображали в виде пернатого змея, символизировал мир материи. Воображение служило крыльями, помогающими человечеству подняться над слепотой и выйти за пределы физической реальности. Широкий проспект, уходящий от площади, олицетворял тело и путь, который в конечном счете должен был пройти каждый ученик. Этот путь назывался Дорогой Мертвых. Бог Туманное Зеркало символизировал абсолютную власть, силу, создавшую все проявленные миры. Священная процессия по дороге всякий раз заканчивалась у этого божества, когда лучшие из воинов приходили к осознанию своей божественной природы.
Сарита надивиться не могла этому городу, где сошлись все символы, сталкиваясь друг с другом взрывами смыслов. Ядовитые змеи, двухголовый змей, пернатый змей – каждый символ представлял разные уровни понимания и каждый ясно доносил свое послание герою, отправившемуся на поиски истины. Люди всегда искали ее с помощью символов своего времени, размышляла она. Отбросив дым и искажения, создаваемые голыми знаниями, они могут почувствовать послание жизни, потрясающее все основы. Как все воины, пришедшие в эту великую школу тайны, ее сын поднялся над символами и прошел по путям света. А потом пустился в бегство.
Став шаманом, Мигель приведет в эту школу высшего знания многих учеников, будет создавать свои ритуалы, но в то первое мгновение перед величественной панорамой он осознал ее послание. Задача учеников – увидеть то, что спрятано за дымом и путаницей символов. Им предлагалось испытать свободу, что лежит по ту сторону смерти.
Раздумывая над этим, Сарита вдруг запуталась в словах. Ей казалось, она знает, что значит умереть. Смерть – это ведь конец всего, не так ли? Смерть – начало вечного блаженства для всех, кто его заслужил. Сарита и все вокруг нее всегда были уверены в этом. Но сейчас, овеваемая утренним ветром, поднимавшим зной земли к небу, Сарита ясно поняла: для ее сына смерть означает нечто другое.
7
– Кто вы? – глядя на старика, решительно спросила Лала. – И что я здесь делаю?
– Когда-то меня звали Эсикио, – ответил старый шаман.
Не очень-то жалуя этих туповатых людишек с их навязчивыми привидениями, Лала отвернулась, чтобы осмотреться. Они вдвоем сидели на верхней ступеньке пирамиды. Утреннее солнце изливало свой жар на Теотиуакан, превращая Дорогу Мертвых в призрачное видение гигантской змеи, греющей свое тяжелое тело, разлегшееся по прямой линии между храмами, камнями, развалинами империи. На некотором расстоянии видна была еще одна пирамида, большего размера.
– Вы сами вызвали это место, – продолжал дон Эсикио, показывая вниз, на открывающееся им зрелище. – Как видите, мы в Теотиуакане – месте, где люди становятся богами.
– Чепуха.
– Ну хорошо, – не стал возражать старик и лишь задумчиво прищурился. – Это место, где человек может научиться видеть. И когда окончательно прозревает, то видит, что он – бог.
– Он видит то, что я ему велю.
– Вы уверены в этом?
– Дедуля, где остальные? – спросила она раздраженно. – И где это мы сидим?
– Грандиозное сооружение, на котором мы находимся, называется пирамида Луны. С нее нам открывается захватывающая панорама всей дороги, а также величественного памятника жизни – пирамиды Солнца. – Он показал театральным жестом: – Вон там.
Дон Эсикио помолчал, чтобы можно было прочувствовать все нынешнее величие этого места и великолепие его прошлого. Возможно, он ошибся со временем этого события, зато уж постарается выжать из этого эпизода все, что можно. В конце концов, что он знает о времени? Ведь он – уже и не человек, а скорее бесконечное мгновение, волна возможностей в маске чего-то обыденного. Он повернулся лицом к древнему городу, и в нем воспламенилось вдохновение. Он замер, затаил дыхание и почувствовал присутствие великого сновидца, которого вот-вот посетит откровение. Мигель был где-то рядом – не во плоти, но в земле и воздухе этого места. Дон Эсикио всмотрелся в залитую солнцем пирамиду, стоявшую вдали, и улыбнулся. Если в жизни человека и случалось когда-нибудь важное событие, то оно происходило сейчас с Мигелем.