Талантливый самородок, он выдвинулся на первые роли после того, как были уничтожены его учителя… Но Жуков был, повторим, талантлив и стремительно приобретал военный профессионализм (не будем здесь касаться особенностей его полководческого стиля).
Гораздо характернее судьба человека, который, как мы увидим, оказался в центре событий, стержневых для нашего сюжета.
Начальник и комиссар Казанского военного училища Михаил Петрович Кирпонос, по собственному свидетельству, активно участвовал в разоблачении врагов народа в 1937–1938 годах. В результате в 1939 году он стал командиром дивизии, в 1940 году командиром стрелкового корпуса, с июня того же года командующим войсками Ленинградского военного округа (отличился в Финской войне), с января 1941 года, получив звание генерал-лейтенанта, возглавил крупнейший Киевский военный округ.
Генерал Кирпонос окончил три класса земской школы и школу военных фельдшеров. В этом качестве он участвовал в Первой мировой войне.
Карьера его в Красной армии была своеобразна. Он занимался по преимуществу хозяйственной и политической работой. С 1929 года – на штабной работе.
На крупных должностях он оказался после гибели армейской элиты.
Он занял тот пост, который занимал расстрелянный И. Э. Якир, учившийся в Базельском университете и Харьковском технологическом институте, во время Гражданской войны командовавший дивизиями и группами войск, чье имя с уважением называли Жуков и Василевский.
От биографии командующего Киевским военным округом, после начала войны преобразованного в Юго-Западный фронт, перейдем непосредственно к главной теме этого сочинения.
В беседе с Еленой Ржевской Жуков сказал:
«В начале войны у Сталина не было достаточно знаний, только опыт гражданской войны. Но он подучился после Сталинграда»[123].
Опыт Гражданской войны у Сталина был опытом политического, а отнюдь не военного руководства. Ученость же Сталина после Сталинграда заключалась в том, что он стал гораздо меньше вмешиваться в действия Генерального штаба. Обучение Сталина было куплено такой дорогой ценой, что заставило, очевидно, задуматься даже его самого.
В другом месте Жуков утверждал:
«…его (Сталина. – Я. Г.) профессиональные знания были недостаточны не только в начале войны, но и до самого ее конца».
Одной из причин тяжелейших потерь нашей армии в первые месяцы войны было именно дилетантское вмешательство Сталина в руководство операциями стратегического масштаба.
Не претендуя на охват всей этой трагической проблемы, приведем наиболее выразительные примеры подобных ситуаций.
Пожалуй, первой и самой крупной трагедией такого рода была катастрофа под Киевом в августе – сентябре 1941 года.
В фундаментальном исследовании «На Киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне – сентябре 1941 г.» его автор генерал-майор А. В. Владимирский, бывший в тот период замначальника оперативного управления штаба 5-й армии и полностью владеющий не только всем комплексом архивных материалов, но и опирающийся на личные воспоминания, объясняет причины возникшего кризиса.
«Несмотря на захват немецко-фашистскими войсками большой территории Советского Союза, намеченное планом “Барбаросса” уничтожение основных сил Красной Армии в западных районах Белоруссии и Украины не было осуществлено. В связи с расширением общего фронта оперативная плотность наступающих войск противника значительно снизилась, и для одновременного продвижения его ударных группировок на всех стратегических направлениях не хватало сил.
На флангах группы армий “Центр”, нацеленной на Москву, оставались угрожающие ей крупные силы советских войск.
В целом обстановка к концу июля – началу августа 1941 г. требовала от верховных главнокомандований обеих воюющих сторон новых стратегических решений.
Гитлеровское руководство с конца июля все более склонялось к мнению, что дальнейшее наступление группы армий “Центр” на главном московском направлении не принесет успеха, если не будет ликвидирована угроза со стороны фланговых группировок советских войск, особенно на юге – из района Рославль, Коростень, Киев, где было установлено наличие нескольких советских армий (3, 21, 13-й Западного фронта и 5-й, 37-й – Юго-Западного фронта), наиболее активная из которых – 5-я армия непрерывно предпринимала атаки из района Коростеня во фланг группы армий “Юг”, угрожая ее тыловым коммуникациям.
В связи с создавшейся обстановкой Гитлер решил перенести основные усилия с центрального, московского на ленинградское и харьковское направления ‹…›. Основная его идея в части, касающейся нанесения удара значительными силами группы армий “Центр” на юг – в тыл Юго-Западного фронта, принимала все более конкретные формы и в конечном счете была претворена в жизнь»[124].
Речь идет о судьбе мощной группировки известного нам генерала Кирпоноса, насчитывавшей около миллиона солдат, укомплектованной многочисленной техникой и опирающейся на прекрасно оснащенные УРы – укрепленные районы.
Для того чтобы снять опасность окружения войск Юго-Западного фронта, по решению Ставки, то есть Сталина, был образован новый, Брянский фронт, командующим стал генерал Еременко.
Василевский в воспоминаниях приводит чрезвычайно характерную сцену.
«Выслушав Сталина, вновь назначенный командующий Брянским фронтом очень уверенно заявил, что “в ближайшие же дни, безусловно”, разгромит Гудериана. Эта твердость импонировала Верховному.
– Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях, – бросил он вслед выходившему из его кабинета Еременко»[125].
Гудериана Еременко не разбил. Брянский фронт своей задачи не выполнил. Еременко был ранен и вывезен в Москву.
Положение Юго-Западного фронта стремительно ухудшалось. Перспектива окружения становилась все более реальной. На предложения главкома направления Буденного и генерала Кирпоноса начальник Генерального штаба маршал Шапошников ответил:
«Ставка считает, что нужно держаться на тех позициях, которые занимают части, так как этого требуют наши уставы»[126].
Надо иметь в виду, что директивы Шапошникова неизменно были на самом деле директивами Сталина.
Как вспоминал Василевский, бывший в это время заместителем Шапошникова:
«…Шапошников и я под диктовку Сталина записали следующую директиву в адрес главкома Юго-Западного направления Буденного…»[127].
Здесь уместно объяснить, каким образом на посту начальника Генерального штаба вместо Жукова оказался Шапошников.
29 июля 1941 года Жуков предложил Сталину свой анализ ситуации. Главным предметом его беспокойства было положение группировки Кирпоноса, то есть Юго-Западного фронта. И он выдвинул радикальные предложения.
«– Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий. Они будут нашим кулаком и действовать по обстановке.
– А как же Киев? – в упор смотря на меня, спросил И. В. Сталин.
Я понимал, что означали два слова “сдать Киев” для всех советских людей и, конечно, для И. В. Сталина, но я не мог поддаваться чувствам, а как начальник Генерального Штаба обязан был предложить единственно возможное и правильное, по мнению Генштаба и на мой взгляд, стратегическое решение в сложившейся обстановке.
– Киев придется оставить, – твердо сказал я.
Наступило тяжелое молчание… Я продолжал доклад, стараясь быть спокойнее.
– На западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа фронта противника. Ельнинский плацдарм гитлеровцы могут позднее использовать для наступления на Москву.
– Какие там еще контрудары, что за чепуха? – вспылил И. В. Сталин и вдруг на высоких тонах бросил:
– Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
Я не мог сдержаться и ответил:
– Если вы считаете, что я, как начальник Генерального Штаба, способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального Штаба и послать на фронт…
Опять наступила тягостная пауза.
– Вы не горячитесь, – заметил И. В. Сталин, – а впрочем… Если вы так ставите вопрос, мы сможем без вас обойтись…»[128]
Смысловую составляющую разговора подтверждает и Василевский, и весь дальнейший ход событий.
Начальником Генштаба стал Шапошников, который ни в чем не осмеливался возражать Сталину. И, повторим, все решающие директивы, направляемые в войска за подписью Шапошникова, были директивами Сталина.
Самоуверенная утопичность большевистского мышления была свойственна Сталину в высшей степени.
2 сентября, когда было уже ясно, что положение Юго-Западного фронта становится катастрофическим, Сталин направил Еременко очередные указания:
«Гудериан и вся его группа должна быть разбита вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана»[129].
Подобных сообщений не последовало. Последовало другое.
«Вечером 7 сентября военный совет Юго-Западного фронта сообщил главкому Юго-Западного направления и Генеральному штабу, что обстановка на фронте еще более осложнилась. Противник сосредоточил превосходящие силы, развивает успех на конотопском, черниговском, остерском и кременчугском