и жалобы Ф. Сологуба, высказанные им в разговоре с К. И. Чуковским в апреле 1922 г., на многочисленные теоретические разборы этого пушкинского стихотворения Жирмунским (Чуковский К. И. Дневник, 1901–1929. М., 1991. С. 210; см.: Николаев Н. И. Издание наследия Бахтина как филологическая проблема (Две рецензии) // ДКХ. 1998. № 3. С. 118). Кроме того, о нижней временной границе свидетельствует в ФП и АГ понятие «лирический герой» (С.60, 71, 86, 229–233), впервые введенное Ю.Н.Тыняновым в статье «Блок и Гейне», появившейся в октябре 1921 г. (Тынянов Ю. Н. Блок и Гейне // Об Александре Блоке. Пб.: Картонный домик, 1921. С. 235–263).
Однако упоминание во втором разделе VI главы АГ понятия «языковое сознание» (С. 250), введенного В. В. Виноградовым в статье «О символике А. Ахматовой» (Виноградов В. В. О символике А. Ахматовой (Отрывки из работы по символике поэтической речи) //Литературнаямысль: Альманах. Пг., 1922. [Вып.] 1. С. 91–138; см.: Бонецкая Н. К. Примечания к «Автору и герою» // Бах-тинология: Исследования, переводы, публикации. СПб.: Алетейя, 1995. С. 286), а также полемика с положениями этой статьи на протяжении второго и третьего разделов АГ (ср.: С. 254) вынуждают перенести нижнюю временную границу для АГ к началу 1923 г., поскольку альманах «Литературная мысль» со статьей В.В.Виноградова появился 15 декабря 1922 г. (Виноградов В. В. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. С. 501).
Верхняя временная граница создания АГ — весна 1924 г. — определяется, во-первых, записью цикла лекций М.М.Б. «Герой и автор в художественном творчестве», сделанной Л. В. Пумпянским, как было уже сказано, скорее всего, в июле 1924 г., а, во-вторых, временем создания написанной М.М.Б., скорее всего, поздним летом или ранней осенью (в июле-сентябре) 1924 г. для журнала «Русский современник» статьи ВМЭ. О необычайной близости текстов АГ и ВМЭ, — помимо второго и третьего разделов VI главы АГ, которые, как было отмечено, представляют собой прототекст ВМЭ, — свидетельствуют и их многочисленные текстуальные и тематические пересечения, включая и пересечения с текстом «Методологического введения» к «Герою и автору в художественном творчестве» в записи Л. В. Пумпянского. Вместе с тем, в ВМЭ содержатся новые элементы. Так, в ВМЭ в отличие от ФП и АГ анализируется другое пушкинское стихотворение — «Воспоминание» (С. 304–307), выбор которого для анализа на этот раз связан с подробнейшим его разбором в статье Л. В. Щербы, напечатанной в 1923 г. в сборнике «Русская речь» (ЩербаЛ.В. Опыты лингвистического истолкования стихотворений. I. «Воспоминание» Пушкина// Русская речь. Пг., 1923. Сб. 1. С. 13–56). Кроме того, в ВМЭ в отличие от АГ впервые у М.М.Б. употребляется в качестве лингвистического термина понятие «высказывание» (С. 300, 300, 300, 301, 301, 313, 316, 316, 317, 317, 317, 319, 319, 320), которое в встречается в нелингвистических разделах в качестве синонима к понятию «суждение»: «ценностное высказывание», «биографическое высказывание», «высказывание» (С. 203, 227, 261). В качестве лингвистического термина («речевое высказывание»), в том же значении, как и у М.М.Б. в ВМЭ в 1924 г. и во всех последующих его трудах, это понятие принимается и устанавливается в отечественной лингвистике только после статьи Л. П. Я кубинского «О диалогической речи», напечатанной в 1923 г. в сборнике «Русская речь» (Якубинский Л. П. О диалогической речи//Русская речь. Пг., 1923. Сб. 1. С. 96–194). Более того, в ВМЭ, в отличие от АГ, имеются скрытые ссылки на работы В. М. Жирмунского, А. А. Смирнова и Б. М. Энгельгардта, вышедшие в 1923–1924 гг. Таким образом, как следует из приведенных наблюдений, АГ предшествует по времени создания статье ВМЭ (Николаев Н. И. Издание наследия Бахтина. С. 118–119).
Датировка же ВМЭ подтверждается тем обстоятельством, что эта статья отразилась в написанной в октябре-ноябре 1924 г. статье «Ученый сальеризм», напечатанной в журнале «Звезда» в № 3 за 1925 г. (Медведев П. Н. Ученый сальеризм: о формальном (морфологическом) методе // Звезда. 1925. № 3. С. 264–276; см. сопоставление текстов ВМЭ и «Ученого сальеризма»: Николаев Н. И. Издание наследия Бахтина. С. 127–131).
Наконец, некоторые проблемные комплексы АГ нашли отражение и в других текстах М.М.Б. середины 1920-х гг. В ФП и АГ М.М.Б. мыслит комплексами идей и проблем, полагая их известными подготовленному в философском отношении читателю (даже в предназначенной для печати статье ВМЭ он сознательно оговаривает отказ от ссылок). Именно в этом заключается трудность комментирования его ранних работ. Однако, следует отметить, что наряду с особым жанром этих текстов, теоретическим трактатом, который в XIX — начале XX в. отнюдь не предусматривал обязательных ссылок на оппонентов и предшественников, здесь имеет место еще одна особенность времени. Так, современники и последующие исследователи неоднократно жаловались на то, что ни Т. Липпс, ни Г. Зиммель, к примеру, почти никогда ни на кого не ссылаются в своих собственно теоретических трудах. И если основные проблемные комплексы постоянно находятся в центре интересов каждого мыслителя, то периферийный набор комплексов идей и проблем того же мыслителя обычно изменяется от периода к периоду в процессе его философского развития.
Можно отметить несколько таких периферийных комплексов, характерных для работ М.М.Б. середины 1920-х гг. Так, в АГ он пишет, что Липпс дал «наиболее глубокое обоснование» идеи вчувствования (С. 94). Показательно, что в лекциях о Л. Н. Толстом, последних лекциях в записи Р. М. Миркиной, прочитанных в Витебске весной 1924 г., М.М.Б. в связи с теорией «вчувствования» называет имя того же Липпса: «переходя к теории вчувствования, он <Толстой> развивает эту теорию очень глубоко, хотя вновь открывает уже открытое до него Липпсом» (Т. 2, 255). Другим характерным примером является употребляемое на протяжении всего текста АГ понятие «мир моей активной мечты о себе» (С. 108–109, 111–112, 146–147, 149–150, 157, 223). И с этого же понятия — «Мир нашей мечты, когда мы мыслим о себе <…>» — начинается лекция о Достоевском в записи Р. М. Миркиной, первая лекции возобновленного в Ленинграде курса лекций М.М.Б. по истории русской литературы (Т. 2, 266). Таким же образом тема «жития», намеченная в шестом разделе V главы АГ, развивается в лекциях того же курса о Достоевском и А. Белом (Т. 2, 282–284, 333, 339), а позднее — в ПТД (Т. 2, 33, 100, 151–152). Иной пример — тема Сократа из диалога Платона «Федон» (С. 250). Эта тема, поставленная в АГ, затем обсуждалась в бахтинском окружении и была затронута в конце октября 1924 г. Л. В. Пумпянским в докладе «<0 марксизме>» (в печати) и в ответном выступлении М.М.Б. по поводу этого доклада. Существенно и отражение таких тем АГ, как «хоровая поддержка», «потенциальный герой», лирика Гейне, Лафорга и Анненского (С. 141, 231, 233) в статье «Слово в жизни и слово в поэзии», вышедшей в 1926 г. (Волошинов В. Н. Слово в жизни и слово в поэзии: К вопросам социологической поэтики // Звезда. 1926. № 6. С. 253, 254–261, 264). Таким образом, и эти косвенные свидетельства подтверждают датировку АГ — 1923 — весна 1924 г.
Однако канадский исследователь Б. Пул сделал попытку пересмотреть общепринятую датировку, относящую создание АГ к витебскому периоду (Poole В. From phenomenology to dialogue: Max Scheler's phenomenological tradition and Mikhail Bakhtin's development from «Toward a philosophy of act» to his study of Dostoevsky // Bakhtin and Cultural Theory / Eds. Ken Hirschkop and David Shepherd. 2 ed. Manchester, 2001. P. 109–135). Основываясь на обширном конспекте 3-го издания (1926) книги М. Шелера «Сущность и формы симпатии», расположенного среди подготовительных материалов М.М.Б. 1927–1928 гг. к ПТД (Т. 2, 654–734), Б. Пул обнаружил концептуальное влияние этой книги М. Шелера на ранние работы М.М.Б. — ФП и АГ — и отнес их создание к 1927 г. или, по крайней мере, если М.М.Б. читал 2-е издание книги М. Шелера, вышедшее в 1923 г., ко времени не ранее 1924 г. (Poole В. From phenomenology to dialogue. P. 110, 125). Б. Пул утверждает, что такие важнейшие, по его мнению, для ранних работ М.М.Б. понятия, как «симпатия», «дистанция», «категория другого» и ряд других, заимствованы М.М.Б. из 3-го издания книги М. Шелера (там же. Р. 112–118, 122). Между тем, все названые понятия и категории принадлежат общему фонду европейской философии начала XX в.
Так, теория «симпатии» не только хорошо была известна в России, но имела другую генеалогию, отличную от перечня имен исследователей, занимавшихся этой теорией, который представлен в книге М. Шелера (Т. 2, 695). Особое внимание в русской традиции уделялось теории «симпатии» французского мыслителя М. Гюйо, все труды которого были переведены в России к началу XX в. Для этой традиции характерно и внимание к роли симпатии в процессе «вчувствования», которая была рассмотрена Т. Липпсом в его этике, эстетике и психологии (Липпс Т. Основные вопросы этики. СПб.: Изд-во О. Н. Поповой, 1905. С. 18–21, 175–180, 227–229, 262–265, 276–277; Он же. Эстетика // Философия в систематическом изложении. СПб., 1909. С. 381–385; Он же. Руководство к психологии. СПб.: Изд-во О. Н. Поповой, 1907. С. 320–322). Т. Липпс очертил следующим образом содержание понятия «симпатии»: «Зная о чужой личности или о каких-нибудь ее душевных движениях, я переживаю сам себя непосредственно в другом, именно в этой чужой личности. Дадим этому факту название «симпатии». Тогда, следовательно, под симпатией мы разумеем непосредственное переживание в другом своего «я». И нам известно, что эта симпатия не есть факт, рождающийся каким-нибудь образом из моего знания о других личностях, но она непосредственно заключается в этом факте знания. <…> всякое эстетическое наслаждение основано на такой симпатии» (Липпс Т. Основные вопросы этики. СПб.: Изд-во О. Н. Поповой, 1905. С. 18). Наиболее полное выражение указанная традиция получила у Е. В. Аничкова, который доказывал влияние М. Гюйо на взгляды Т. Липпса и К. Грооса, а также сопоставлял «симпатию» М. Гюйо с понятием «эстетической любви» Г. Когена (Аничков Е. В. Очерк развития эстетических учений // Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1915. Т. 6. Вып. 1. С. 159, 162–165, 169–180). Именно в рамках этой традиции, как наиболее известной русскому читателю, М.М.Б. в АГ,