(1996)
«Ты ищешь дальнего меж нами…»
Ты ищешь дальнего меж нами,
Твой темный взор уныл и жгуч,
Так на послание слезами
Пылая капает сургуч.
______________________
(«Ай да Пушкин! Какая смелость!» – мог бы воскликнуть Пушкин, если бы завершил это стихотворение.)
«Пускай простит мне свет холодный…»
Пускай простит мне свет холодный,
Но помню шалости свои,
Когда гляжу в лицо любви
на этот лоб, на эти блонды.
Так старый хрыч, цыган Илья,
Глядит на пляску удалую
Да чешет голову седую,
Под лад плечами шевеля.
НОВЫЙ РОМАН
С перегородкою каморки,
Довольно чистенькие норки,
В углу на полке образа,
Под ними вербная лоза
С иссохшей просвирой и свечкой,
Горшок с геранью на окне,
Две канареечки над печкой —
Других красот не надо мне.
И пусть живет герой отныне
Не в таборе и не в пустыне —
На Петроградской стороне.
СЕНКОВСКОМУ? ЧААДАЕВУ??? БУЛГАРИНУ?!?
Ты просвещением свой разум осветил,
Ты правды чистой лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.
Когда безмолвная Варшава поднялась
И Польша буйством опьянела,
И смертная борьба с Россией началась
При клике: «Польска не сгинела!»
Ты руки потирал от наших неудач
С лукавым смехом слушал вести,
Когда полки улан с полей бежали вскачь
И гибло знамя нашей чести.
Когда же Дибич был холерой унесен,
Пестро парижский пустомеля
Ревел на кафедре: «Воскрес Наполеон!»
Ты пил здоровье Лелевеля.
Когда же свой позор Варшавы бунт узнал
И город пал в огне и дыме,
Поникнул ты главой и горько зарыдал,
Как жид о Иерусалиме.
МОНОЛОГ ФЕДЕРИГО
1/4 листа голубоватой почтовой бумаги большого формата. Неоконченное стихотворение из Бари Корнуоля: «О бедность, затвердил я наконец…
На обороте рисунок – фигура старой женщины в чепце и очках, а также два пальца руки с длинными ногтями и талисманом – перстнем.
Жандармская помета – 30.
О бедность! затвердил я наконец
Урок твой горький! Чем я заслужил
Твое гоненье, властелин враждебный,
Довольства враг, суровый сна мучитель!
Что делал я, когда я был богат,
О том упоминать я не намерен.
Большая часть творимого добра
Заключена в молчании о нем.
В молчании добро должно твориться.
Но нечего об этом толковать.
Здесь пищу я найду для дум своих.
Я чувствую, что не совсем смирился
Я с участью моей… Вот это солнце,
Взгляни, как умирает на закате
Подобно богоравному герою,
Который путь свой совершил со славой —
И пал. Его прощальная улыбка
Чужда страданий, взгляд его с холма,
Который он дарит всему живому,
Родит не боль, а только сожаленье,
Прекрасней и светлей, чем сам герой.
И в этот золотой и полный час
Торжественно восходит тишина.
Все пташки, что на утренней заре
И перышки и трели отряхали
От радости зреть его, теперь
Испуганно и чутко умолкают.
А если слышится вдали
Какой-то звук иль низкое мычанье,
Иль человеческий неясный возглас,
Все лишь усугубляет тишину.
Так ночью бьют соборные часы
Над городом, певучая их речь
Там среди звезд как будто остановит
На миг теченье времени. Студент,
Склонившийся над ветхим фолиантом,
Лицо поднимет и промолвит: полночь.
Люблю тогда гулять и размышлять.
Мне думается, стонущая медь
Когда-нибудь вселенной возвестит,
Что все пустынно стало на земле…
Но солнца свет меняется, сейчас
Он – темный пурпур. Кто там? Чу, шаги!
О женщина – Джиана!
НАБРОСКИ К НЕНАПИСАННЫМ ПОДРАЖАНИЯМ КОРАНУ
Они твердили: пусть виденья
Толкует хитрый Магомет,
Они ума его творенья,
Его ль нам слушать – он поэт!
Но если б знали дети праха,
Чем взор безумца опален!
Попробуй лицезреть Аллаха
И ведать о конце времен.
«Есть место на земле по росту моему…»
Есть место на земле по росту моему
На кладбище, и я его займу.
ТАК ПОЭМА
так поэма обдуманная в уединении
ночью при свете луны
писанная при свете лампады
прочитанная в постели
молодою красоткою
потом печатается
в сальной типографии
продается в книжной лавке
читается лакеями
и критикуется и разбирается
и критикуется в «Северной Пчеле» дураком
но этого мало — так новая поэма
из-под подушки барышни
переходит в руки ее служанки
и является в передней
изодранная и запачканная
но и этого мало – так поэма
переиздается и переиздается
разбирается и комментируется
лакеями и дураками
а потомки ученой служанки
генетически ничего не понимая
зачитывают ее до дыр
как какую-то древную абракадабру
потому что внуков барышни
давно расстреляли
«Что прежде, то теперь. Толпа глухая…»
Что прежде, то теперь. Толпа глухая,
Крылатой новизны любовница слепая,
Надменных баловней меняет каждый день,
И ниц повержены с ступени на ступень
Летят кумиры их, увенчанные ею.
Чем выше вознесен, тем падает больнее.
Живет полуживой, уже и позабыт,
А общая молва про нового трубит.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ К ЧЕРНОВИКАМ ПУШКИНА
Говорят, что путем подражания можно достичь большого проникновения в предмет изучения. Во всяком случае, это один из путей. Тайна Пушкина – это трепет и свет, исходящий от стихов. Как он этого достигал? Интуиция, вдохновение, прозрение конечно. Неповторимость личности – очевидно. Но еще и кропотливый труд.
Черновики свои поэт предусмотрительно сохранил для потомства. Будто знал заранее, как мы будем их разглядывать, изучать, изумляться.
Вначале я даже рисовал для себя его скорописные рисунки, пытался подражать скорописному почерку. Как она летела – его мысль! Черновики порой похожи на дымящееся поле битвы. Мысль, как говорится, висела на кончике пера. В некоторых местах впечатление, будто здесь поработала мощная ЭВМ. Быстро-быстро перо чертит подряд все близкие эпитеты. Затем поэт отказывается от всего и восстанавливает первоначальное, оказалось, самое точное. Просто была проверка. А иногда сверху вниз двадцать – тридцать вариантов одной строки, где же окончательная? Вот она, вырисовывается, словно античная статуя из куска мрамора, как тогда любили говорить.
Но порой поэт бросал начатое: может быть, помешало что-то, потом допишу. Но так и осталось, не было завершено. Теперь уже навечно.
И мне страстно захотелось последовать за мыслью гения. Не мне первому, до меня этому благородному занятию предавались А. К. Толстой, В. Ходасевич, В. Брюсов, в настоящее время – Андрей Чернов.
Нет, не состязаться, а скорее поучиться и проследить за всеми ходами и поворотами Его творческой мысли. Попробовать вообразить, что могло бы получиться, если бы… «Если» – это слово будит воображение. Конечно, получается лишь один из возможных вариантов. Окончательное не существует, но поскольку его линии уже давно очерчены во времени воображением и традицией, можно считать, что оно есть. И вот – угадал, попал в «десятку», так могло быть. Чувство такое, что мрамор потеплел под рукой.
ЗАМЕТКА О ФРАНЦУЗСКИХ СТИХАХ А. С. ПУШКИНА
Время от времени в моей жизни литератора появлялся Пушкин, – что за фамилия! – и сразу, как после выстрела или грозы, все вокруг тревожно освежалось, иначе не скажешь. Недаром в моей библиотеке только литература о Пушкине занимает целую полку. В 1985‐м я посвятил ему в свою очередь почти год и написал книгу «Черновики Пушкина» – мне захотелось последовать за поэтом, начиная с его черновиков, набросков и недописанных произведений. Как летела его мысль, было просто упоением поспевать за нею!
Рождался ряд вариантов. Поэт мог бы закончить свое стихотворение так, а мог бы иначе. Иногда – как озарение: кажется, попал в точку. Это было для меня высшей наградой.
А начал я с того, что перевел несколько французских стихотворений юного поэта на русский, не стараясь их модернизировать. Дело в том, что в многочисленных переизданиях А. С. Пушкина на основе издания Академии наук СССР (Пушкинского Дома) мне попадались только подстрочные переводы, что естественно. И как будто чего-то недоставало, мне не хватало русского звучания пушкинских строк. И я отважился на перевод прежде всего для самого себя. И не я первый. Черновики Пушкина дописывали в свое время и А. К. Толстой, и Брюсов, и Ходасевич. В наши времена им занимался А. Чернов. Но вот переводов мне что-то не встречалось.
Уверен, что есть, и не уверен, что все хороши.
Хотелось бы обратить внимание читателя, что в стихотворении «Мой портрет» пятнадцатилетний лицеист уже понимает себя отлично и знает про себя почти все наперед. Он мог писать о себе остроумно – без прикрас и снисхождения, потому что натурой ему служила сама истина.
Еще хочу заметить, что в своих «Куплетах» поэт даже не скрывает, что образцом ему послужил Беранже или, как в то время писали – Беранжер. Я думаю, Пушкин прочел его сборник «Нравственные песни», которые вышли в Париже в 1816 году. Сами «Куплеты» написаны годом позже. Притом от остро социальных песен Беранже их отличает философская полнота, как будто этот быстрый юноша уже прожил всю свою жизнь заранее.
СТРОФИЛУС
Перед ним вавилонская башня,
На самой на верхней на макушке
Сидит его старая старуха,
На старухе сорочинская шапка,
На шапке венец латынский,
На венце тонкая спица,
На спице Строфилус птица.
снег вздувается простыней
в парке снегопад – театр теней
дышит – стариковские вздохи…
море чудится – тоже по ошибке…
сказка о старике и старухе
и золотой рыбке
в трех соснах тропа заблудилась
где же птица? покажись Строфилус!
Филостратус – птица не простая
ты на сойку похожа – и на сайку
ты на иволгу похожа – и на Волгу
и на горлицу – и на горностая…
наверху по сучьям шастая
скачет белочка пушистая
здесь ягод гроздь
там гриб как на гвоздь
на авось
на голый сук наколот
ты на дальних похожа и на ближних…
скрипнул снег хрустит валежник —
над ручьем несется лыжник
нет не вижу птицы только – голос…
рано научил меня Строфилус
складывать слова в стихи и строфы
где гуляют дрофы и грифы
львы единороги и жирафы —
счастье до вселенской катастрофы…
– Ну кого ты ищешь сам посуди!
день смеркается – отдохни посиди…
смахну шапкой снег с пня
сосны поглядите на меня
главное всю жизнь верил чуду
сам теперь я вам чудом буду —
сел нахохлясь как сова
спрятал руки в рукава
пусть увидят что – крылатый
смотрит в рюмку клюв горбатый
вся небритость серебрится
в мелких перышках
я – Строфилус и сижу на спице
птица в шапке ватнике и варежках
ну! пошарьте в голове у придурка:
голоса возносят в небо клирос
и блеснув со спицы
взвилась ярко
златоперая птица Строфилус
над собором святого Марка
взметнулись голуби ко мне —
кипит Венеция на дне…
лепит сплошь
будто белую рубаху
– все ты врешь:
про птицу и старуху!
не бывать
старухе римским папой!
не повелевать
всей Европой!
не достанет разума у глупой!
русский человек такой нелепый…
легче жить нам в новом районе —
над аптекой у метро – в Вавилоне!
в темноте – мельтешенье снежинок
будто чертит пушкинский рисунок
исчезает на снегу след от санок…
в этом супе Пушкину явилась
птица с женским ликом Строфилус
а Жюль Верн увидел Наутилус