Том 1. Голоса — страница 44 из 53

перевел Генрих САПГИР

ГРЕЧАНКА

Я знал одну женщину

которая спала с мужчиной

который встречался с женщиной

которая терзала мужчину

который был мужем женщины

которая любила мужчину

который выиграл женщину

соблазненную Пушкиным

(тот был влюблен в гречанку

которая говорила

что спала с Байроном)

МЕТАМОРФОЗЫ

for Bonnie Donovan

Сперва мои руки и ноги

отрастили жесткие когти —

Я передвигаюсь с трудом.

Теперь я сделался нечто:

лицо огрубело и потрескалось,

волос раздувается стеблями травы.

Повернул негнущуюся шею —

слышу и не слышу погоню:

задыхающихся черных догов.

Незнакома пустынная местность —

поворачивается… Слишком поздно.

ТЕПЕРЬ И ТОГДА

Теперь как тогда ожидает залив —

лепечущая вода.

И, небо и землю преобразив,

приходят теперь и тогда.

Мы даем им новые имена,

но – прежних жен

и комфортабельные дома,

где смотрим все тот же сон.

Мы говорим с ними, даже поем:

«вы счастливы? Да?»

Неколебимы в молчанье своем

теперь и тогда.

И все забывается… Где ж это? стой!

Ушло без следа.

Рывок на дистанцию в лодке пустой —

теперь и тогда.

СУКИН СЫН И НАГАН

он молчал

сукин сын

а наган

за него говорил:

– отдай твои мани

– у меня

лишь дыра в кармане

молниеносное движение —

окно из темноты

вижу чье-то отражение

узнаю свои черты

Наган затем

проник в дом

дырку пробил

над моей головой

в фотографии когда-то живой

и сел за стол —

жестянка

фордик

консервная банка

путешествующий нахал

ухмыляющийся наган

голос как лай:

радио дай!

неужели

мне позволят

сделать несколько шагов?

радио засунули

за шкаф

а наган заткнули

невыразимой пулей —

мне в зад!

наган говорит:

вещай! живей!

стреляет навскидку

стальной соловей!

– вещай получше! —

известность получишь

радио и наган

служат одним богам

наган

по одному валит

а радио —

его миллионы хвалят

наган говорит:

жду тебя тут

мой Брат

не двигайся

двадцать минут…

глаза – в глаза!

Да… не герой…

но что там за

моим отражением

обезображенным

черной дырой ?..

вот – насчитал 10 тысяч овец

прежде чем уснул наконец

ИАКОВ

Реку вброд перешел щупая палкой дно

обобранный человек остался на том берегу

камни летели оттуда и крик: «Вор!» «Вор!»

убил бы меня волосатый если бы не вода

Теперь он идет навстречу – он еще далеко

но дрогнула пустыня от гнева его. Бегут

ящерицы и змеи от жала его копья

Деревья шатром у реки – там лагерь

ангелов – все что имею – ничего моего

Воды зачерпнул умыться – и усмехнулся да! —

украл и благословенье – сапфиры на лбу горят

Кто ты одетый дико как брат мой Исав

поразивший меня в бедро

и позволивший мне прийти к тебе?

ААРОН

Он перекатывал камни между зубами

шепелявый косноязычный заика

слова свободы выпадали изо рта

как расколотые орехи крокотуки сердолики

и ложились как косточки

сладких плодов истекающих соком

Его руки – не руки каменотеса

Он мог лишь хватать их за шиворот

но дрожащие тонкие пальцы

цеплялись за воздух не успевая…

боится коснуться – и вдруг агрессивен

В голове его – хор священников

прославляющих Господа, открывающих

путь по дну среди волн и колодцы

в пустыне. Я склонялся, я падал

перед печатью сандалий его на песке

Тяжелы и черны – я им блеск придавал самородкам

шлифовал его каждое слово

Я толпу возбуждал до безумия

пока он спотыкаясь карабкался вверх по склону —

и потом возвращался мерцающий

и безгласный

САМСОН

Я падал как выпотрошенный пакет

в ее постель. Три раза пытался —

и все три неудачно. Я не мог

разгадать свою собственную загадку —

муж который никогда не знал сладости

живота своего – этой лестницы мощи

позвоночный столб – и не более

кто вы и почему вы пришли

повести меня по моим следам как быка в ярме

вращающего жернова подбирающего солому

под своими ногами? Я знаю мой мальчик

твои волосы вырастут закурчавится борода

и ты будешь как в теплой ванне

в объятиях жен

ВИЛЬЯМ БЛЕЙК. БОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ

перевел Генрих САПГИР (1982, 1999)

Я ВИДЕЛ ХРАМ

Я видел Храм, весь золотой,

Куда никто не смел войти.

Молились, плакали кругом,

Вопили: «Боже, просвети!»

Я видел: вырос Змий меж двух

Колонн из золота литых

И в двери вполз – и полз и полз

В узорах, в кольцах золотых

Виясь, свиваясь на полу

Святыни, как когда-то встарь,

Он протянулся через весь

Пустынный Храм – и вполз в алтарь.

И там на Хлеб и на Вино

Яд изблевал огромный Змей.

Тогда пошел я в хлев свиной

И лег там спать среди свиней.

ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛАРЕЦ

Меня легко поймала Дева,

Когда на воле я плясал

И спрятала в хрустальный ларчик,

Замкнула мотылька в кристалл.

Жемчужно весь ларец светился

И мне открылся мир иной,

Я увидал снаружи – Землю,

Луну с орех величиной.

Как остров – Англия предстала,

И весь явился Лондон мне:

Игрушечный Вестминстер, Тауэр,

И мост, и Темза при луне.

Иную деву вижу я,

А в ней другая Дева зрима,

А в той сквозит еще одна,

И сладок страх непостижимый.

В одной улыбке брезжут три.

Я загорелся, я рванулся —

Тройную тень поцеловал

И трижды поцелуй вернулся.

И сквозь покровы к тайной – к ней

Простер я пламенные длани,

Распался в уголья ларец…

И я стою – один в тумане…

Дитя – я плакал и блуждал,

И женщина рыдала где-то…

Я был свободен и страдал…

О, жалобы и стоны ветра!

УЛЫБКА

Святая Улыбка любви,

Пустая Улыбка обмана.

В Улыбке Улыбок они

Сливаются, как ни странно.

Сурова Усмешка вражды,

Усмешка презренья ужасна,

Но хуже Усмешка Усмешек,

Захочешь забыть – все напрасно.

Спасение наше в одной

Улыбке неуловимой,

В той изначально родной —

И любящей и любимой.

С колыбели и до седин

Посещает она не часто,

Просияет лишь раз один —

И забудешь свои несчастья.

МЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Я странствовал в стране Мужчин

Воинственных и Женщин ярых.

Их всех – и молодых и старых

Пронзили ужаса лучи.

Там в горе и слезах зачато

Родится в радости Дитя.

Срываем яблоко шутя,

А сколько было трудов когда-то.

Дитя – Ребенка – Существо

Берет Старуха, распинает

И жадно воплями его

Златые чаши наполняет.

Пронзает копьями Младенца,

Венок из терний ему плетет,

Вдруг вырывает руками сердце,

Бросает сердце в огонь и лед.

Перебирает каждый нерв

Когтями, как живые струны,

От мук его помолодев,

Вдруг расцветает Девой юной.

Он тоже юноша – и весь в крови.

Смеясь, он путы разрывает

И Девою овладевает

В отчаяньи, гневе и любви.

В нее он входит – в каждый нерв,

Так плуг проходит в почве черной.

Она теперь – его посев

И сад плодами отягченный.

А сам, как Тень, уже согбен

Блуждает вкруг земного клада,

Где золото – его услада,

Парча и жемчуг и виссон.

И это ткани влюбленных душ,

И это жемчуг печальных глаз,

А золота несчетный груз —

Восторги, вздохи, крики, блажь!

Все это – пища его, питье.

И он питает весь нищий люд.

И дверь открыта в его приют —

Для всех он распахнул ее.

Ему – заботы, а пришлым – смех.

Трясутся кубки, блюда, спины

Пока из пламени камина

Малютка, ужасая всех,

Не выпрыгнет! Вся сплошь – огонь

И золото и жемчуг звонкий.

Как завернуть ее в пеленки?

Кричат: «Не тронь ее! Не тронь!»

Вся чудище – в огне изваяна

Чужих ласкает она теперь.

Выводят Старого Хозяина,

Как нищего, в другую дверь.

Ведут нечистого слепого,

В его груди судьба гудит.

И нет ему жилья другого

Пока он Девы не победит.

Откуда силы? – В охапку взяв,

Уносит Жертву безумный Нищий.

И блекнет прежнее жилище,

Узор ветвей, цветов и трав…

А дальше – трудно мне постичь,

Пускаются все чувства вскачь —

И всех вокруг уносит прочь!

Земля бугрится, словно мяч.

Прочь солнце, звезды и луна

Летят, как стая ярких птиц…

Кругом – барханы без границ —

Пустыня страшная одна…

И только мед невинных уст,

Ласк полудетских вино и хлеб —

И нежность глаз ее – и грусть!

Он жадно ест, он пьет взахлеб!

И вот он ест. И вот он пьет.

Сам все моложе, все стройней.

Мираж пугает, обман плывет….

Один – в пустыне, прижался к ней…

Нет, ускользает она, как лань.

За ней, скользящей в древесной чаще,

Он гонится и ночь, и день —

То муж зовущий, то отрок мстящий.

Она то быстрая, как спринтер,

То медленная: вот-вот настиг! —

Его уводит в лабиринты

Любви, где бродит вепрь и тигр.

Пока не станут они опять:

Она – Старухой, он – Младенцем.

И в мире много любовных пар.

И в небе звезды текут за Солнцем.

Деревья дарят живой экстаз

Всем, кто блуждал в пустыне прежде.

И города растут окрест,

Белеют в зелени коттеджи.

И спит Дитя и видит сон…

Но вот нашли его и с криком

Несутся в ужасе великом:

– Дитя родилось! The Baby is born!

Ведь кто коснется его теперь,

Того рука истлеет корнем.

И прочь бегут и тигр, и вепрь.

И плод сбивает вихрем черным.

Никто Младенца не может взять.

Одна Старуха дело знает:

Берет Дитя и распинает…

Все начинается опять.

БОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ

Проси Добро, Любовь и Мир

          Спасти наш бренный свет.

Где веры сила и восторг,

          Там отзыв и ответ.

Явил Добро, Любовь и Мир

          Господь предвечный сам

И дал Добро, Любовь и Мир

          Всем своим детям – нам.

Найдешь у каждого в лице

          И в облике Любовь,

И в каждом сердце есть Добро,

          И Мир – наш общий кров.

И кто бы в горести своей

          Кого бы ни молил,

Он молит образ божества:

          Добро, Любовь и Мир.

И знает образ божества

          И турок, и еврей.

А где Добро, Любовь и Мир,

          Господь во славе всей!

А. А. МИЛН. СТИХИ ДЛЯ КРИСТОФЕРА РОБИНА