ГРЕЧАНКА
Я знал одну женщину
которая спала с мужчиной
который встречался с женщиной
которая терзала мужчину
который был мужем женщины
которая любила мужчину
который выиграл женщину
соблазненную Пушкиным
(тот был влюблен в гречанку
которая говорила
что спала с Байроном)
МЕТАМОРФОЗЫ
for Bonnie Donovan
Сперва мои руки и ноги
отрастили жесткие когти —
Я передвигаюсь с трудом.
Теперь я сделался нечто:
лицо огрубело и потрескалось,
волос раздувается стеблями травы.
Повернул негнущуюся шею —
слышу и не слышу погоню:
задыхающихся черных догов.
Незнакома пустынная местность —
поворачивается… Слишком поздно.
ТЕПЕРЬ И ТОГДА
Теперь как тогда ожидает залив —
лепечущая вода.
И, небо и землю преобразив,
приходят теперь и тогда.
Мы даем им новые имена,
но – прежних жен
и комфортабельные дома,
где смотрим все тот же сон.
Мы говорим с ними, даже поем:
«вы счастливы? Да?»
Неколебимы в молчанье своем
теперь и тогда.
И все забывается… Где ж это? стой!
Ушло без следа.
Рывок на дистанцию в лодке пустой —
теперь и тогда.
СУКИН СЫН И НАГАН
он молчал
сукин сын
а наган
за него говорил:
– отдай твои мани
– у меня
лишь дыра в кармане
молниеносное движение —
окно из темноты
вижу чье-то отражение
узнаю свои черты
Наган затем
проник в дом
дырку пробил
над моей головой
в фотографии когда-то живой
и сел за стол —
жестянка
фордик
консервная банка
путешествующий нахал
ухмыляющийся наган
голос как лай:
радио дай!
неужели
мне позволят
сделать несколько шагов?
радио засунули
за шкаф
а наган заткнули
невыразимой пулей —
мне в зад!
наган говорит:
вещай! живей!
стреляет навскидку
стальной соловей!
– вещай получше! —
известность получишь
радио и наган
служат одним богам
наган
по одному валит
а радио —
его миллионы хвалят
наган говорит:
жду тебя тут
мой Брат
не двигайся
двадцать минут…
глаза – в глаза!
Да… не герой…
но что там за
моим отражением
обезображенным
черной дырой ?..
вот – насчитал 10 тысяч овец
прежде чем уснул наконец
ИАКОВ
Реку вброд перешел щупая палкой дно
обобранный человек остался на том берегу
камни летели оттуда и крик: «Вор!» «Вор!»
убил бы меня волосатый если бы не вода
Теперь он идет навстречу – он еще далеко
но дрогнула пустыня от гнева его. Бегут
ящерицы и змеи от жала его копья
Деревья шатром у реки – там лагерь
ангелов – все что имею – ничего моего
Воды зачерпнул умыться – и усмехнулся да! —
украл и благословенье – сапфиры на лбу горят
Кто ты одетый дико как брат мой Исав
поразивший меня в бедро
и позволивший мне прийти к тебе?
ААРОН
Он перекатывал камни между зубами
шепелявый косноязычный заика
слова свободы выпадали изо рта
как расколотые орехи крокотуки сердолики
и ложились как косточки
сладких плодов истекающих соком
Его руки – не руки каменотеса
Он мог лишь хватать их за шиворот
но дрожащие тонкие пальцы
цеплялись за воздух не успевая…
боится коснуться – и вдруг агрессивен
В голове его – хор священников
прославляющих Господа, открывающих
путь по дну среди волн и колодцы
в пустыне. Я склонялся, я падал
перед печатью сандалий его на песке
Тяжелы и черны – я им блеск придавал самородкам
шлифовал его каждое слово
Я толпу возбуждал до безумия
пока он спотыкаясь карабкался вверх по склону —
и потом возвращался мерцающий
и безгласный
САМСОН
Я падал как выпотрошенный пакет
в ее постель. Три раза пытался —
и все три неудачно. Я не мог
разгадать свою собственную загадку —
муж который никогда не знал сладости
живота своего – этой лестницы мощи
позвоночный столб – и не более
кто вы и почему вы пришли
повести меня по моим следам как быка в ярме
вращающего жернова подбирающего солому
под своими ногами? Я знаю мой мальчик
твои волосы вырастут закурчавится борода
и ты будешь как в теплой ванне
в объятиях жен
ВИЛЬЯМ БЛЕЙК. БОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ
Я ВИДЕЛ ХРАМ
Я видел Храм, весь золотой,
Куда никто не смел войти.
Молились, плакали кругом,
Вопили: «Боже, просвети!»
Я видел: вырос Змий меж двух
Колонн из золота литых
И в двери вполз – и полз и полз
В узорах, в кольцах золотых
Виясь, свиваясь на полу
Святыни, как когда-то встарь,
Он протянулся через весь
Пустынный Храм – и вполз в алтарь.
И там на Хлеб и на Вино
Яд изблевал огромный Змей.
Тогда пошел я в хлев свиной
И лег там спать среди свиней.
ХРУСТАЛЬНЫЙ ЛАРЕЦ
Меня легко поймала Дева,
Когда на воле я плясал
И спрятала в хрустальный ларчик,
Замкнула мотылька в кристалл.
Жемчужно весь ларец светился
И мне открылся мир иной,
Я увидал снаружи – Землю,
Луну с орех величиной.
Как остров – Англия предстала,
И весь явился Лондон мне:
Игрушечный Вестминстер, Тауэр,
И мост, и Темза при луне.
Иную деву вижу я,
А в ней другая Дева зрима,
А в той сквозит еще одна,
И сладок страх непостижимый.
В одной улыбке брезжут три.
Я загорелся, я рванулся —
Тройную тень поцеловал
И трижды поцелуй вернулся.
И сквозь покровы к тайной – к ней
Простер я пламенные длани,
Распался в уголья ларец…
И я стою – один в тумане…
Дитя – я плакал и блуждал,
И женщина рыдала где-то…
Я был свободен и страдал…
О, жалобы и стоны ветра!
УЛЫБКА
Святая Улыбка любви,
Пустая Улыбка обмана.
В Улыбке Улыбок они
Сливаются, как ни странно.
Сурова Усмешка вражды,
Усмешка презренья ужасна,
Но хуже Усмешка Усмешек,
Захочешь забыть – все напрасно.
Спасение наше в одной
Улыбке неуловимой,
В той изначально родной —
И любящей и любимой.
С колыбели и до седин
Посещает она не часто,
Просияет лишь раз один —
И забудешь свои несчастья.
МЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Я странствовал в стране Мужчин
Воинственных и Женщин ярых.
Их всех – и молодых и старых
Пронзили ужаса лучи.
Там в горе и слезах зачато
Родится в радости Дитя.
Срываем яблоко шутя,
А сколько было трудов когда-то.
Дитя – Ребенка – Существо
Берет Старуха, распинает
И жадно воплями его
Златые чаши наполняет.
Пронзает копьями Младенца,
Венок из терний ему плетет,
Вдруг вырывает руками сердце,
Бросает сердце в огонь и лед.
Перебирает каждый нерв
Когтями, как живые струны,
От мук его помолодев,
Вдруг расцветает Девой юной.
Он тоже юноша – и весь в крови.
Смеясь, он путы разрывает
И Девою овладевает
В отчаяньи, гневе и любви.
В нее он входит – в каждый нерв,
Так плуг проходит в почве черной.
Она теперь – его посев
И сад плодами отягченный.
А сам, как Тень, уже согбен
Блуждает вкруг земного клада,
Где золото – его услада,
Парча и жемчуг и виссон.
И это ткани влюбленных душ,
И это жемчуг печальных глаз,
А золота несчетный груз —
Восторги, вздохи, крики, блажь!
Все это – пища его, питье.
И он питает весь нищий люд.
И дверь открыта в его приют —
Для всех он распахнул ее.
Ему – заботы, а пришлым – смех.
Трясутся кубки, блюда, спины
Пока из пламени камина
Малютка, ужасая всех,
Не выпрыгнет! Вся сплошь – огонь
И золото и жемчуг звонкий.
Как завернуть ее в пеленки?
Кричат: «Не тронь ее! Не тронь!»
Вся чудище – в огне изваяна
Чужих ласкает она теперь.
Выводят Старого Хозяина,
Как нищего, в другую дверь.
Ведут нечистого слепого,
В его груди судьба гудит.
И нет ему жилья другого
Пока он Девы не победит.
Откуда силы? – В охапку взяв,
Уносит Жертву безумный Нищий.
И блекнет прежнее жилище,
Узор ветвей, цветов и трав…
А дальше – трудно мне постичь,
Пускаются все чувства вскачь —
И всех вокруг уносит прочь!
Земля бугрится, словно мяч.
Прочь солнце, звезды и луна
Летят, как стая ярких птиц…
Кругом – барханы без границ —
Пустыня страшная одна…
И только мед невинных уст,
Ласк полудетских вино и хлеб —
И нежность глаз ее – и грусть!
Он жадно ест, он пьет взахлеб!
И вот он ест. И вот он пьет.
Сам все моложе, все стройней.
Мираж пугает, обман плывет….
Один – в пустыне, прижался к ней…
Нет, ускользает она, как лань.
За ней, скользящей в древесной чаще,
Он гонится и ночь, и день —
То муж зовущий, то отрок мстящий.
Она то быстрая, как спринтер,
То медленная: вот-вот настиг! —
Его уводит в лабиринты
Любви, где бродит вепрь и тигр.
Пока не станут они опять:
Она – Старухой, он – Младенцем.
И в мире много любовных пар.
И в небе звезды текут за Солнцем.
Деревья дарят живой экстаз
Всем, кто блуждал в пустыне прежде.
И города растут окрест,
Белеют в зелени коттеджи.
И спит Дитя и видит сон…
Но вот нашли его и с криком
Несутся в ужасе великом:
– Дитя родилось! The Baby is born!
Ведь кто коснется его теперь,
Того рука истлеет корнем.
И прочь бегут и тигр, и вепрь.
И плод сбивает вихрем черным.
Никто Младенца не может взять.
Одна Старуха дело знает:
Берет Дитя и распинает…
Все начинается опять.
БОЖЕСТВЕННЫЙ ОБРАЗ
Проси Добро, Любовь и Мир
Спасти наш бренный свет.
Где веры сила и восторг,
Там отзыв и ответ.
Явил Добро, Любовь и Мир
Господь предвечный сам
И дал Добро, Любовь и Мир
Всем своим детям – нам.
Найдешь у каждого в лице
И в облике Любовь,
И в каждом сердце есть Добро,
И Мир – наш общий кров.
И кто бы в горести своей
Кого бы ни молил,
Он молит образ божества:
Добро, Любовь и Мир.
И знает образ божества
И турок, и еврей.
А где Добро, Любовь и Мир,
Господь во славе всей!