Эта небольшая постель, белая, чистая, эти гладкие стены и пестреющиеся цветы, эта сладостная мрачность, эта безмолвная арфа, праздничные платья, всюду разбросанные, маленькое зеркальце, распятие, ленты и освященные пасхальные ветви – одним словом, все эти безделки, столь драгоценные для молодой девушки, – всё показывало жизнь счастливую, невинную, исполненную любви…
Дверь отворилась, и вошла Дженни.
Мать шла с нею, обвивши нежно руку около гибкой и прелестной талии своей дочери, которая склонила голову на грудь матери…
– Поди ляг опять, – сказала госпожа Виль, – мы помолились, теперь еще рано, у тебя глаза такие сонные… я уверена, что ты дурно спала…
542
Она посадила дочь на постель и села возле ней…
– Это правда, маменька, я мало спала… знаешь ли… счастие не дает уснуть… я его так люблю… он так ласков с тобою, с батюшкой… мой Теодорик, – сказала молодая девушка чистым, среброзвучным голосом, целуя седые волосы своей матери, и, улыбаясь, спутывала их с большими локонами своих белокурых волос.
– Перестань, Дженни, ты мне совсем растрепала голову…
– Послушай, маменька, отдай мне свои волосы, а себе возьми мои…
– О шалунья… вот я тебя… – сказала добрая мать, трепля тихонько по прелестным белым плечам Дженни.
– Да, маменька, тогда бы ты была молода… а я стара… и я умерла бы прежде тебя…
И обеими руками обняла она мать свою, которая отвернулась, чтобы скрыть слезы нежности, катившиеся из глаз ее…
– Ах, маменька… ты плачешь… Боже мой, Боже мой, не огорчила ли я тебя!..
И Дженни с умоляющими глазами, протянув руки, смотрела с тоскою на мать.
– Милое, милое дитя… – бормотала госпожа Виль, осыпая дочь теми материнскими поцелуями, на которые смотрят с такою завистию лишенные матерей!..
Успокоившись от волнения, госпожа Виль удалилась, приказав своей дочери уснуть еще немного…
– Я сплю, маменька, – отвечала она, прилегши на постель, и тотчас зажмурила свои прекрасные глазки; но коварная улыбка, показавшаяся на губах, обнаруживала обман.
Дверь за матерью затворилась…
Тогда Дженни открыла один любопытный глаз, потом другой, подняла свою миленькую головку… приподнялась сама… послушала… устремив большие глаза, как молодая лань в засаде… и, ничего не слыша… одним прыжком очутилась подле небольшого туалета.
Оттуда она достала ленты, цветы, газ… и, напевая вполголоса любимую песенку Теодорика, начала причесываться по его вкусу.
– Посмотрим, – сказала она, – мне надобно нынче принарядиться; а завтра… о, завтра!.. Какой восхитительный день… какое счастие… Однако сердце у меня сильно бьется, когда я об этом думаю, конечно не от страха…
543
нет… я не думаю… О мой Теодорик! пристало ли это ко мне, скажи?..
И она подошла так близко, так близко к маленькому зеркалу, чтобы посмотреть, пристали ли ей цветы и понравится ли газ ее возлюбленному, что ее чистое дыхание помрачило легким паром блестящую поверхность стекла…
Тогда, поведши белым нежным пальчиком по этой влаге, она в мечтании, с улыбкою начертала имя своего Теодорика…
Легкий шорох, послышавшийся у окна, заставил ее вздрогнуть… она быстро обернулась… в смущении бояся, чтоб не застали ее в тайных ее занятиях…
Но вдруг губы ее побледнели… она быстро протянула руки вперед… хотела встать… и не могла…
Снова упала она на стул в мучительном трепете…
Несчастная увидела отвратительную голову ужасного змея, который пробирался сквозь жалюзи и занавески, отворотил сторы и вполз…
С минуту он скрывался в ящике с цветами, поставленными на окне.
Мгновенная засада ужасного пресмыкающегося, казалось, возвратила силы Дженни; она бросилась к двери, ведущей в галерею, прижалась, стараясь отворить ее и крича: «Помогите! маменька!… помогите!.. змей…»
Невозможно…
Отец, мать и ее возлюбленный держали дверь снаружи, и Дженни услышала веселый голос доброго Виля… он говорил ей:
– Да, кричи больше, кричи! это научит тебя ‹не› бояться… глупенькая… он тебя не съест… будь рассудительна… Боже мой! ты точно как ребенок!
– Заметь, Дженни, – сказала мать, – исцелившись от страха один раз, не будешь бояться никогда… Ну же, будь умна…
И даже Теодорик прибавил:
– Это я, моя Дженни, это я всё наделал; ты должна подарить меня за труды добрым поцелуем! Это для твоего же блага, ангел моей жизни…
Они думали, что Дженни кричит о мертвом змее, которого положили к ней, дабы приучить бедное дитя, как они говорили…
Дженни испустила отчаянный вопль и упала к порогу двери…
544
Змей выполз из ящика; хвост его был еще в цветах, но полуоткрытая пасть, испуская пену, зияла уже на Дженни…
Он приближился… и, нашед свою самку мертвою… истерзанною… под маленьким столиком… испустил продолжительное глухое шипение.
Потом с невероятною быстротою обвился около ног, тела и плеч Дженни, упавшей в обморок…
Клейкая и холодная шея пресмыкающегося облегла грудь юной девицы.
И там, перегнувшись еще раз, он уязвил ее прямо в горло…
Несчастная, пришедши в себя от жестокой раны, открыла глаза – и ей представилась пестрая, окровавленная голова змея… и глаза, сверкающие злобою…
– Маменька… о маменька!.. – кричала она слабым, умирающим голосом…
На сей смертельный, судорожный, хриплый, прерывающийся крик отвечал легкий хохот…
Тут показалась ужасная голова Атар-Гюля, который приподнял угол сторы, точно так же как змей.
Черный смеялся!!
Дженни не кричала более… она умерла.
……………………………………………………….
– Отворим… отворим теперь… слишком продолжительный страх может быть вреден… – сказал добрый Виль, уступая просьбам Теодорика и жены.
Он хотел отворить…
Но не мог… тело его дочери препятствовало… Он сильно толкнул дверь – и сердце его облилось кровью… Он бросился в комнату с женою и Теодориком – все в мучительном волнении…
Они нашли дочь свою… мертвою…
При входе их змей скрылся в окно.
……………………………………………………….
1 Еще в 1822 году существовала на всех Антильских островах, принадлежащих французам и англичанам, секта отравителей; этот род тайного судилища, состоявшего из беглых негров, сходился в назначенное время в неприступные убежища, известные только тамошним невольникам. Туда каждый черный приносил свои жалобы, объяснял причины своего мщения и, произнесши требуемую клятву, получал яд, в котором имел нужду, для отравления скота или белых людей. Последние отравители казнены в Гваделупе в 1823 году. Ужасные подробности, изложенные ниже, частию извлечены из судебных книг, разысканий и обвинительных актов, хранящихся в архивах острова Св. Петра (Мартиники). (Примечание Э. Сю).
2 Американское растение (примечание Гончарова)
Пантин В. О. Примечания к переводу И. А. Гончарова отрывка из романа Э. Сю. "Атар-Гюль" // Гончаров И. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 томах. Т. 1. СПб.: Наука, 1997. С. 822-827.
Э. Сю АТАР-ГЮЛЬ ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА
Перевод с французского
(С. 534)
Автограф неизвестен.
Впервые опубликовано: Телескоп. 1832. Ч. 10. № 15. С. 298-322, без подписи (ценз. разр. – 29 сент. 1832 г.).
В собрание сочинений включается впервые.
Печатается по тексту первой публикации, единственному источнику текста.
Уже в юности, начиная с 14-15-летнего возраста, Гончаров, по его собственному свидетельству в письме к вел. князю Константину Константиновичу от января 1884 г., много переводил (см. выше, с. 610). Переводил он и позднее – с французского, немецкого и, возможно, с английского, причем это были не только деловые бумаги, связанные с его службой в Департаменте внешней торговли Министерства финансов, но и беллетристика. Из беллетристики он напечатал «несколько компиляций и переводов» (см. выше, с. 611). Вероятно, на страницах журналов 1830-1840-х гг. среди многочисленных переводных отрывков1 могут встретиться и переводы Гончарова.
822
В литературном кружке Майковых (о нем см. выше, с. 612-620) интерес к переводам (особенно с французского) был очень велик. Так, в рукописном журнале «Подснежник» только за 1835-1836 гг. было помещено шесть переводов с французского.2 Таким образом, поиск переводов Гончарова возможен и по печатным, и по рукописным архивным источникам, однако проблема атрибуции и в том и в другом случае представляется трудноразрешимой.
Прямое свидетельство о принадлежности Гончарову перевода двух глав из романа Э. Сю «Атар-Гюль» содержится в Автобиографии 1868 г.: «… переводил на русский язык роман “Атар-Гюль”, отрывок из которого был помещен в журнале “Телескоп” за 1832 год». Этот перевод явился, таким образом, первым печатным литературным опытом будущего писателя.3
Роман был прочитан Гончаровым в издании, с которого, несомненно, и осуществлен перевод: Sue. Atar-Gull. P. 279-308. Публикация в «Телескопе» состоялась в бытность Гончарова студентом второго курса словесного отделения Московского университета. Предложил ли ему эту работу редактор «Телескопа» Н. И. Надеждин, охотно привлекавший молодежь к участию в своем журнале, или сам Гончаров решил взяться за перевод популярного романа – неизвестно. Работал он над ним, по-видимому, или непосредственно перед поступлением в университет, или на первом курсе словесного отделения (ср.: Рыбасов. С. 11).
Печатание небольших отрывков из романов европейских писателей было обычным делом для редакции «Телескопа», которая заботилась лишь о том, «чтобы помещаемые статьи были предлагаемы под формою сколько возможно легкою и неутомительною для внимания…».4 По словам Н. К. Козмина, «молодежь доверчиво и благожелательно относилась к Надеждину: несла ему на просмотр и подвергала его суду свои работы ‹…›. И даже Гончаров, сторонившийся кружка юных идеалистов, вручил Надеждину свой первый литературный труд: “Отрывок из романа Евгения Сю Атар-Гюль”».5 Студенту Московского университета было тем проще найти доступ в редакцию «Телескопа», что Н. И. Надеждин преподавал на факультете теорию изящных искусств и археологию; о нем Гончаров в своих воспоминаниях «В университете» отзывался с большим уважением: «Это был самый симпатичный и любезный человек в обращении, и как