«Вот как вольно знатные обходятся, – думал он, – как принято у них; а мы чинимся между собой. Прямые мещане! Завтра за обедом расскажу нашим. Что скажет
142
Вася? Чай, удивится, не поверит! “Эк куда, скажет, залез!” Надо осмотреть хорошенько, как убрано, чтобы пересказать нашим».
– Где же еще другая книга? – сказала знатная дама и позвонила. – Вели Маше, – сказала она вошедшему лакею, – принести из спальни книгу: она там на столике лежит.
При слове «Маша» у Ивана Савича забилось сердце. Вскоре послышались ее шаги. Она вошла, взглянула – и побледнела. Книга выпала у ней из рук.
– Что ты валяешь книгу? – сказала барыня. – Испортишь переплет. Да что ж ты стала? Подойди сюда! разве ты не видала у меня людей?
Маша тихо подошла и, склонив голову, еще тише пошла назад.
А Иван Савич забыл и Анну Павловну, и Машу, и всех на свете. Знатная дама с минуты на минуту делалась всё любезнее и любезнее. Время незаметно прошло до одиннадцати часов. Он стал прощаться.
– Приходите ко мне, как только будет у вас свободное время, – сказала она, – я всегда дома. Когда мы покороче познакомимся, то придумаем, как проводить вечера.
Тут человек пришел с докладом, что граф Лужин приехал.
– Проси. Прощайте, до свидания, – сказала она с дружеской улыбкой, подавая Ивану Савичу руку.
В зале он столкнулся с адъютантом, который опрометью вбежал в будуар. Иван Савич услышал звонкий поцелуй.
«Вот как знатные целуются! – сказал он сам себе. – А как поздно у них приезжают гости: у нас так спать ложатся. Мещане!»
У своих дверей Иван Савич услышал, что кто-то будто плачет. Он посмотрел – и что же? в темном углу, опершись на перила, горько рыдала Маша.
– Что ты? что с тобой? – спросил он.
– Что с тобой!.. – всхлипывая, говорила она, – еще спрашиваете: что с тобой? Не грех ли вам так обижать бедную девушку?
– Как обижать?
– Обманывать! Сказали, что вы камердинер, что любите меня, а сами барин!
– Так что же?
– Как что! Сами к барыне пришли. Известно, барин не станет любить простую девушку…
143
– Ведь это не мешает тебе бывать у меня.
– Не мешает! Рассказывайте! Я видела, как вы близко с ней рядом сидели да шептались…
Она зарыдала. Иван Савич махнул рукой и пошел прочь.
– Постойте, – сказала она, – возьмите ваши деньги: я от барина не хочу! Вот сорок пять рублей: пять рублей я истратила.
Она вынула из кармана ассигнации, бросила их на лестницу и исчезла.
Иван Савич так был поглощен впечатлением от свидания с знатною барыней, что тотчас же забыл о Маше. Он машинально поднял ассигнации и пошел.
– Ну, брат, Авдей, вот прелесть, вот дама, так могу сказать!
– Неужли-то, сударь, у вас и с ней уж дошло до чего-нибудь этакого?
– Тc! тише, тише! – с испугом сказал Иван Савич. – Ты с ума сошел! ведь это не Анна Павловна. Ты этаких и не видывал. Ах, если бы… да нет!
– Что ж лошадь-то, сударь?
– Купил!
– Неужли? – сказал Авдей, – такого одра! Да что вам в нем? Вот деньги-то сорите! А что дали?
– Семьсот рублей.
– Господи, воля Твоя: да за нее двести рублей нельзя дать; а за семьсот рублей вы бы пару знатных лошадей купили.
– Зато не познакомился бы с знатной барыней! – сказал Иван Савич. – Звала к себе как можно чаще.
– Экая лихая болесть, прости Господи, знатная барыня! Знатно же она вас поддела! Семьсот рублей: шутка!
– Оно обошлось дешевле, – сказал Иван Савич, – вот Маша отдала назад сорок пять рублей – стало быть, в шестьсот пятьдесят пять рублей. Ну, не хочет так как хочет!
Иван Савич явился в собрание своих друзей с торжественным лицом. Его походка, все движения были величавы. Он тихо вошел, молча отвечал на их приветствия и молча сел за свой прибор, ожидая вопросов.
– Что это у тебя такая физиономия сегодня? – спросил офицер.
– Да, в самом деле: ты как будто награду получил, – заметил чиновник. – И в белых перчатках!
144
– Нет, так, ничего! – небрежно отвечал Иван Савич. – Сейчас был с визитом.
– У кого это, позволь спросить?
– Помните, я вам говорил, – начал Иван Савич, сморщив лоб, – о той знатной даме… что живет у нас во втором этаже?..
– Неужли у нее? – спросил Вася.
Иван Савич молча кивнул головой.
– Каков! а! Ах, черт его возьми! и туда забрался! тьфу! Он плюнул.
– В самом деле, ты не врешь? – спросил офицер.
– Послушай! – сказал Вася, подсев к нему, – уж если ты меня тут не познакомишь, мы, брат, после этого больше не друзья!
– Нельзя ли местечка через нее выхлопотать? Вот бы вспрыски-то были!
– Ах ты, жуир, – начал другой, – а! мало тебе! Ты и знати спуску не даешь: баронесса! каково!
– Поздравим, поздравим! – закричал офицер. – Чего спросить, креман или клико? Надо, братец, вспрыснуть, воля твоя: баронесса!
– Тс! господа, господа! – заговорил серьезно, с испугом Иван Савич, – если вы станете кричать, я сейчас уйду. Ведь это не какая-нибудь Анна Павловна. Кругом нас множество народу, а вы кричите. Может быть, тут кто-нибудь из знатных есть; а у ней что ни вечер, то князь, то граф! услышат – и мне и вам достанется! Я вам по-дружески сказал, а вы и пошли… Надо, господа, знать тон, приличия, как с кем обращаться!
Все струсили и начали говорить шепотом.
– Ну а Маша что? Изменил, злодей! – сказал Вася.
– Фи! Неужли ты думаешь, что я к Маше питал что-нибудь такое?.. Да и что вы рано принялись поздравлять: ничего нет, а может быть, и не будет. Мне и подумать-то страшно об этом. Это так, лестное знакомство: я там, может быть, сойдусь с хорошими людьми: выиграю по службе, а не то чтобы… А вы уж сейчас и н?-поди!..
– Да, да, толкуй! знаем мы тебя! – сказал офицер. – Нет уж, брат, если ты куда забрался, так будет твое. Ловок, злодей: да как это ты?..
– Как же… ловок… – говорил Иван Савич с улыбкой. – Куда мне!.. Эй! человек! четыре бутылки клико сюда!
145
Иван Савич продолжал являться к баронессе церемонно, во фраке, отодвигался почтительно, когда она слишком близко садилась или подходила к нему, вскакивал с места, когда она вставала, и едва осмеливался дотронуться до ее руки, когда она ему ее подавала.
Он кое-как успокоил и Машу, сказав ей, что она в этом знакомстве не должна опасаться ничего, что он ходит к баронессе затем, чтоб только посидеть, поговорить, провести вечер. Маша покачала головой и не сказала ни слова, только вздохнула. Он отдал ей назад пятьдесят рублей и прибавил еще столько же.
– Вот лошадь-то опять обошлась не в семьсот, а в восемьсот рублей! – заметил Авдей.
Лошадь кое-как сбыли за двести рублей извозчику.
Уж с месяц посещал Иван Савич баронессу, но не позволял себе ни малейшего намека на любовь, или, как он говорил, на что-нибудь такое. А между тем она ему очень нравилась. Он у ней иногда сиживал по целому дню, обедал, даже ужинал. Сервировали прекрасно, стол был отличный, вино чудесное. Иногда там бывала сестра баронессы, такая же хорошенькая, как она сама, и две-три приятельницы, еще лучше ее… По вечерам бывали мужчины, принадлежащие к порядочному кругу. Приезжали они очень поздно, сидели долго. Иван Савич редко видел их, потому что он в это время уходил, когда они являлись.
Однажды он сидел у баронессы один.
– Послушайте, – сказала она тем же небрежным тоном, каким говорила в первом свидании, – дайте мне две тысячи рублей, я вам возвращу дня через три.
Иван Савич смутился. Ему совестно было признаться, что у него нет дома такой суммы.
– Я получу пять тысяч не прежде, как недели через три, – сказал он, – а теперь… у меня… нет… дома.
– Верно, вы можете у кого-нибудь занять… – продолжала баронесса, – мне надо завтра утром эту сумму. Если б можно было ждать до вечера, я взяла бы у графа Судкова. Но, зная вашу любезность, я обращаюсь к вам.
– Конечно-с, – сказал Иван Савич, – я постараюсь завтра утром… даже теперь… но оставить вас…
– Подите… подите… я вас не держу. Если достанете сегодня, будем вместе ужинать.
Иван Савич занял у приятеля на честное слово и привез. Его поблагодарили продолжительным нежным
146
пожатием руки и влажным взглядом… Между тем срок платежа пришел и прошел, но денег не отдавали. Иван Савич стал беспокоиться, но напомнить не смел. Ему прислали деньги от родных, и он заплатил долг.
Один раз он хотел было напомнить, и, только заикнулся, ему зажали рот хорошенькой ручкой. Он нежно поцеловал ее и затрепетал от радости.
Раз вечером он был в театре. По возвращении домой Авдей сказал ему, что Маша два раза приходила с запиской от баронессы. Явилась сама Маша. Она подала маленькую записочку и стала у дверей. Баронесса звала его ужинать, говоря, что у нее собрались граф Лужин, князь Поскокин, еще секретарь иностранного посольства, ее сестра и две приятельницы.
– Авдей! бриться! мыться! одеваться! скорей приготовь фрак да синий бархатный жилет с золотыми узорами! – закричал Иван Савич.
– Вы пойдете? – робко спросила Маша.
– Разумеется, а что?
– Не ходите, – сказала она печально.
– Это что за новости? Отчего так?
– Мне что-то сердце недоброе вещает. Вы там что-нибудь… вы оставите меня.
– Какие пустяки! Авдей, одеваться!
– Я без вас жить не могу… – сказала встревоженная Маша, взяв его за руку, – не ходите!
– А я без тебя могу! – сердито закричал Иван Савич, отдернув свою руку. – Вот еще!
– Я вас так люблю… – сказала она робко, почти шепотом.
– Это очень глупо – любить! – говорил Иван Савич, намазывая голову помадой.
– Что ж мне делать, я не виновата!
– И я не виноват, что не люблю тебя.
– Что вы обижаете девчонку-то? – сказал Авдей, – ведь и она человек: любит тоже.
– Любит! – сказал еще сердитее Иван Савич, завязывая платком бакенбарды. – Всякая тварь туда же лезет любить! Как она смеет любить? Вот я барыне скажу. Зачем она любит?
– Не могу знать! – отвечал Авдей.
Иван Савич оделся и ушел. Маша села на кресла и долго смотрела кругом, потом горько заплакала.