При шобом расстройстве играют роль внешние влияния и эндогенные моменты. Депрессии образуют длинную линию, в которой, как представляется, на одной стороне речь идет только о первых, на другой стороне — только о последних. Между ними располагаются все переходы. Схематично можно было бы различить три этапа:
1. Со сменой внешних обстоятельств наступает тоска по дому как тяжелое расстройство. С исчезновением причины сразу наступает исцеление.
2. В том же случае, когда депрессия возникает по внешнему поводу, она все же продолжается после исчезновения причины и принимает собственное развитие.
3. Вообще не существует никакой новой причины, а появляется абсолютно эндогенное расстройство, которое проецируется вовне как ностальгия.
Второй и третий этапы мы вполне можем причислить к психозам. Для второго этапа я ссылаюсь на случай Майера в исторической главе, для третьего может быть кратко упомянут следующий случай.
37-летняя девушка, уже много раз страдавшая простой депрессией со страхом, лежит с новым приступом в клинике. Знает о болезни. Она пишет следующее письмо: «Дорогой отец! Кратко сообщаю тебе, что ужасно тоскую по тебе, Е. и С., короче, тоска по дому, по моим дорогим так велика, что я не могу этого выразить письменно. Напишите же мне несколько строчек, пожалуйста, пусть кто-нибудь придет навестить меня, чтобы я смогла высказаться, каково мне на сердце. Посылает тебе... Пожалуйста, принесите мне несколько газет с моей любимой родины». После этого ее снова находят плачущей и полной страха в кровати. На вопрос о ностальгии она отвечает совсем спонтанно: «Теперь я опять хочу домой, когда я была дома, мне хотелось сюда... Ах, господин доктор, мое настроение меняется каждую минуту, каждую минуту иначе, так непостоянно».
Далее здесь можно еще упомянуть об эпилептоидных расстройствах, которые так часто представляются, как ностальгия. Правда, до сих пор неизвестен ни один случай, когда с началом службы у девушки встретился настоящий маниакально-депрессивный приступ или эпилептическое расстройство и так, возможно, мог бы вызвать внешний способ проявления наших ностальгических состояний. Однако это само по себе возможно, и в отдельном случае об этом нужно думать.
Наши случаи относятся к 1-му этапу или лежат между 1-м и 2-м. Так, у Аполл. в более поздних кратковременных легких ностальгических настроениях отчетливо проявляется эндогенный момент. Между тем, они совсем вытеснены периодическими, продолжающимися от половины до целого дня состояниями беспредметной печали или также раздраженности. У Филипп сообщается о продолжающемся дурном настроении и периодических порывах совести в тюрьме.
На другой стороне ностальгия часто исчезала с момента преступления окончательно (Ева Б., 1-й случай Хеттиха, Рюш). И у Кребс она прекратилась, но в заключении на ее месте появился, по-видимому, психоз ареста. Характерное совпадение! Ведь психоз заключения, как психоз ностальгии,— патологические реакции на впечатляющие переживания, которые даже у здоровых вызывают оживленные душевные переживания. Исчезновение ностальгии после преступления, возможно, сравнимо с исчезновением пгпохондрического расстройства у психопатов из-за сильно эмоционально окрашенных переживаний. Душа так наполнена новыми событиями, что не остается места для старого расстройства.
Как же отличается патологическое ностальгическое расстройство от нормальной ностальгии? Границы, конечно, очень зыбкие, и поскольку речь вообще идет о пограничных состояниях, вопрос, болезненная или не болезненная, довольно несущественен в сравнении с другим: что происходит на самом деле? Все-таки, вероятно, можно привести в качестве патологического признака силу расстройства, его продолжительность, его соматические вторичные явления (потерю аппетита, нарушения сна, телесную локализацию страха), его действие на все поведение и, наконец, его склонность к эндогенным добавкам.
Охваченные ностальгией обычно часто делают попытки вернуться домой естественным образом. Аполл. обращает много просьб к родителям с разрешением ей остаться дома; в 1-м случае Хеттиха М. пробовала сбежать и использовала вынужденную ложь; Шпитта убежала домой и побоями была принуждена вернуться обратно; Ева Б. умоляла в слезах мать разрешить ей не возвращаться на место; Хонбаум делала то же самое. Однако такие попытки иногда малы, или их прекращают, или они совсем отсутствуют. Опасность быть плохо принятой дома, получить порку (1-й случай Хеттиха, Аполл.) и боязнь быть высмеянной, если служба через короткое время будет оставлена без причины, играют здесь роль. Иногда до совершения уголовного преступления доходят еще прежде, чем исчерпаны все правовые средства, но в большинстве случаев это произошло.
Помогло ли рассмотрение ностальгии нам понять загадочные преступления, которые из-за нее возникают? Единодушное едва ли. У слабоумных или у незрелых детей мы понимаем, что желание уйти со службы (с или без ностальгии) пробуждает данный ход мыслей: «Если дом сгорит, если ребенок умрет, я буду лишней, тогда я смогу уйти»,— и что это становится мотивом преступного деяния. Мы можем также предположить, что такие мысли играют роль в большинстве случаев, в некоторых (Кребс) у нас нет для этого оснований. Насколько, напротив, вообще даны точные описания мотивировки преступления и последних психических процессов перед ним, мы находим, что поступки довольно разного рода и ностальгия, видимо, создали подходящую почву, чтобы привести в действие многообразные волевые процессы. Чтобы сразу это предвосхитить, мы видим как импульсивные, так и подобные принудительным действиям процессы и поступки, выполненные в состоянии страха, и переход к затмениям сознания и планомерные насильственные действия.
То, что царит многообразие, представляется совершенно понятным. Шпитта говорит: «Для кого однажды мука ностальгии становилась собственным ощущением, у кого осталось в памяти, в какой путанице блуждали чувство и мысли, полусны наполняли как день, так и ночь, тот может засвидетельствовать, способны ли парализованная сила воли (особенно неопытной детской) и свет слабого разума противопоставить хотя бы какой-нибудь заслон натиску необузданно бушующих инстинктивных принуждающих чувств. Там все обман чувств, все оттесненная скрытая страстность. Только одной цели добивается душевная и физическая натура — старой сладкой привычки быть вместе с родными лицами и предметами». То, что в такой депрессивной беспомощности могут встречаться психологически самые разнообразные поступки, можно очень хорошо прочувствовать.
Крэпелин (ср. Вильманнс), по его словам, считает преступления молодых девушек, больных ностальгией, проявлением импульсивного психоза, который наступает с желанием изменения настоящего положения, иногда с темным чувством тоски по дому. Существование таких случаев вполне возможно. Выше мы сообщали об одном случае состояния страха, при котором, вероятно, отсутствовала какая-либо подобная ностальгии окраска. Однако для типичных случаев такая трактовка едва ли верна. Прежде всего нужно отметить, что от импульсивного психоза как клинической картины, видимо, отказались (cp. Förster und Aschaffenburg, Centralblatt f. Nervenheilk. und Psychiatrie. 1908. S. 350 ff.). Речь может идти только о симптоматическом обозначении «импульсивное действие от расстройства». Если Крэпелин рассматривает при таких расстройствах ностальгию только как несущественную форму выражения, то все же по известным случаям вероятно, что возникшая по соответствующему поводу усилившаяся ностальгия в некоторых случаях создает необходимую почву, на которой доходит до импульсивных действий. Типично импульсивное действие — преступление Кребс. У нее наверняка ностальгия, которая началась со дня поступления на службу и уже на 4-й день достигла страшной силы, когда ей в безутешном настроении неожиданно пришла в голову мысль устроить пожар. Она также сразу знала, как ей это сделать, не думая ни о чем другом. Ее заставляла боязливость, и она ничем не могла себе помочь. Мысль не оставляла ее. Через три часа она ее осуществила. Когда она бросала горящие угли в корм для скота, она думала нечто вроде: «Будет гореть или не будет, в последнем случае это также ничего не будет значить».
От импульсивных действий ведут, видимо, переходы к планомерным действиям, в отношении которых сомневаются, насколько их можно назвать импульсивными. Аполл. осуществила оба своих преступления с тщательностью и осторожностью; второй раз она приняла вечером решение, чтобы осуществить его утром, после ночи сна. Загадочный процесс, который трудно понять!
Импульсивные действия — это инстинктивные действия (Вундт), которые на основе мотива без предшествующего акта выбора слепо претворяются в жизнь (ср. Hoche, Gerichtl. Psychiatrie. S. 503 ff.). В этом смысле преступление Аполл. едва ли можно причислить к импульсивным. Оно является переходным случаем между волевыми и инстинктивными действиями. Продуманный вечером план имеет отношение к первым, отсутствие каких-либо встречных мотивов — к последним. Это поступок, который можно понять только у стоящего на границе детского возраста существа. Хохе отмечает возникновение импульсивных действий из отклоняющихся от нормы чувств и настроений при одновременной интеллектуальной слабости. Она заменяется у Аполл. детским уровнем развития, которого при имеющей место безнадежной печали достаточно, чтобы исключить на некоторое время все более высокие этические точки зрения.
У Евы Б. имеет место, возможно, даже тонко разработанная планомерность, однако мотивировка у нее особенно неясная.
В любом случае представляется, что эти случаи показывают, что не только чисто импульсивные, но также и продуманные преступления, которым, однако, нельзя отказать совсем в импульсивности, могут возникать у морально и интеллектуально интактных, но находящихся в детском душевном состоянии девушек из-за ностальгического расстройства.
Импульсивным противостоят навязчивые действия. Если при первых без сопротивления импульс переходит в поступок, у последних направление воли приобретает по какой-нибудь патологической причине такую силу, что ее нормальным образом с помощью контрмотивов победить больше нельзя. После тяжелой, мучительной борьбы личность с ее нормальными мотивами уступает этому навязчивому импульсу. К возникновению таких навязчивых действий относится, видимо, всегда определенное развитие душевной жизни. Наверняка для восприятия и воспроизведения этих процессов требуется определенная зрелость. Возможно, поэтому редко, что больные ностальгией дети сообщают таким образом. Крафт-Эбинг (Gerichtl. Psychiatrie. S. 103) объявляет случай Хонбаум поступком из навязчивого представления, возможно, потому, что преступница, по-видимому, пришла к преступлению благодаря случайно пережитому пожару. Но у нее преобладает разрядка страха так сильно, и сведения о действии представления о пожаре так неточны, что с Крафт-Эбингом нельзя согласиться. Больше сходства с навязчивым действием имеет 1-й случай Хеттиха. Этой девочке внезап