общее в обеих является для нас болеее важным. В этом общем мы хотели бы сначала выделить следующее.
1. Оба изначально немного обращают на себя внимание, своенравные, раздражительные, легко возбудимые люди, но не могут в этом отличаться от тысяч таких же.
2. В среднем возрасте (одному 43, другому 54 года) в относительно короткий промежуток времени, который ни в одну сторону не может быть четко отграничен, во всяком случае в течение года, появляется систематическое образование бреда (ревности с последующей манией преследования).
3. Это образование бреда происходит в сопровождении разнообразных симптомов: беспокойства («ты ничего не слышала?»), бред наблюдения («шепчутся и насмехаются»), обман памяти («как пелена спадает с таз»), соматические явления с толкованиями (головокружение, головная боль, расстройства функции кишечника).
4. Оба очень гибким образом умеют рассказывать об отравлениях и сопутствующих ужасных состояниях; Клуг лишь поздно, Мор вскоре после этого. Нужно подчеркнуть, что для обоих не было отправных точек для галлюцинаций, если только можно диагностировать галлюцинации той критической оценкой, которой они так редко подвергаются.
5. Вызывающей внешней причины (какое-нибудь изменение условий жизни или также только самое незначительное событие) для всего процесса не существует.
6. В дальнейшем течении жизни (в одном случае прослеживается 7, в другом — 18 лет) не находится новых точек соприкосновения для бредовых образований, однако старые бредовые идеи удерживаются, не забываются, скорее содержание рассматривается как существенная предопределенность собственной жизни, в соответствии с делом за этим следуют дальнейшие действия. Возможно или вероятно, бредовые идеи дополняются, однако всегда с переносом датирования на осносительно короткий роковой период и предшествующее время, и так, что добавляется только некоторое новое содержание, ничего нового по типу. Попыток диссимуляции в обоих случаях не было.
7. Личность остается, насколько об этом вообще можно судить, неизменной, не говоря уже о том, что кое-где можно было бы говорить только о тени идиотии. Произошло бредовое помешательство, которое в известной степени понятно в одном пункте, и с которым прежняя личность работает теперь аналогично со старыми чувствами и склонностями.
8. Личности представляют комплекс симптомов, сравнимый с гипоманическим: никогда не отказывающая уверенность в себе, возбудимость, склонность к гневу или к оптимизму с переходом при случае в противоположность, продолжительная деятельность, предприимчивость.
Обе эти истории болезни, очевидно, доказывают то, что часто оспаривалось, что есть случаи, к которым подходит определение Крэпелина понятия паранойи, что «медленно “развивается” устойчивая система бреда при полном сохранении разумности и упорядоченности хода мыслей». Если Зимерлинг (учебник Бин-свангера и Зимерлинга, с. 140) считает эту дефиницию неприменимой, так как в такой формулировке ей не соответствует полностью ни один случай, то наши случаи могли бы образовать эмпирическое опровержение. Но давайте сравним наши случаи с той паранойей, как ее типично представляет мания сутяжничества: сущность этой паранойи состоит в прогрессировании бредовых образований. Сутяжник никогда не довольствуется малым; там, где у него неудача, ему сразу помогают новые бредовые идеи, которые так же устойчивы и некорректируемы, как прежние, и со своей стороны образуют исходную точку для происходящего в дальнейшем. Совсем иначе в наших случаях. Бредовые идеи образованы в относительно короткое время, вероятные более поздние дополнения несущественны для вытекающих отсюда действий. После того, как, по сути дела, оправданные судебные возможности исчерпаны, наши пациенты удовлетворяются этим, хотя и внутренне возмущены и не забывают перенесенную обиду, но в своем поведении едва ли отличны от людей, которые на основе сходных действительных результатов, здесь они были бредовыми, должны были пережить сходные невзгоды. Образование бреда происходит, таким образом, не снова и снова вслед за новыми результатами реактивным образом, а в относительно короткий период жизни абсолютно эндогенно, не обусловленно никаким переживанием как реакцией.
Общим с бредом сутяжничества у наших случаев является внутренняя связь образования бреда, понятная логика, «метод». Если бредовые идеи так уж невероятны, все же они всегда включаются в последовательную связь. После того, как они однажды образованы, между ними негде вклиниться чему-либо совсем чуждому, несвязанному, непонятному. Следствием этого является то, что как у сутяжников, так и у наших параноиков, дилетант на первый взгляд может быть склонен принять все за правду и отклонить предположение душевной болезни.
И особое сравнение с бредом сутяжничества мы не хотим прежде всего развивать дальше, а чтобы сначала подвести своеобразие случаев по возможности под несколько четких понятий, разрешим себе некоторые логические рассуждения.
Мы расчленяем психические явления, с одной стороны, на «элементы», с другой стороны, обобщаем их в «единства» большей или меньшей сложности под разными ушами зрения, так что, таким образом, элементы и понятия единств, не располагаются в ряд, а распадаются в зависимости от точек зрения на различные ряды. Такое единство связи в явлениях самих или только в форме мы подразумеваем под такими понятиями, как «бредовое состояние», «развитие личности», «форма течения», «процесс», «реакция» и т. д. Кроме этих чисто психологических понятий единств, мы образуем этиологические — к примеру, если мы обобщим все, что является или может быть следствием для жизни души введенного в организм алкоголя — и другие «единства». Самые обширные понятия единств при всех обстоятельствах — это наши единства болезней, в идеальной форме которых этиология, симптоматология, форма течения, исход и состояние мозга должны соединиться определенным, закономерным образом.
С этими самыми большими понятиями единств мы не имеем здесь дела. Мы хотим попытаться выделить понятийно по возможности ясно только некоторые простые, повседневно находящиеся в психиатрическом употреблении, как они нам служат при рассмотрении наших случаев. Речь идет о понятиях «развитие личности» и «процесс», употребление которых принято в подобных случаях.
Когда мы рассматриваем жизнь души, у нас есть два пути: мы представляем себя на месте другого, проникаем в его внутренний мир, «понимаем», если мы рассматриваем отдельные элемента явлений (которые, впрочем, сами по себе как психологические снова и снова рассматриваются также одновременно «изнутри») в их связи и последовательности как данные, без того, чтобы «понимать» Э1у связь как внутреннюю, через представления себя на месте другого. Мы «понимаем» только так, как мы понимаем связи физического мира, представляя себе объективный лежащий в основе процесс, «физический» или «неосознанный», в чьей сути лежит причина того, что мы не можем представить себя на месте другого. Оба эти пути мы должны проследить теперь точнее. Первый дает нам понятие развитая личности, второй — понятие процесса.
В первом случае, представлении себя на месте другого, мы можем опять же «понимать» двояким образом. Если мы, к примеру, знаем цель человека и знаем, какими он обладал знаниями необходимых для ее достижения средств, мы можем его действия, к примеру, в судебном процессе, насколько они по уровню его знаний были целесообразными, «рационально» понять по этой цели. Упомянутое лицо должно было действовать так не по психологическим законам природы, а при знании определенных причинных отношений со своей стороны по логическим нормам, если он хотел достичь своей цели. Это поведение мы понимаем полностью как рациональное. Где мы имеем такую связь представлений, решений, поступков, там перед нами единство особого рода, которое, естественно, при данных болезненных предпосылках является как целесообразное при всех обстоятельствах «здоровым». Это единство, которое также при всех логических выводах выводится из здоровых или болезненных предпосылок, мы называем в дальнейшем «рациональной связью». От этого нужно отличать второй вид представления себя на месте другого и понимания. Если, к примеру, кто-нибудь узнает, что возлюбленная неверна, и после этого теряет самообладание, впадает в беспомощное отчаяние, думает о самоубийстве, то мы имеем не рациональную связь. Ни одна цель не должна быть достигнута, ни одно средство не привлекается для этого разумно, и все же мы все понимаем благодаря проникновению во внутренний мир этого человека. При определенных обстоятельствах мы можем до мельчайших нюансов следить за мимикой и чувствами, и, если мы «пробежимся» по этим бесчисленным качествам, ни одно из них не будет нам непонятным. Все собираются в единство, которое в таких случаях, вероятно, называется реакцией, но у которого здесь его корень и удерживающая вместе связь содержатся в одном чувстве обманутой любви с его разветвленными отношениями и частично обусловливающими, частично побуждающими инстинктами. Это единство определимо не целью и средствами, также объяснимо не ссыпкой на любовь и «реакцией», а описываемо и неисчерпаемо, в особенности для каждого отдельного случая. Весь вид таких единств очень характерен для личности. Мы обычно подводим их под типы, не имея права хвастаться, что имеем какие-то более точные понятия таких типов. Для наших психопатологических целей нам нужно описать такие единства по обстоятельствам существенных пунктов по большей части всегда как-то индивидуально. Мы хотим такие единства прочувствованного
вида назвать «психологическими связями» или «прочувствованными связями».
Дефинированным здесь двум видам «понимания» через представление себя на месте другого мы противопоставили «постижение» связей аналогично причинным связям природы. Если, например, при развитии душевной жизни, душевном росте, в определенные периоды происходит ускоренное, в другие — медленное движение вперед, то оно так же мало выводимо прочувствованно, как вообще при последовательности стадий развития последующее выводимо из предыдущего. Там, где это для нас возможно, перед нами не подразумевающийся душевный рост, а психологические связи, которые, как единства, могут быть знаком оп