он впервыепрочитал мне«Память». УЦарскосельскоговокзала, когдамы шли с ним отОцупа, он впервыепрочитал мнепро Одоевцеву,женщину с рыжимиволосами: «этобыло, это былов той стране»11.
Он совсем особеннокрестился передцерквами. Вовремя самоголюбопытногоразговора вдругпрерывал себяна полуслове,крестился и,закончив этодело, продолжалпрерваннуюфразу. Колячитал свои«Моря» Лиде.Ей понравилось.
7 октября. Сегоднябыл у Энгеля.Очень мягкои как-то неначальственно!«Бармалея»мы вам разрешим».Говорили с нимо Клячке — онвполне одобряетнаш «Кооператив».Оттуда в Госиздат,заключатьдоговор наМюнхгаузена.—О! оттуда в ДомПечати по поводусвоей квартиры.<...>
11 октября. Былвчера с Лидойу Тынянова. Онсам попросилприйти — позвонилутром. Мы пошли.Лида шла такмедленно, стаким трудом,что я взял извозчика.Тынянова засталза чтениемсвоего «Некрасова».Ах, какое стихотворение«Уныние» —впервые читаюего в исправленномвиде. Но о примечанияхговорить избегает:видно, не нравятсяему. Есть у негоэта профессорскаявежливость— говорить вглаза толькоприятное. Читалсвою повестьо поручикеКиже. Вначалеписано по Лескову,в середине поГоголю, в конце— Достоевский.Ужас от небытияКиже не вытанцевался,но характеристикиПавла и Мелецкого— отличные,язык превосходный,и вообще вещькуда воздушнееГрибоедова.Он сейчас мучаетсянад грибоедовскимроманом. Прочиталмне кусок — отом, как томитГрибоедовасобственноеГоре от Ума —пустота, бездушие,неспособностьк плодородящейглупости, и мнепоказалось,что обе этитемы — о Кижеи о Грибоедове— одинаковы,и обе — о Тынянове.В известномсмысле он и самКиже, это показалего переводГейне: в немнет «влаги»,нет «лирики»,нет той «песни»,которая даетсялишь глупому.Но все остальноеу него есть визбытке — оночарователенв своей маленькойкомнатке,заставленнойкнигами, замаленькимбазарным письменнымстолом, средиисписанныхблокнотов, гденамечены планыего будущихвещей: повестио Майбородеи об умирающемГейне (причемМайборода —в известномсмысле тот жеКиже), он полонтворческогоэлектричества,он откликаетсяна тысячи тем,он говорит оСапире, о влиянииНекрасова наПолонского,о кинопостановке«Поэта и Царя»(«есть такойГардин, прожженныйрежиссер, которомуплевать наПушкина, вульгарныйкак...»— пропускв оригинале.—Е. Ч.) я ему говорил:«Поезжайтев Михаиловское,он и поехал —и такого ужасунавез... Есливокруг Пушкинабыли вот такиеБенкендорфы,Пушкин — подлец,что он тянетсяк такому двору,откуда егогонят»), о ВладимиреГригорьевичеВульфзоне(глава изд-ва«Московскийрабочий»), скоторым сводилего Сапир, издесь Тыняновпоказал Вульфзона— изумительноон умеет показыватьлюдей, передразниватьпозы, усмешки— черта истинногобеллетриста.<...>
18 октября, вторник.<...> Третьегодня был у Тынянова.Пишет каждыйдень с утра додвух своегоГрибоеда. Читалкуски. Мне большевсего понравиласьглавка «Чтотакое Кавказ»— в ней естьфельетонныйблеск. Остальноетускловато.Сашка — подСмердяковачуть-чуть. Нокончив читать,Тынянов сталрассказыватьбудущие главыромана — упоительно!Он четко знаеткаждую строку,которую оннапишет в романе,все уже у негообдумано допоследнейзапятой. Таккак при этомон показываетпозы своихгероев, говоритих голосами,то выходитпрелестно.Очень талантливопоказал онБурцева, рогатогодекабриста.Потом мы пошлив комнату Инны,и она читаланам стихи своегосочинения,очень смешные,вроде того, что
Ах, Евпатория!
Ты не знаешь,как печальнамоя история!
На стене у Иннывисит, к моемуудивлению,коврик с изображениеммоего Крокодила—
ОпечалилсянесчастныйКрокодил.
Оказывается,что в Мюре иМюрелизе продаютсяэти коврикив огромномколичестве.<...>
23 октября.<...>С «Крокодилом»худо. Нет разрешенияни в Москве, низдесь. А междутем с 1-го ноябрянад детскимикнигами воцаряетсяГУС, и начнетсямноголетняяканитель. <...>
27 окт. 1927.<...> Сейчасполучил отВеронскогописьмо: «Крокодил»задержан из-заГУСа — т. к. с 1-гоноября этикниги должныпроходить черезГУС. <...> А здешнийГублит задержалвчера всепредставленные«Радугой» моикниги, в томчисле и «Крокодила».Oh, bother!*
* О, морока! (англ.)
Вчера я сдалв «Academia» напросмотр АлександруАл-чу Кроленкосвою книгу «Омаленькихдетях». Он обещалдать в субботуответ.
Сейчас мы сМаршаком идемв Гублит воеватьс тов. Энгелем.Если он будеткобениться,мы поедем вСмольный —будем головоюпробиватьстену. И пробьем,но чего этобудет нам стоить.Вчера Маршакповернулсяко мне опятьсвоей хорошейстороной. Онтретьего днявыслушал началоЛидиной книжки— и отнесся кней с большимэнтузиазмом,горячо, юношески.<...> Вчера мы шлис ним домой, ион очень сантиментальноговорил, какнадоела емуэта пустая ипраздная жизнь,как хочетсяему вырватьсяиз Госиздата,как хочетсяему говоритьо возвышенном,как светла былаего встречав Москве с Татлиными пр. и пр. и пр.
На Лиду он произвелочень хорошеевпечатление:впечатлениебольшого человека.Она говорила,что он хорошои проницат.рассуждал оТолстом.
Как позорнарусская критика:я, редактируяПанаеву, сделал4 ошибки. Их никтоне заметил —невежды! Толькои умеют, составляяотзывы, чтопересказыватьмое предисловие.Ни один низвука не сказалот себя!
Воскресение30 октября. Перебираяписьма о детскомязыке, полученныемною в прошломгоду, я наткнулсяна очень серьезноеписьмо некоейСюзанны ЭдуардовныЛагерквист-Вольфсон— о двух детях:о Туленьке иЛиленьке. Оченьхорошо онасудила об Анненкове,Конашевичеи Чехонине. Ив конце прибавила:«Неужели Выавтор Бородули?..Зачем Вы себяразмениваетена такую ерунду?»Я давно ужехотел посетитьее и посмотретьее детей — Туленькуи Лиленьку(самые их именаимпонировали).Сегодня снежок,воздух чистый,морозец — пошеля на Греческийпроспект — истал в доме №25 спрашиватьпро СюзаннуВольфсон. Всеотвечают уклончиво.Я позвонил —ход через кухню— грязновато— вышел ко мнекакой-то лысыйглухой человек,долго ничегоне понимал,наконец оказалось,что эта самаяСюзанна Эдуардовнанедавно выбросиласьиз окна на улицуи разбиласьнасмерть — чегоее дети не знают.Я подарил сироткамсвои книжки,они очень милы(Сюзанна былафранцуженка).Но надежд нановые словау меня нет, т.к. их глухойотец все равноне услышит ниих песен, ни ихслов. Смотрелее карточку:сумасшедшеелицо, похожана АнастасиюЧеботаревскую.<...>
В субботу быля с Таней Ткаченков цензуре — вГублите. Ко мневышел цензори сказал, чтоони разрешиливсе мои детскиекниги. Верноли это, не знаю,но если разрешены«Айболит» и«Крокодил»,то денежныемои дела будутзначительнолучше. <...> Сегоднярешается судьбамоих «экикиков».Их взял Ал. Ал.Кроленко дляпрочтения —будет ли издаватьих в «Academia» илинет. Для меняэто жизнь исмерть. Я в последнеевремя столькоредактировал,компилировал,корректировал(«Панаеву»,«Некрасова»,«Мюнхгаузена»,«Тома Сойера»,«Геккльбери»и пр.), что приятнописать свое— и очень больно,если это своене пройдет.
Завтра выходит2-е изд. «Панаевой».А вместе с неюи «Тальниковы».«Панаева»подгуляла:перепуталистраницы втитульномлисте, на обверткенеграмотныйтекст и т. д.«Тальниковы»— рагу из зайца— без зайца.
Конашевич вчераприслал ещеодну книжку,проиллюстрированнуюим, «Черепаха».Ничего, но многорозового. <...>
Купил на последниеденьги Колеи Лиде и Мурешоколаду. Коляел его — словнослушал стихи.<...>
Я устал — ничегоне делаю — хочетсяписать, а неумею. Я ненавижуотношение нашихписателей креволюции.Составил СоюзПисателейплакаты, и срединих нет ни одного,который былбы неказенногосодержания.Самые линиипрямые и скудные— говорят окаких-то рабьихказенных умах,которые безвдохновенияпо приказуразвешивалифлаги и гирлянды.Пошел я в «ДомПечати» — гдедолжны былисобратьсяписатели, ждалчаса два, нопришли толькоФроман, Наппельбаум,Всев. Рождественскийи С. Семенов.Так как Фроманпришел по долгуслужбы, а Наппельбаумсию же минутуушла, то оказалосьвсего 2 человека,к-рые пришлипо доброй воле.В «Модпике»— та же история.Пришли толькодолжностныелица, которыеобязаны придти.Зато весь Госиздатналицо: Госиздатсостоит изчиновников,котор. нагорит,если они непридут. Так,спасая своиживотишки, люди20-го числа, титулярные,требовали«МировогоОктября».
Я пошел к Зощенке.Он живет наСергиевской,занимает квартирув 6 комнат, чернобров,красив, загорел.Только чтовернулся сКавказа. «Я какна грех налетелна писателей:жил в одномпансионе сТолстым, Замятиными Тихоновым.О Толстом выверно написали:это чудесныйдурак». А Замятин?«Он — несчастный.Он смутно чувствует,что его карьеране вытанцевалась,—и не спит, мучается.Мы ехали с нимсюда вместе:все завешивалифонарь, чтобызаснуть... Теперьон переделывает«Горе от ума»для Мейерхольда».—А вы? — А я здоров.Я ведь организуюсвою личностьдля нормальнойжизни. Надожить хорошимтретьим сортом.Я нарочно вМоскве взялсебе в гостиниценомер рядомс людской, чтобыслышать ночьюзвонки и всеже спать. Вотвы и Замятинвсе хотели непо-людски, а ятеперь, еслиплохой рассказнапишу, всеравно печатаю.И водку пью.Вчера вернулсядомой в двачаса. Был у ЖакаИзраилевича.Жак женился,жена молодая(ну, она его ужецукает, скоросогнет в баранийрог). У Жака былиШкловский,Тынянов, Эйхенбаум— все евреи, яодин православный,впрочем, нет,был и Всев. Иванов.Скучно былоочень. Шкловскийпотолстел,постарел, хочетнаписать хорошуюкнигу, но ненапишет, а Всев.Иванов — пьянствуети ничего неделает. А я теперьпишу по-нормальному— как все здоровыелюди — утромв одиннадцатьчасов сажусьза стол — и работаюдо 2-х — 3 часа, ахкакую я теперьотличную повестьпишу, кроме«Записок офицера»— для второготома «Сантиментальныхповестей», выи представитьсебе не можете...»
Мы вышли наулицу, а он продолжалочень искренневосхищатьсясвоей будущейповестью.«Предисловиеу меня уже готово.Знаете, ОсипМандельштамзнает многиеместа из моихповестей наизусть— может бытьпотому, что оникак стихи. Ончитал мне ихв Госиздате.Героем будеттот же Забежкин,вроде него, носюжет, сюжет».
— Какой же сюжет?— спросил я.
— Нет, сюжетая еще не скажу...Но я вам первомупрочту, чутьнапишется.
И он заговорилопять об организацииздоровой жизни.«Я каждый деньгимнастикуделаю. Боксомзанимаюсь...»
Мы шли по набережной