Сергиевскойи всего этогорайона.
Оттудак Мережковским.
Зинаида Николаевнараскрашенная,в парике, оглохшаяот болезни, номилая. Сидитза самоваром— и в течениегода ругаетс утра до ночибольшевиков,ничего кромесамовара невидя и не слыша.Сразу накинуласьна Колю: «В зеленоекольцо!» Рассказывалао встрече сБлоком: «Явстретиласьс ним в трамвае:он вялый, сконфуженный.
— Вы подадитемне руку, 3. Н.?
— Как знакомомуподам, но какБлоку нет.
Весь трамвайслышал. Думали,уж не возлюбленныйли он мой!»1
Ноябрь 12. ВчераКоля читал намсвой дневник.Очень хорошо.Стихи он пишетсовсем недурные— дюжинами! Нокакой невозможный:забывает потушитьэлектричество,треплет книги,портит, теряетвещи.
Вчера заседание— с Горьким.Горький рассказывалмне, какое оннапишет предисловиек нашему конспекту,—и вдруг потупился,заулыбалсявкось, заигралпальцами.
— Я скажу, чтовот, мол, толькопри Рабоче-КрестьянскомПравительствевозможны такиевеликолепныеиздания. Надоже задобрить.Да, задобрить.Чтобы, понимаете,не придирались.А то ведь оничерти — интриганы.Нужно, понимаетели, задобрить...
На заседаниибыла у меняжаркая схваткас Гумилевым.Этот даровитыйремесленник— вздумал составлятьПравила дляпереводчиков.По-моему, такихправил нет.Какие в литературеправила — одинпереводчиксочиняет, ивыходит отлично,а другой и ритмдает и все,— анет, не шевелит.Какие же правила?А он — рассердилсяи стал кричать.Впрочем, онзанятный, и яего люблю.
Какпо-стариковскинапяливаетГорький своисеребряныепростоватыеочки — когдаему надо что-нибудьпрочитать. Онполучает кучуписем и брошюр(даже теперь— из Америки)— и быстропросматриваетих — с ухваткамихозяина москательнойлавки, истовоперебирающегосчета.
Коля, можетбыть, и не поэт,но он — самапоэзия!
22 ноября. Заседаниянашей «ВсемирнойЛитературы»идут полнымходом. Я сижурядом с Горьким.Он ко мне благоволит.Вчера рассказаланекдот: едуя, понимаете,на извозчике— трамваи стали— извозчикклячу кнутом.«Нно, большевичкапроклятая! всеравно скороупадешь». Амимо, понимаетели, забранные,арестованныепод конвоемидут. (И он показываетпальцами —пальцы у негопри рассказевсегда в движении.)Вчера я впервыевидел на глазаху Горького егознаменитыеслезы. Он сталрассказыватьмне о предисловиик книгам «ВсемирнойЛитературы»— вот сколькоикон люди создали,и каких великих— черт возьми(и посмотрелвверх, будтона небо — и глазау него сталимокрыми, и он,разжигая в себеэкстаз и умиление)— дураки, онии сами не знают,какие онипревосходные,и все, даже негры...у всех одни ите же божества— есть, есть...Я видел, был вАмерике... виделБукера Вашингтона...да, да, да...
Меня это как-тоне зажгло; этов нем волжское,сектантское;тут есть что-тоотвлеченное,догматическое.Я говорил ему,что мне приятнееписать о писателене sub specie* человечества,не как о деятелепланетарногоискусства, акак о самом посебе, стоящемвне школ, направлений— как о единственной,не повторяющейсяв мире душе —не о том, чемон похож надругих, а о том,чем он не похож.Но Горькийтеперь весь— в «коллективнойработе людей».<...>
*С точки зрения(лат.).
23 ноября. Былс Бобой во «Всем.Лит.». Мы с Бобойпо дороге считаемлюдей: он мужчин,я женщин. Этоочень увлекаетего, он не замечаетдороги. Женщингораздо меньше.За каждоголишнего мужчинуя плачу ему покопейке.
Во «Всем. Лит.»видел Сологуба.Он фыркает.Зовет это учреждение«ВсеЛит» — т.е. вселитьпролетариевв квартиру, иговорит, чтоэто грабиловка.Там же был Блок.Он служит вКомиссариатепросвещенияпо Театральнойчасти. Жалуется,что нет временине только длястихов, но дажедля снов порядочных.Все снитсяслужба, телефоны,казенные бумагии т. д. «ПридетГнедич и расскажетанекдот. Потомпридет другойи расскажетанекдот наоборот.Вот и день прошел».Гумилев отозвалменя в сторонуи по секретусообщил мне,что Горькийобо мне «хорошоотзывался».В Гумилевемного гимназического,милого.
Третьего дняя написал оРайдере Хаггарде.Вчера о Твэне.Сегодня обУайльде. Фабрика!2
24 ноября. Вчераво «ВсеЛите»должны былисобратьсяпереводчикии Гумилев долженбыл прочитатьим свою Декларацию3.Но вчера быловоскресение,«ВсеЛит» заперт,переводчикистолпилисьна лестнице,и решено быловсем гурьбойехать к Горькому.Все в трамвай!Гумилев прочелим программумаксимум иминимум —великолепную,но неисполнимую— и потом выступилГорький.
Скуксив физиономиюв застенчиво-умиленно-восторженнуюгримасу (котораяпри желаниивсегда к егоуслугам), онстал просить-умолятьпереводчиковпереводитьчестно и талантливо.«Потому чтомы держим экзамен...да, да, экзамен...Наша программабудет посланав Италию, воФранцию знаменитымписателям, вжурналы —инадо, чтобы всебыло хорошо...*Именно потому,что теперьэпоха разрушения,развала,— мыдолжны созидать...Я именно потомуи взял это делов свои руки,хотя, конечно,с моей стороныне будет рисовкой,если я скажу,что я знаю егоменьше, чемкаждый из вас...»Все это оченьмне не понравилось— почему-то.Может быть,потому, что яувидел, как позаказу онвызывает в себеумиление. Переводчикитоже не растрогались.Горький ушел.Они загалдели.
* Хотя как знаменитыеписатели Франциии Англии узнают,хороши ли переводыили плохи,— этотайна Горького.—Примеч. автора.
У меня Ив. Пунис женой и Замятин.Был сегодняу меня Потапенко.Я поручаю емуВальтер Скотта.
4 декабря. Язапутываюсь.Нужно хорошенькообдумать положениевещей. Дело втом, что я сейчаснахожусь всамом удобномденежном положении:у меня естьденег на тримесяца жизнивперед. Ещеникогда я небыл так обеспечен.Теперь, казалосьбы, надо былобы посвятитьвсе силы Некрасову,и вообще писательству,а я гублю деньза днем — тратясебя на редактированиеиностранныхписателей,чтобы выработатьеще денег. Это— нелепость,о которой япотом пожалею.Даю себе торжественноеслово, что чутья сдам срочныеработы — предисловиек «Tale of two Cities»**,предисловиек «Саломее»,—доклад о принципахпрозаич. переводаи введение висторию англ.литературы4— взяться вплотнуюза русскуюлитературу,за наибольшуюмеру доступногомне творчества.
** «Повесть одвух городах»(англ.).
Мне нужно обратитьсяк доктору поповоду моихболезней, купитьсебе калошии шапку — и вплотнуювзяться заНекрасова.
5 января, воскр.Хочу записатьдве вещи. Первая:в эту пятницуу нас было во«ВсемирнойЛит.» заседание,—без Тихонова.Все вели себя,как школьникибез учителя.Горький вольнеевсех. Сидел,сидел — и вдругзасмеялся.—Прошу прощения...ради Бога извините...господа... (и опятьзасмеялся)... яни об ком извас... это не имеетникакого отношения...Просто ФедорШаляпин вчеравечером рассказаланекдот... ха-ха-ха...Так я весь деньсмеюсь... Ночьювспомнил иночью смеялся...Как одна дамав обществевдруг вежливосказала: извините,пожалуйста,не сердитесь...я сейчас заржу...и заржала, а занею другие...Кто гневно, кторобко... Удивительноэто у Шаляпина,черт его возьми,вышло...
Так велось всезаседание.Бросили делаи стали рассказыватьанекдоты.
Это раз. А второе— о Луначарском.<...>
Сейчас ездилс Лунач. на военныйтранспорт наНеву, он говорилречь пленным— о социализме,о том, что Горькийтеперь с ними,что победыКрасной Армииогромны; теугрюмо слушали,и нельзя былопонять, что онидумают. Корабльвесь обтянуткрасным, дажеэлектрич. лампочкина нем — красные,но все грязно,всюду кишатгрудастыедевицы, лицатупые, равнодушные.
Лунач. рассказалмне, что Ленинприслал в Комис.Внутр. Дел такуюдепешу: «С НовымГодом! Желаю,чтобы в НовомГоду делалименьше глупостей,чем в прошлом».
12 января. Воскресение.Читал в О-вепрофессион.переводчиковдоклад «Принципыхудожественногоперевода».Сологубпредседательствовал.Камин. Боба. М.Б. Самовар. Чай— по рублю стакан.Евг. Ив. Замятин.<...>
УГорького былв четверг. Онел яичницу —не хотите ли?Стакан молока?Хлеба с маслом.Множествошкафов с книгамистоят не плашмяк стене, а боком...На шкафах —вазы голубые,редкие. МаскаПушкина, стилизованный(гнусный) портретНицше — чутьли не полякаСтыка,— самГорький — весьдоброта, деликатность,желание помочь.Я говорил емуо бессонницах,он вынул визитнуюкарточку и тутже, не прекращаябеседы, написалрекомендациюк Манухину. «Япозвоню емупо телефону,вот». <...>
Горький хлопоталоб Изгоеве,чтобы Изгоевавернули изссылки. Теперьхлопочет о сынеК. Иванова —АлександреКонстантиновиче— прапорщике.
20 января. ЧитаюБобе былины.Ему очень нравятся.Особенно емупо душе строчка«Уж я Киев-градво полон возьму».Он воспринялее так: Уж яКиев-град в«Аполлон»возьму. «Аполлон»— редакцияжурнала, кудая брал его многораз. Сегодняя с Лозинскимходили по скользкимулицам.
Был сейчас уЕлены Мих. Юст.,той самой Е.М., которой Чеховписал столькописем. Этораскрашенная,слезливая,льстивая дама,—очень жалкая.Я дал ей перевестиThurston'a «City of Beautiful Nonsense»*.Она разжалобиламеня своимислезами ипричитаньями.Я дал ей 250 р.—взаймы. Встретясьсо мной вновь,она прошептала:вы так любитеЧехова, он мояпервая любовь— ах, ах — я дамВам его письма,у меня естьненапечатанные,и портрет, приходитеко мне. Я сдурупошел на Коломенскую,7, кв. 21. И о ужас —пошлейшая,раззолоченнаятрактирнаямебель, безвкуснейшие,подлые олеографии,зеркала, у неерасслабленнограндамистыйтон,— «ах голубчик,не знаю кудадела ключи!»—словом, никакогоЧехова я невидал, а быловсе анти-чеховское.Я сорвался сместа и сейчасже ушел. Онаврала мне пронищету, а у самойбриллианты,горничная ипр. Какие ужасныестатуэтки,—гипсовые. Все— фальшь, ложь,вздор, пошлость.Лепетала какую-тосплетню о Тэффи.<...>
* «Город прекраснойчепухи» (англ.).
13 февраля. Вчерабыло заседаниередакц. коллегии«Союза ДеятелейХудож. Слова».На Вас. Остр. в2 часа собралисьКони, Гумилев,Слезкин,Немирович-Данченко,Эйзен, Евг. Замятини я. Впечатлениегнусное. Обратнотрамваем с Конии Нем.-Данч. Конизабыл, что ужечетыре разарассказывалмне содержаниесвоих лекцийоб этике,— ирассказал опятьс теми же интонациями,той же вибрациейголоса и т. д.Он — противврачебнойтайны. Представьтесебе, что вы