спят не раздеваясь,укрываясьпальто. Женщины— как жеваные.Будто их ктожевал — и выплюнул.Горький на дняхочень хорошопоказывалБлоку, как какой-топодмигивающийобывательпостукивалпо дереву наПетербургскойстороне, у трамвая.«Ночью он егосрубит»,— таинственношептал Горький.Юрий Анненков— начал писатьмой портрет15.Но как у негохолодно! Онтопит дверьми:снимет дверь,рубит на куски— и вместе сручками в плиту!
2 ноября. Я сижуи редактирую«Копперфильда»в переводеВведенского.Перевод гнусный,пьяный16. Бобунаучила Женяделать из бумагистрелы, к-рыеон зовет аэропланами.Два дня подрядон делает стрелы— без конца —бросает ихцелые дни.—Бенкендорфрассказывает,что в церкви,когда людистанут на колени,очень любопытнорассматриватьцелую коллекциюдыр на подошвах.Ни одной подошвы— без дыры!
3 ноября. Былу меня как-тоКузмин. Войдяон воскликнул:
— Ваш кабинетпохож на детскую!
Взял у меня «довечера» 500 рублей— и сгинул.
Секция «ИсторическихКартин», коейя состою членом,отрядила меняк Горнфельдудля переговоров.Я пошел. Горнфельдживет на Бассейной— ход со двора,с Фонтанной— крошечныйгорбатый человечек,с личиком вкулачок; ходит,волоча за собоюногу; рукамичуть не касаетсяполу. Пройдяполкомнаты,запыхивается,устает, падаетв изнеможении.Но несмотряна это, всегдачисто выбрит,щегольски одет,острит — с капризнымиинтонациямиизбалованногоумного мальчика— и через 10 минутразговора вызабываете, чтоперед вами —урод. Теперьон в перчатках— руки мерзнут.Голос у негоедкий — умногоеврея. Уже окологода он не выходитиз комнаты.Дров у него нет— надежд надрова никаких— развлеченийтолько книги,но он не унывает.Я прочитал емусвою статьюоб Андрееве17.Вначале онговорил: «ойкак зло!» А потом:«нет, нет!» Общийего приговор:«Написаноэффектно, ноневерно. Андреевбыл пошляк,мещанин. У негобыл талант, ноне было ни воли,ни ума». Я думаю,Горнфельд прав;он рассказывал,как Андреевбыл у него —предлагалподписатькакой-то протест.«Я увидел, чтоего не столькоинтересуетсамый протест,сколько то, чтов том протестеучаствуетБунин. Он былмелкий, мелочнойчеловек». Завтрак Горнфельдупридут печники,будут ломатьстену в кухню— «все же теплеебудет». <…>
4 ноября. Мневсе кажется,что Андреевжив. Я писалвоспоминанияо нем — и ни однойминуты не думало нем как опокойнике.Неделю назадмы с Гржебинымвозвращалисьот Тихонова— он рассказывал,как Андреев,вернувшисьиз Берлина,влюбился в женуКопельманаи она отвечалаему взаимностью— но, увы, в товремя она былабеременна —и Андреев тотчасже сделал предложениесестрам Денисевич— обеим сразу.Это помню и я.Толя сказала,что она замужем— (тайно!). Тогдаон к Маргарите,которую переделалв Анну.
Гржебин зашелко мне на кухнювечером — и,ходя по кухне,вспоминал, какАндреев пил— и к нему в трактиреподходила однакомпания задругой, а онвсе сидел и пил— всех перепивал.«Я устроил длянего ванну,—он не хотелкупаться, тогдамы подвели егок ванне одетого— и будто нечаяннотолкнули в воду— ему поневолепришлось раздеться— и он принялванну. Послеванны он сейчасже засыпал».
5 ноября. Вчераходил я на Смольныйпроспект, напочту, получатьпосылку. Получилмешок отличныхсухарей — полпуда!Кто послал?Какой-то Яковенко,—а кто он такой,не знаю. Какому-тоЯковенко былоне жалко — отдатьпревосходныймешок, сушитьсухари — пойтина почту и т.д. и т. д. Я нес этотмешок как бриллианты.Все смотрелина меня и завидовали.Дети пришлив экстаз.
Вчера Горькийрассказывал,что он получилиз Кремля упрек,что мы во времязаседанияведем… разговоры.Это очень взволновалоего. Он говорит,что пришла кнему дама — наней фунта четыресеребра, фунтадва золота,—и просит о двухмужчинах, которыесидят на Гороховой:они оба моимужья. «Я обещалпохлопотать…А она спрашивает:сколько же выза это возьмете?»Вопрос о Жуковскомкончился оченьзабавно: Гумилевпоспорил сГорьким о Жуковском— и ждал, чтоГорький прогонитего, а Горький—поручилГумилевуредактироватьЖуковскогодля Гржебина18.<…>
Обсуждали мы,какого художникапригласитьв декораторык пьесе Гумилева19.Кто-то предложилАнненкова.Горький сказал:Но ведь у негобудут всётреугольники…ПредложилиРадакова. Новедь у него всепервобытныелюди выйдутпохожи на Аверченко.Сейчас Оцупчитал мне сонето Горьком. Начинается«с улыбкойхитрой». Горькийхитрый?! Он нехитрый, а простодушныйдо невменяемости.Он ничего вдействительнойжизни не понимает— младенчески.Если все вокругнего (те, когоон любит) расположенык какому-нб.человеку, и онинстинктивно,не думая, нерассуждая —любит этогочеловека. Есликто-нб. из егоблизких (m-meШайкевич,Марья Федоровна,«купчиха»Ходасевич20,Тихонов, Гржебин)вдруг невзлюбяткого-нб. — кончено!Для тех, ктопринадлежитк своим, онделает все,подписываетвсякую бумагу,становитсяв их руках пешкою.Гржебин изГорького можетверевки вить.Но все чужие— враги. Я теперь(после полуторагодовойсовместнойработы) такясно вижу этогочеловека, каквтянули егов «Новую Жизнь»,в большевизм,во чтó хотите— во ВсемирнуюЛитературу.Обмануть еголегче легкого— наш Боба обманетего. В кругусвоих он доверчиви покорен. Оттогочто спекулянтМахлин живетрядом с Тихоновым,на одной лестнице,Горький высвободилэтого человекаиз Чрезвычайки,спас от расстрела…
6 ноября. Первыйзимний (солнечный)день. В такиедни особеннопрекрасны дымыиз труб. Но теперь— ни одногодыма: никто нетопит. Сейчасбыл у меняМережковский— второй раз.Он хочет, чтобыя похлопоталза него предИоновым, чтобытот купил унего «Трилогию»21,которая ужепродана МережковскимГржебину. Вопрекиобычаю, Мережк.произвел наэтот раз отличноевпечатление.Я прочитал емустатейку обАндрееве — емуона не понравилась,и он очень интересноговорил о ней.Он говорил, чтоАндреев всеже не плевел,что в нем былтуман, а туманвечнее гранита,он убеждал менянаписать о том,что Андреевбыл писательметафизический,—хоть и дрянь,а метафизик.Мережковскийувлекся, встал(в шубе) с диванчика— и глаза у негозаблестелинаивно, живо.Это бываеточень редко.Марья Борисовнапредложилаему пирожка,он попросилбумажку, завернул— и понес ЗинаидеНиколаевне.ПубличнаяБиблиотекакупила у негорукопись «14декабря» за15 000 рублей. ГоворилМережковскийо том, что Андреевгораздо вышеГорького, ибоГорький нечувствует мира,не чувствуетвечности, нечувствует Бога.Горький — высшаяи страшнаяпошлость.
7 ноября. Сейчасвспомнил, какАндреев, получивот Цетлинааванс за собраниесвоих сочинений,купил себе —ни с того ни ссего — осла.—Для чего вамосел?— Оченьнужен. Он напоминаетмне Цетлина.Чуть я забудуо своем счастьи,осел закричит,я вспомню.— Летвосемь назадон рассказывалмне и Брусянину,что, будучимосковскимстудентом, он,бывало, с пятирублевкойв кармане совершалпо Москвекругосветноеплавание, т. е.кружил по переулками улицам, заходяпо дороге вовсе кабаки итрактиры, и вкаждом выпивалпо рюмке. Всяцель такогоплавания заключаласьв том, чтобы непропуститьни одного заведенияи добросовестнопридти круговымпутем, откудавышел.— Спервавсе шло у меняхорошо, я плылна всех парусах,но в серединепути всякийраз натыкалсяна мель. Делов том, что в одномпереулке двепивные помещалисьвизави, дверьпротив двери;выходя из одной,я шел в другуюи оттуда опятьвозвращалсяв первую: всякийраз, когда явыходил изодной, менябрало сомнение,был ли я во второй,и т. к. я человекдобросовестный,то я и ходилдва часа междудвумя заведениями,пока не погибалокончательно.
Обо мне Андреевговорил: «Иудаиз Териок».Однажды онсказал:— Вотвы, К. И., видитев людях то, чегоне видит никто.Все видят стульяснаружи, а выберете каждыйстул и рассматриваетету, заднюю частьсидения, ипоказываетевсем — вот какаяэта часть! Нокому это нужно— знать заднюючасть сидения!Был у Горнфельда,и только сегоднязаметил, чтодаже на стулесидеть он неможет без костылька.Был у Гумилева.Гумилев оченьлюбит зватьк себе на обед,на чай, но непотому, что онхочет угостить,а потому, чтоему нравитсяторжественностьтрапезования:он сажает гостяна почетноеместо, церемонноухаживает заего женой, всёчинно и благолепно,а тарелки могутбыть хоть пустые.Он любит вовсем истовость,форму, порядок.Это в нем оченьмило. Мы мечталис ним о том, какбы уехать наМайорку. «Ведьот Майоркивсюду близко— рукой подать!—говорилон.— И Австралия,и Южная Америка,и Испания!»Пришел я домойот него (многоснегу, луна), ио ужас!— у меняШатуновские.А я уж опятьналадилсяложиться в 8час. Они просиделидо 11, и вследствиеэтого я не сплювсю ночь. Пишуэто ночью. Мыбеседовалио политике —и о моем безденежьи.Они выразилистолько участья— отчаянномумоему положению(тому, что у меняшесть человек,к-рых я долженкормить), чтов конце концовмне стало и всамом дележалко себя. Впрошлый месяця продал все,что мог, и получил90 000 рублей. В этоммесяце мне мало90 000 рублей,— авзять неоткудани гроша! — Сегодняпразднествапо случаю двухлетияСоветскойвласти. Фотографыснимали школьникови кричали: шапкивверх, делайтевеселые лица!
8 ноября. Горькийвсегда говорито них в нашейкомпании: «Дая им говорю:черти вы, мерзавцы,да что вы делаете?да разве такможно?» Сегоднявечер памятиЛеонида Андреева.Вчера я с детьмиготовил афиши.Вечер возникпо моей инициативе.Горький затеялсборник22 —я сказал: «Араньше прочтемэти статьипублично». Мысняли Тениш.зал, Марья Игн.и Оцуп — хлопочут.Кажется, публикине будет, и, главное,главное, главное— я уверен, чтоАндреев жив.
9 ноября. Ночь.Опять не сплю— все думаю овчерашнемвечере «ПамятиАндреева»—всю ночь ниодной другоймысли!.. Вышлоглупо и неуклюже— и я промучилсячаса три подряд.Начать с того,что было оченьхолодно в Тениш.Училище. Публикасидела нахохлившись.Было человек200: но никакогоединения нечувствовалось.Был Белопольский,мать Оцупа. Всясвита Горького:Гржебин, Тихонов,их жены, m-meХодасевич,ее муж, Батюшков,конторщицыВсемирнойЛитературы,два-три комиссара,с десяток студентовновейшей формации.Редько. Былимои слушателипо студии: Над.Филипповна,Полонская,Володя Познер,Векслер, но всеэто не сливалось,а торчало особняком.Литературнойатмосферы небыло, и температуране подняласьни на градус,когда Алекс.Блок матовым