Том 1 — страница 32 из 132

Это глубоковерно. Вчерав Доме Искусствбыл диспут «обудущем искусстве»,—но я туда непошел: измучен,голоден, небрит.


Рождество1920 г. (т. е. 1919, ибо теперь7оеянваря1920). Конечно, неспал всю ночь.Луна светилакак бешеная.Сочельникпровел у ДаниилаГессена (изБалтфлота) в«Астории». УГессена прелестные,миндалевидныеглаза, оченьмолодая женаи балтфлотскийпаек. Угощениена славу, хотя— на пятерых— две вилки,чай заваривалив кувшине дляумывания и т.д. <...>

Я весь поглощендактилическимиокончаниями,но скольковещей междумною и ими: Мáшиныроды, ежесекундноебезденежье,бесхлебье,бездровье,бессонница,ВсемирнаяЛитература,Секция Историч.Картин, Студия,Дом Искусстви проч. и проч.и проч.

Поразительнуювещь устроилидети: оказывается,они в течениемесяца копиликусочки хлеба,которые давалиим в гимназии,сушили их — ивот, изготовивбелые фунтикис наклееннымикартинками,набили этифунтики сухарямии разложилиих под елкой— как подаркиродителям!Дети, которыеготовят к рождествусюрприз дляотца и матери!Не хватает еще,чтобы они убедилинас, что всеэто дело СантаКлауса! В следующемгоду выставлюу кровати чулок!В довершениеэтого àrebours* наша Женя,коей мы по бедностине сделали крождествуникакого подарка,поднесла Лиде,Коле и Бобе —шерстяныевытиралки дляперьев — собственногоизготовления— и перья.


* Напротив (франц.).


2-й день Рождества1920 г. я провелне дома. Утромв 11ч. побежалк Лунач., он приехална неск. днейи остановилсяв Зимнем Дворце;мне нужно былопопасть к 11 ½,и потому я бежалс тяжелым портфелем.Бегу — смотрю,рядом со мноюкраснолицая,запыхавшаяся,потная, с распущеннымикосами девица,в каракулевомпальто, на краснойподкладке. Кудаона бежала, незнаю, но мыпроскакалирядом с нею,как кони, доПролеткульта.Луначарскогоя пригласилв Дом Искусств— он милостивосогласился.Оттуда я пошелв Дом Иск., занимался— и вечером в4 часа — к Горькому.В комнате наКронверкскомтемно — топитсяпечка — Горький,Марья Игнатьевна,Ив. Николаевичи Крючковсумерничают.Я спросил: — Нучто, как вампонравилсяамериканец?(Я послал к немуамериканца)—«Ничего, человекдействительноочень высокий,но глупый»…Возится с печьюи говорит самсебе: «ГлубокоуважаемыйАлексей Максимович,позвольте васпредупредить,что Вы обожгётесь…Вот, К. И., пустьФедор (Шаляпин)расскажет вам,как мы одногогофмейстерав молоке купали.Он, понимаете,лежит читает,а мы взяли крынки— и льем. Он очнулся— весь в молоке.А потом поехаликупаться, вчелне, я предусмотрительновынул пробки,и на серединереки сталипогружатьсяв воду. Гофмейстерпросит, нельзяли ему выстрелитьиз ружья. Мыпозволили…»Помолчал. «СмешноЛунач. рассказывал,как в Москвемальчики товарищасъели. Зарезалии съели. Долгорезали. Наконецодин догадался:его за ухомрезать нужно.Перерезалисонную артерию— и стали варить!Очень аппетитноЛуначарскийрассказывал.Со смаком. Авот в прошломгоду муж зарезалжену, это я понимаю.Почтово-телеграфныйчиновник. Ониочень умные,почтово-телеграфныечиновники. 4года жил с нею,на пятый съел.— Я, говорит,давно думало том, что у неетело должнобыть оченьвкусное. Ударилпо голове — иотрезал кусочек.Ел он ее неделю,а потом — запах.Мясо сталопортиться.Соседи пришли,но нашли одникости да порченоемясо. Вот видите,Марья Игнатьевна,какие вы, женщины,нехорошие.Портитесь дажепосле смерти.По-моему, теперьочередь заМарьей Валентиновной(Шаляпиной). Ясмотрю на нееи облизываюсь».—А вторая — Вы,—сказал МарьеИгнатьевнеИв. Никол. — Яуже давно высмотрелу вас четыревкусных кусочка.— Какие же уменя кусочьки?—наивничалаМарья Игнатьевна.<...>


11 янв., вокресение.У Бобы была вгостях НаташенькаЖуховецкая.Они на диванеиграли в «жаркóе».Сначала онжарил ее, онашипела ш-ш-ш,потом она егои т. д. Вдруг онее поцеловал.Онá рассердилась:

— Зачем ты меняцелуешь жареную?<...>


17 янв. СейчасБоба вбежалв комнату сдвумя картофелинамии, размахиваяими, сказал:папа, сегодняодин мальчиксказал мнетакие стихи:«Нету хлеба— нет муки, недают большевики.Нету хлеба —нету масла,электричествопогасло». Стукнулкартофелинами— и упорхнул.


19 янв. 1920<…>Вчера — у АнныАхматовой. Онаи Шилейко водной большойкомнате,— заширмами кровать.В комнате сыровато,холодновато,книги на полу.У Ахматовойкрикливый,резкий голос,как будто онаговорит со мноюпо телефону.Глаза иногдакажутся слепыми.К Шилейке ласково— иногда подходити ото лба отметаетволосы. Он зоветее Аничка. Онаего Володя. Сгордостьюрассказывала,как он переводитстихами — àlivre ouvert* — целуюбалладу — диктуетей прямо набело!«А потом впадаетв лунатизм».Я заговорило Гумилеве: какужасно он перевелКольриджа«Старого Моряка».Она: «А развевы не знали.Ужасный переводчик».Это уже не первыйраз она подхватываетдурное о Гумилеве.Вчера утромзвонит ко мнеНик. Оцуп: нельзяли узнать уГорького, расстрелянли Павел Авдеич(его брат). Япозвонил, подошлаМарья Игнатьевна.— Да, да, К. И., онрасстрелян.— Мне оченьтрудно былосообщить обэтом Ник. Авдеичу,но я в концеконцов сообщил.<…>


25 января. Толкио снятии блокады1.Боба (больной)рассказывает:вошла 5-летняядевочка Альпери сказала НаташенькеЖуховецкой:

— Знаешь, облакасняли.

— А как же дождик?

Лида спросилаНаташу: — Изчего делаютхлеб? — Из рожи.

Мороз ужасный.Дома неуютно.Сварливо. Вечеромя надел дважилета, двапиджака и пошелк Анне Ахматовой.Она была мила.Шилейко лежитбольной. У негоплеврит. Оказывается,Ахматова знаетПушкина назубок— сообщила мнеподробно, гдеон жил. Цитируетего письма,варианты. Носегодня онабыла чуть-чутьсветская барыня;говорила омодах: а вдругв Европе за этовремя юбкидлинные, илиносят воланы.Мы ведь остановилисьв 1916 году — на моде1916 года.


8 февраля.<…>Моя неделяслагаетсятеперь так. Впонедельниклекция в Балтфлоте,во вторник— заседаниес Горьким посекции картин,заседание по«ВсемирнойЛит.», лекцияв Горохре; всреду лекцияв Пролеткульте,в четверг —вечеринка вСтудии, в пятницу— заседаниепо секции картин,по ВсемирнойЛитер., по лекциив Доме Искусств.

Завтра, кромеБалтфлота, ячитаю такжев Доме Искусств.


9 февраля. Этонужно записать.Вчера у насдолжно былобыть заседаниепо гржебинскомуизданию классиков.Мы условилисьс Горьким, чтоя приду к Гржебинув три часа, ион (Горький)пришлет за намисвоего рысака.Прихожу к Гржебину,а у него в вестибюлевнизу, возлекомнаты швейцарасидит Горьк.,молодой, синеглазый,в серой шапке,красивый. —«Был у КонстантинаПятницкого…Он тифом сыпнымзаболел — егообрили… оченьсмешной… вбольнице грязьбуграми… сволочи…Доктор говорит:это не мое дело…»Потом мы селина лихача ипоехали — я наоблучке. МарьяИгн. Бенкендорфокончательнопоселиласьу Горького —они в страшнойдружбе — у нихустановилисьигриво-полемическиеотношения,—она шутя бьетего по рукам,он говорит:ай-ай-ай, какона дерется!—словом, ей отвелина Кронверкскомкомнату, и онапереехала тудасо всеми своимипредками (портретамиБенкендорфови… забыл чьимиеще). На собраниибыли Замятин,Гржебин, Горький,Лернер, Гумилеви я — но так как1) больномуПятницкомунужно вино и2) Гумилеву нужныдрова, мы с Гум.отправилиськ Каплуну вУпр. Советов.Этот вельможатотчас же предоставилнам бутылкувина (я, конечно,не прикоснулся)и дивное, дивноепеченье. Рассказывал,как он боретсяс проституцией,устраиваетбани и т. д.— амне казалось,что я у помощникаградоначальникаи что сейчасвойдет пристави скажет:

— Привелиарестованныхстудентов, чтос ними делать?

Нашел у Каплунакнигу Мережковского— с очень льстивойи подобострастнойнадписью... Гумилеводин вылакалвсю большуюбутылку вина— очень раскис.<...>


12 февраля. Описатьбы мой вчерашнийдень — типический.Ночь. У МарьиБорисовны жар,испанскаяболезнь, ногираспухли, родовждем с секундына секунду. Явстаю — занимаюсьбылинами, таккак в понед. уменя в Балтфлотелекция о былинах.Читаю предисловиеСперанскогок изд. Сабашникова,делаю выписки.Потом бегу вхолодную комнатук телефону извоню в телефонКаплуну, в Горохр,в ПолитотделБалтфлота ико множествулюдей, нискольконе похожих наИлью Муромца.Воды в краненет, дрова нужнопилить, приходиткакой-то лысый(по виду спекулянт),просит устроитькомандировку,звонит г-жаСахáр: нет ливозможностидостать отГорького письмодля выезда вШвейцарию,звонит Штейн,нельзя ли спастибиблиотекууехавшегоГессена (и ядействительноспасал ее, сражалсяза каждую книжку),и т. д. Читаю работыстудистов обАхматовой.

Где-то как далекаямечта — мерещитсядень, когда ямог бы почитатькнижку для себясамого илипросто посидетьс детьми... В тричаса суп и картошка— и бегом воВсемирную. Тамзаседаниеписателей, коихя хочу объединитьв ПодвижнойУниверситет.Пришли Амфитеатров,обросший бородой,Волынский,Лернер — и вообщешпанка. Всенескладно иглупо. Явилсяна 5 мин. Горькийи, когда мы попросилиего сообщитьего взглядына это дело,сказал: «Нужночитать просто...да, просто... Ведьвсе это дети— милиционеры,матросы и т.д.». Шкловскийзаговорил отом, что нужнышколы грамоты,нужно, чтобыи мы преподавалиграмоту... Штрайх(сам малограмотный)заявил, что он— арабскаялошадь и нежелает возитьводу. И все призналисебя арабскимилошадьми. Оттудак Ахматовой(бегом), у менянет «Четок»,а я хотел читатьо «Четках» вПролеткульте.От Ахматовой(бегом) в Пролеткульт.Какой ветер,какие высокиебезжалостныелестницы вПролеткульте!Там читал каким-тозамухрышками горничнымоб Анне Ахматовой— слушали, кажется,хорошо! — и оттуда(бегом) к Каплунуна ДворцовуюПлощадь. Егонету, я опоздал,он уже у Горького.Иду к его сестреи ем хлеб, к-рыймне дал Самобытник,пролетарскийпоэт. Хлебоказываетсязацветший, менятошнит. Я прошуприслать отГорького автомобильКаплуна. Черезнесколько минутявляется мальчишкаи говорит: —Тут писатель,за которымпослал Каплун?— Тут.— Сейчасшофер звонилпо телефону,просил сообщить,что он запоздает,так как он подороге раздавилженщину.— Опять?— говорит сестраКаплуна. Черезнесколько минутшофер приезжает.«Насмерть?»— «Насмерть!»Я еду к Горькому.От голода уменя мутитсяголова, я почтив обмороке. УГорьк. в двухкомнатах заседания— и он ходит изкомнаты в комнату,словно шахматист,