как:
«Попытка,пропитаннаясамовлюбленностью»,стр. 4
«Гений вклинилпоэта» (3)
«Ползет отраваталантливойзлости» (5)
Воткак на стр. 6-ойавтор выражаетту мысль, чтов одном романед'Аннунциослишком подчеркнулразницу летдвух супругов:
…«В ловкопоставленномвозрастномконтрасте...д'Аннунциопоставил врассчитаннуюпротивоположностьторжествующей,победоноснойюности (он) иувядающей,покатившейсяк вечеру своемужизни, уже ступившейна порог старости(она)»…
Все это похожена пародию.Этот дешевыйстиль декаданссочетаетсяс наивно-фельетонным:
«Титан музыкиXIX века РихардВагнер».
«Виктор Гюгои Шекспир, сияющиев репертуаревеликой артистки…»
Даже русскийязык, обыкновенностоль добротныйу автора, изменилему на этот раз<...>
Но, конечно,все это былобы пустяк, ежелибы самое содержаниестатьи не былостоль чуждонашим задачам.Представимсебе, что мыиздаем «ЕвгенияОнегина» — ив предисловиипишем: как нестыдно Пушкину,он проигралвторую главусвоего романа.В карты оченьстыдно играть.Моральноенегодованиетак охватилоАмфитеатрова,что он излилего на десятистраницах, акогда очнулся,было поздно:статья ужекончена. Междутем роман «Огонь»есть роман обискусстве. Внем целая системаэстетики. В товремя, когдапоявился роман,взгляды, изложенныев этом романе,были новы,революционны,значительны.Предисловиедолжно былотоже свестись,главным образом,к объяснениюэтих эстетическихвоззренийд'Аннунцио. Вчем была ихновизна? Какони связаныс общеевропейскимнеоромантизмомтой поры? С этогонадо было начать,сделать этоцентром статьи20.
6 декабря 1921.Очень грущу,что так давноне писал: былв обычном вихре,черт знает какзавертело меня.Вчера вышлисразу три моикнижонки оНекрасове —в ужасно плюгавомвиде21. Сейчасдержу корректуру«Книги о Блоке»,которая (книга)кажется мнеотвратительной.Вчера в оперномзале НародногоДома состоялсямитинг, посвященныйНекрасову послучаю столетиясо дня его рождения.Я бежал с этогомитинга в ужасе.<…> когдамы пришли воперный залНародного Дома— всюду был тотполицейский,казенный, вульгарныйтон, которыйсвязан с комиссарами.Погода былаужасная, некрасовская.Мокрый снегяростно билв лицо. <…>
12 декабря 1921 года.На днях объявиласьеще одна родственницаНекрасова —г-жа Чистякова.Ко мне прибежалавнучка Еракова,Лидия МихайловнаДавыдова, исказала, чтов Питере найденаею «Луша», дочьНекрасова, скоторой онавместе воспитываласьи т. д. И дала мнеадрес: Николаевская,65, кв. 9. Я пошелтуда.
Мороз ужасный.Петербургдымится отмороза. Открыламне маленькая,горбоносаястарушка, вкуцавейке.Повела в большую,хорошо убраннуюхолодную комнату.
— Собственно,я не дочь Некрасова,а его сестра.Я дочь однойдеревенскойженщины иНекрасова-отца…
В комнате большаяикона ИисусаХриста (которогоона называет«Саваофом»)и перед иконойнеугасимаялампадка… скеросином. Мыс нею оживленноболтали обовсем. Она рассказаламне, что знаменитую«Зину», «ЗинаидуНиколаевну»— Некрасов взялиз Публичногодома, что этаЗина передсмертью обокралаего и т. д.
Вот за стеноюМура уже началасвои словесныеэкзерцисы;кричит: А-ва!А-ва! Ава — значитсобака. Крометого, это самоелегкое слово.Случается, чтоона, желаяпоговорить,выговариваетбессмысленноава и толькопотом притягиваетк этому крикузначение: показываеткартинку ссобачкой. Раньшефонетика, апотом семантика.Заумное словоуже послепроизнесениястановится«умным». <…>
Сейчас сядусоставлятьдля Сазоноваантологиюпоэтов. Ой, какмне хочетсяписать, а нестряпать книжонки.
Декабрь 19, понедельник.<…> Сегодняя буду читать«Воспоминанияо Блоке» — вчетвертый раз.От Кони — хвалебноеписьмо по поводумоих книжеко Некрасове22.Был вчера уХодасевича,он читал мнесвою прекраснуюстатью об ИннокентииАнненском23.Статья взволноваламеня и обрадовала.Вдруг мне открылось,что Ходасевич,хоть и небольшойчеловек, ноумеет иногдабыть большим,и что у негоесть своя оченьхорошая линия.<…>
24 декабря. Сейчасот Анны Ахматовой:она на Фонтанке18 в квартиреОльги АфанасьевныСудейкиной.«Олечки нетв Петербурге,я покуда у нее,а вернется она,надо будетуезжать». Комнаткамаленькая,большая кроватьне застлана.На шкафу — налевой дверке— прибита иконаБожьей Материв серебрянойризе. Возлекровати столик,на столикемасло, черныйхлеб. Дверьоткрыла мнеслужанка-старуха:«Дверь у наскарáктерная».У Ахм. на ногахплед: «Я простудилась,кашляю». Мыбеседовалидолго. <…>
— У меня большаянеприятностьс «Петрополисом».Они должны былизаплатить мне9 миллионов, ностали считать«по валюте»— и дали толькочетыре. Я попросилаАлянскогосходить к нимдля переговоров,они прислалимне грубоеписьмо: как ясмела разговариватьс ними черезтретье лицо— и приглашаютменя в Правлениев понедельник!Нахалы. Я ничегоне ответилаим, а послалаим их письмообратно. Теперьприходил Лозинский,говорит, чтоя обидела Блохаи т. д.... Скоровыходят «Четки».Ах как я не люблюэтой книги.Книжка длядевочек. Вычитали журнал«Начала»? —Нет,— сказаля,— но видел,что там естьрецензия овас.— Ах, да! —сказала онаравнодушно,но потом столькораз возвращаласьк этой рецензии,что стало ясно,какую ранупредставляетдля нее этаглупая заметкаЧудовского.—Я, конечно, желаюАнне Радловойвсякого успеха,но зачем жеуничтожатьвсех других»(в рецензииуколы по адресуБлока, Ахматовой,Белого)... Я сказал:— Зачем притворяться.Будем откровенны:Чудовский —махровый дурак,а Радлова —негодная калоша.—Я боюсь осуждатьее, грех осуждать,но...— сказалаона и, видимо,была довольна.—Меня зовут вМоскву, но Щеголевотговаривает.Говорит, чтотам меня ненавидят,что имажинистыустроят скандал,а я в скандалахне умею участвовать,вон и Блокаобругали вМоскве...— Потомстаруха затопилау нее в комнатебуржуйку исказала, чтодров к завтремунет.— Ничего,—сказала Ахматова.—Я завтра принесупилу, и мы вместес вами напилим.(Сегодня я посылаюк ней Колю.) Оналежала на кроватив пальто — сунуларуку под пледи вытащилаоттуда свернутыев трубочкубольшие листыбумаги.— Этобалет «СнежнаяМаска» по Блоку.Слушайте и непридирайтеськ стилю. Я неумею писатьпрозой.— И онастала читатьсочиненноеею либретто,которое былодорого мне какдивный тонкийкомментарийк «СнежнойМаске». Не знаю,хороший ли этобалет, но разбор«Снежной Маски»отличный.— Яеще не придумаласцену гибелив третьей картине.Этот балет япишу для АртураСергеевича.Он попросил.Может быть,Дягилев поставитв Париже 24.
Потом она сталачитать мне своистихи и когдапрочитала оБлоке — я разревелсяи выбежал25.
Третьегодня я был у Замятина.Он переехалво «Всемирную».Слава Богу! Длянего было такмучительнобегать на заседанияс Петерб. Стороны.Обедом угостилина славу — ивообще приласкали.Потом в комнатуввалился Щеголев— и полилисьанекдоты. Щеголевхохочет потрясающе,сед, крепок,лицо ленивоеи добродушное,но лукавое. Онрассказывал,как он помирилсяс Лернером.Были они, какдва пушкиниста,в самой непримиримойвражде. Но сПушкинскихторжеств возвращалисьвместе с Замятинымидомой — черезНеву, Лернершел сзади один,вдруг случиласьполынья. Черезполынью доска.Все прошли подоске, одинЛернер — трусит.Пройдет двашага и назад.Тогда Щеголев— «с того берега»крикнул:
— Ну, НиколайОсипович, идитесмелей! Стыднотак трусить!
С тех пор онии помирились.Но Лернер всеже вернулсяназад и пошелверхом, по мосту.
26 декабря, понедельник.<...> Был вчерас Лидой у Анненкова.Он сидит с женой— и вместе онипереводят«Атлантиду»Бенуа. Пробуют.Квартиркачистенькая— много картинок.Я загадал: еслизастану егодома, посвящуему свою книжкуо Блоке. Застал.Рассматриваливместе журнал«Петербург»,только чтоприсланныймне Белицким.
28 декабря 1921, среда.Вчера читална [нрзб]утовскихКурсах лекцию— бесплатно— в пользу уезжающихна родину студентов.Они живут вужасных условиях.Установиласьочередь наплиту, где теплоспать, одинстудент живетв шкафу, провелтуда электрическоеосвещение.Ехать они хотятв багажномвагоне малойскоростью —багажом: 80 пудовстудентов!
1 января. ВстречаНового Годав Доме Литераторов.Не думал, чтопойду. Не занялпредварительностолика. Пошелэкспромтом,потому что неспалось. О-о-о!Тоска — и старость— и сиротство.Я бы запретил40-летним встречатьновый год. Мызаняли одинстолик с Фединым,Замятиным,Ходасевичем— и их дамами,а кругом быликакие-то лысые— очень чужие.Ко мне подошлаМ. В. Ватсон исказала, чтоона примириласьсо мной. Послеэтого она сказала,что Гумилевбыл «зверскирасстрелян».Какая старуха!Какая ненависть.Она месяца 3назад сказаламне: — Ну что,не помогли вамваши товарищиспасти Гумилева?
— Какие товарищи?— спросил я.
— Большевики.
— Сволочь! —заорал я на70-летнюю старуху— и все слышавшиеподдержалименя и нашли,что на ее оскорблениея мог ответитьтолько так. И,конечно, мнебыло больно,что я обругалсволочью старуюстаруху, писательницу.И вот теперь— она перваяподходит комне и говорит:«Ну, ну, не сердитесь...»
Говорилисьречи. Каждаяречь начиналась:
— Уже четырегода...
А потом болееили менее ясноговорилось,что нам нужнасвобода печати.Потом вышелФедин и прочитало том, что критикинапрасно хмурятся,что у рус. лит.есть не толькопрошлое, но ибудущее. Этозадело меня,потому что явсе время думалпочему-то оБлоке, Гумилевеи др. Я вышел и(кажется, слишкомневрастенически)сказал о том,что да, у литературыесть будущее,ибо русскийнарод неиссякаемодаровит, «и ужерастет зеленаятрава, но этатрава на могилах».И мы молча почтиливставаниемумерших. Потомявился Марадудини спел куплеты— о каждом изнас, причемназвал меняВрид Некрасова(временно исполняющийдолжностьНекрасова), аего жена представиладаму, стоящуюв очереди кооперативаДома Литераторов,—внучку Пушкинапо прямой линииот г-жи NN. Я смеялся— но была тоска.Явился запоздавшийАнненков. Сталипоказыватьсяпьяные лица.<...> Потом пришлииз «Дома Искусств»— два шкловитянина:Тынянов и Эйхенбаум.Эйхенбаумпечатает обомне страшноругательнуюстатью — но всеже он мне милпочему-то. Ондоказывал мне,что я нервничаю,что моя книжкао Некрасовенеправильна,но из его словя увидел, чтомногое основанона недоразумении.Напр., фразу«Довольно с