знания его были— тривиальные.Сведения, а незнания. Он зналвсе, что полагаетсязнать образованномучеловеку, недругое что-нибудь,а только это.Еще мила былав нем нежнаялюбовь к Короленко,симпатиямикоторого онвесьма дорожил.Его участиев деле Бейлисатакже нельзяне счесть большойдушевной (необщественной)заслугой. Ибыла в нем ещекакая-то четкость,чистота,— какв его почерке:неумном, норешительном,ровном, крупном,прямом. Он былчистый человек,добросовестный;жена обожалаего чрезмерно,до страсти, привсех. Помогалон (денежно),должно быть,многим, но приэтом четко иявственнозаписывал(должно быть)в свою книжку,тоже чистуюи аккуратную.
К таким неинтереснымлюдям, как О.Л. Д'Ор, он неснисходил: очем ему, в самомделе, былоразговариватьс еврейскимостряком дурноготона, не знающимни хорошихкниг, ни хорошихманер! ТеперьОлд'ор отмстилему весьмаотвратительно.Фельетон О. Л.Д'Ора гнусен— развязностьюи наиграннымцинизмом25.После этогофельетона ещебольше страдаешь,что убили такогоспокойного,никому не мешающего,чистого, благожелательногобарина, которыйумудрилсяостаться русскиминтеллигентоми при миллионномсостоянии.
Кстати: я вспомнилсейчас, что в1916 году, послетех приветствий,которыми встретиланас лондонскаяпублика, оноднажды сказал:
— О, какимилгунишкамимы должны себячувствовать.Мы улыбаемся,как будто ничегоне случилось,а на самом деле...
— А на самомделе — что?
— А на самомделе в армииразвал; катастрофанеминуема, мыждем ее со дняна день...
Это он говорилровно за годдо революции,и я часто потомвспоминал егослова.
Поразительныеслова — пророческие— записаны онем у меня вЧукоккале:
Почтит героярамкой черной
И типографскоюслезой
П. Милюковогнеупорный
И будет Гессенсиротой26.
Милюков оказалсявоистину огнеупорным— fire proof. Этосочинено Немировичемеще в 1916 году.
2 апреля, воскресение.Целый деньписал письма.С тех пор, какот меня ушлаПамба, моя работазатормозилась.Был у Беленсона:сумеречничалс Анненковым.Анненков устраивалбал-маскарад.
Как голодаютхудожники.Например, ПетрТроянский. Онне ел уже несколькодней, наконец— на балу сделалчей-то портрети получил заэто 500 000. Пошел вбуфет, съелшницель — имгновеннозаболел, закричалот боли в желудке!Несчастногоувезли в больницу.
У Беленсоновя вспомнил, какОльдор подвизалсяв качествеОмеги в «ОдесскомЛистке». Однаждыон написалнекую кляузуоб Уточкине,знаменитомспортсмене.Уточкин егопоколотил.Встретив Уточкина,я с укоризной:
— Как вы моглипобить Омегу?
— Вот так,— ответилУт., думая, чтоспрашиваю унего о техникебитья.— Я вввошел в редакцию,встретил мммадам На... на...на... на... (вот это)Навроцкую (онзаика), поцеловалу нее ручку,иду дальше: —Кто здесь Омега?— Я Омега.— Явзял Омегу —вот так, положилего на левуюруку, а правой— вот так, воттак — отшлепалего и ушел. Идупо лестнице.Настречу мнеm-me Навроцкая.У вас, говорит,галстух съехалназад. Поправляюгалстух — иухожу. <...>
Ну вот и конченмой дневник.Кончен СорокалетнийЧуковский.Посмотрим, чтодальше.
It's rather interesting thing what Life has instore for me. Through all my youth and middle age I was laden withsuch a heavy burden*, и нес его,не снимая,—нес, как раб,—и больше немогу!
* Очень интересно,что припасладля меня жизнь.Через юностьи зрелые годыя протащилтакое тяжелоебремя (англ.).
4 апреля.<...>Правлю с омерзениемСинклера.Безграмотнейшийперевод грубойамериканскойдешевки27.Сравнить состилем Синклерастиль ТомасаГарди — всеравно, что собезьянойсравнить человека.
7 апреля. 4 апреляво вторник во«ВсемирнойЛитературе»состоялосьчествованиеУитмэна. Пришлиуитмэнианцы,а в кабинетешло заседаниеСоюза Писателей.Пришлось ждать,пока начнетсязаседание«ВсемирнойЛитературы».Никто из профессорови литераторовне хотел этогочествования,все вели себятак, как будтооно было имнавязано. Лернердаже сбежал!А между темвышло весьмаинтересно. Япрочитал вслухнесколькопассажей из«Democratic Vistas»* Волынскийпо поводупрочитанногосказал великолепнуюречь, которуюя слушал с упоением,хотя она и былаоснована набольшом заблуждении.Волынскийпридрался кслову: трансцендентныйобщественныйстрой — и сталутверждать,что Уитмэнотрицал сущее,во имя должного,метафизического.Словом, сделалУитмэна каким-тоспиритуалистом.<...> Я написалЗамятину, чтоВолынский вомногом ошибся.
* «Демократическиедали» (англ.).
(Вклеена записка,почерк Евг.Замятина.— Е.Ч.)
И его религия— вовсе нерационалистическая,не мозговая,а телесная. Вего иконостасе— не кривые, негеометриятрансцендентальная,а камни, паровозы,полицейские,воры, проволоки,зерна, черви.
Он всегда мыслиттакими труизмами.Потом то, чтоздесь написано,он сказал своимисловами, а потомзаговорилиуитмэнианцы.Все они — рядомс нами дикари,но в них чувствуетсядикарская сила.Они наивны, носильны своейнаивностью.О своем обществеодин из нихсказал так: оУитмэне мыузнали случайно.Сначала мыхотели назватьнаше общество— «ОбществоИстинных Людей».Когда мы познакомилисьс Уитмэном, мыувидели, чтоон к нам подходит.Вокруг насбезвремение,у нас нет никакихкритериев,никаких рулейи ветрил. В нашеминституте былооколо 20 кружкови организаций,все они разрушаются.Нам нужен такойучитель ируководитель,как Уитмэн.
Денег у менянет ни копейки,завтра понесукое-что продавать.Сегодня с утрасолнце — я невыходил, корпелнад НатомПинкертоном.Сейчас Лидавзяла у меняперевод Синклера,исполненныйГаусман, и чудесностала редактироватьего. Подуматьтолько, что15-летняя девочкаисправляетработу пожилойквалифицированнойпереводчицы.
8 апреля. Изумительно:английскиеписатели неумеют кончать.Лучшие из них— к концу сбиваютсяна позорнуюпошлость. Начинаютони превосходно— энергично,свежо, мускулисто,а конец у нихтривиальный,сфабрикованныйпо готовомуштампу. Я толькочто закончил«Far from the Madding Crowd»,—кто мог ожидать,что даже ТомасГарди окажетсятаким пошляком!Все как по-писаному:один неподходящиймужчина в тюрьме,другой — в могиле,а третий, самыйлучший, послевсех препони треволненийженится, наконец,на уготованнойему Батшибе.Почему всероманистысчитают, чтосамое лучшеев мире это жениться?Почему ониприберегают,как по заказу,все настоящиеженитьбы кконцу? Я хотелбы написатьстатью «Концыу Диккенса»,взять все концыего романов— и укататьбиологическую,социологич.и эстетическуюих ценность!
10 апреля. Снег.Мороз. Солнцакак будто и насвете нет. Безденежьевсе страшнее.Вчера я взялс полки книгии пошел продавать.Пуда полтора.Никто из книготорговцеви смотреть наних не захотел.<...> Мои мечтыо писательствеопять разлетаются.Нужно поступитьна службу, нокуда?
Быля у Кони. Он жалуетсяна нищету. НаМурманскойжелезной дороге,где он читаетлекции, ему неплатили с сентября,в «Живом Слове»— с октября.Книги он продает,но ему жалкорасставатьсяс книгами. Полонпланов. Я предложилему съездитьв Москву,— онс восторгомсогласился.Он крепок иоживлен. Рассказываетанекдоты.Рассказывает,как однаждыего кучер оставилпролетку ипошел послушатьего лекцию, апотом будтообернулся кнему и сказал:
— Вас беречьнужно, потомучто вы — свещá.<...>
11 апреля. Виделв книжном магазине«Некрасовскийсборник», гдемежду прочиммного выпадовпротив меня,и не имел денегкупить этотсборник! Бобастрашно увлекаетсямашиной: водяноймельницей,которую стряпаетс большим остроумием.Дров нет. Я ломалящик для книги поцарапалсебе ладонь.Но не беда!Настроениепочему-то бодроеи даже веселое.Вчера — с голоду— зашел к курсисткамна Бассейной,в общежитие.Оказывается,они на пасхуполучили по8 фунтов гороху,который и едятбез хлеба,размоченнымв воде — сырой.И ничего. Сядуопять за Ахматову,надо же кончитьначатое. Футуристы,проданные мноюЛившицу, тоже,по-видимому,в печать непойдут.
25 апреля 1922 г.Самое французскоеслово на русскомязыке: посконьдерюгá. Помнюу Некрасова,читая его, явсегда представлялсебе: Posquogne de Ruguas!
В субботу встретилСологуба. Оченьон поправился,пополнел. Глазоку него чистый,отчетливый,и вообще онвесь как гравюра.Он сказал мнеу Тенишевскогоучилища: слушайте,какую ехиднуюкнижку вы написалио Блоке. Книжка,конечно, отличная,написана изящно,мастерски. Хотьсейчас в Париж,но сколько тамзлоехидства.Блок был нерусский — высами это оченьхорошо показали.Он был немец,и его «Двенадцать»немецкая вещь.Я только теперьпознакомилсяс этой вещью— ужасная. Высчитаете еговеликим национальнымпоэтом28. Апо-моему, весьсвой национализмон просто построилпо Достоевскому.Здесь нет ничегосвоего. Россиион не знал, русскогонарода не знал,он был студент-белоподкладочник.
Так мы долгостояли у входав Тенишевскоеучилище — противВсемирнойЛитературы.Говорил онмедленно, оченьотчетливо имило. Я сказалему: давайтезайдем к Замятину.Пошли по лужам,по лестнице— дым. Замятинане было. Сологубв пальто селу открытогоокна и сталбуффонить.<...> Очень игривоговорил он освоих плагиатах.«Редько,— говорилон,— отыскалу меня плагиатиз дрянногофранцузскогоромана и напечаталen regard*. Это толькопоказывает,что он читаетплохие французскиероманы. А междутем у меня чутьли не на той жестранице плагиатиз Джордж Элиот,я так и скаталстраниц пять,—и он не заметил.Это показывает,что серьезнойлитературыон не знает».
* Возражение(франц.).
Я рассказалему историюс Короленко.
— Вот какойблагородныйчеловек Короленко!Нет, я прямо:плохо лежит,нужно взять!
Сегодня я с 10ч. утра хожу погороду, ищу тримиллиона инигде не могудостать. Былу Ахматовой— есть толькомиллион, отдала.Больше нет усамой. Черезтри-четыре дняполучает вАгрономическоминституте 4миллиона. Давмне миллион,она порывистосхватила сошкафа жестянкус молоком идала.— «Это длямаленькой!»
29 апреля.<...>Перевожу «Cabbagesand Kings»*. Видел вчераСологуба.
—Почему же выне придете комне?
— Голова болит— вот это место.
— Вам нужнотрепанацию,—с удовольствиемсказал Сологуб.—Трепанацию,трепанацию,непременнотрепанациючерепа...— Я двинулсяуходить...
— Послушайте,—