без отдыху:Дикси, фокстрот,one step и хорошиелюди, актеры,писатели. Всеживут зоологиейи физиологией.<...>Психическаяжизнь оскудела:в театрах стреляют,буффонят, увлекаютсягротескамии проч. Но вовсем этом естьодно превосходноекачество: сила.Женщины дородны,у мужчин затылкидубовые. Вообщеочень многодубовых людей,отличный матерьялдля истории.Смотришь наэтот дуб и совершенноспокоен забудущее: хорошо.Из дуба можносделать всечто угодно —и если из негосейчас не смастеритьДостоевского,то для топорныхработ это клад.(Нэп.)
28 ноября 1922. Уезжаю.<...> Нувот актеры:Алексей ДенисовичДикий, умный,даровитый, себена уме — вродеКуприна — чудесныйисполнительДжона в «Сверчке»39— без высшихвосприятий,но прочный иприятный человек.На лице у негодетски-хитрое,милое выражение,играет он четко,обдуманно,работает, какчерт, и режиссерствуетбез суеты, безкриков, ноавторитетно.Я сказал ему,что нельзяставить любовнуюсцену в «Плэйбое»в тех тонах, вкаких ставитон, что это балладаи проч.— онсогласился,принял все моиуказания и ужедве неделиработает надэтой сценой.Его жена КатеринаИвановна40,молоденькаямонголка сопьянелым тихимлицом, за которымчувствуетсяотчаяннаябезумная кровь.Я видел, какона пляшет,отдавая пляскевсю себя. ЛидияИв. Дейкун, добрая,в пенснэ, женамолодого АркадияИв. Добронравова(Благонравова— Е.Ч.), матрона,угощавшая насмакаронами.Гиацинтова,Софья Владимировна,и Попова — знаюих мало, но чувствую:работящи, любящи,уютны. Высокий,ленивый и талантливыйЛибаков — художник,музыкант, танцор— и Ключарев,молодой человек,24 лет, которыйбудет игратьнеподсильнуюему главнуюроль — умница,начитанный,любит стихи,играет на бегах— и волнуетсясвоей рольюочень. МаркИльич Цыбульский— толстый жуир.
Эти люди и неподозревают,как много онисделали дляменя, введяменя в своюсреду как равного41.
15 декабря 1922.Бездельничаюпосле Москвы.Все валитсяиз рук. Печатаем«Мойдодыра»и «Тараканище»— я хожу изтипографиив литографиюи болтаюсьоколо машин.Недавно цензуразапретиластрочку в «Мойдодыре»«Боже, Боже»,ездил объясняться42.Вчера забрелк Анне Ахматовой.Описать развеэтот визит?Лестница темная,пыльная, типическийчерный ход.Стучусь в дверь.Оттуда кричат:не заперто!Открываю: кухонька,на плите какое-тоскудное варево.Анны Андреевнынету: сейчаспридет. Кухаркасидит посредикухни и жалуется:шла она (кухарка)вчера за пайком,поскользнулась,вывихнула ногуи теперь «хотькричи». Развернулагрязную тряпку,показала ногу.На полу наваленныещепки. («Солдатрубил, сама немогу!») Вошласедая женщина—стала собиратьщепки для печурки.Тут вошла АннаАндреевна сПуниным, НиколаемНиколаевичем.Она ездила кнекоей Каминской,артистке КамерногоТеатра, тапростужена,без денег, на9-м месяце беременности.Я обещал сказатьамериканцам,чтобы они оказалией мед. помощь.<...> нынчеАхматова всвоей третьейипостаси —дочка. Я виделее в виде голоднойи отрекшейсяот всего земногомонашенки(когда она жилана Литейномв 1919 г.), видел светскойдамой (месяцатри назад) — ивот теперь онапросто дочкамелкой чиновницы,девушка измещанскойсемьи. Тесныекомнаты, ходчерез кухню,маменька, кухарка«за все» — ктобы сказал, чтоэто та самаяАнна Ахматова,которая теперь— одна в русскойлитературе— замещаетсобою и Горького,и Льва Толстого,и Леонида Андреева(по славе), о которойпишутся десяткистатей и книг,которую знаетнаизусть всяпровинция.Сидит на кушеткепетербургскаядама из мелкочиновничьейсемьи и «занимаетгостей». Разговорвертелся околоМосквы. Ахматовойочень хочетсяехать в Москву— но она боится,что будет скандал,что московскиесобратья сделаютей враждебнуюманифестацию.Она уже советоваласьс Эфросом, тотсказал, чтоскандала небудет, но онавсе еще боится.Эфрос советуеттеперь же снятьПолитехническийМузей, но ейкажется, чтолучше подождатьи раньше выступитьв Худ. Театре.Она крикнула:«Мама». В комнатуиз кухни вошлаее мать.— «Вотспроси у К. И.,что ты хотеласпросить». Мамазамялась, апотом спросила:«Как вы думаете,устроят Анескандал в Москвеили нет?» Видно,что для семьиэто насущныйвопрос. Говорилио критиках. Онаговорит: «Вычитали, чтонаписал обомне Айхенвальд.По-моему, онвсе списал увас. А Виноградов...Недавно вышлаего статья обомне в «ЛитературнойМысли» — такаяскучная, чтодаже я не моглаодолеть ее43.Щеголев таки сказал жене— раз даже самаАхматова неможет прочитатьее, то нам и Богвелел не читать.Эйхенбаум пишеткнигу... тоже».Я ушел, уносявпечатлениесветлое. Завсеми этимивздорами всеже чувствуешьподлинную АннуАхматову, которойкак бы неловкобыть на людяхподлиннойи она поневоле,из какой-тозастенчивости,принимает самыетривиальныеоблики. Я этозаметил ещена встрече уЩеголева: «вотя как все... я дажевыпить могу.Слыхали выпоследнююсплетню обАнненкове?»— вот ее тон сознакомыми, икак удивилисьбы ее почитатели,если б услыхалиэтот тон. А междутем это толькощит, чтобы оставитьв неприкосновенностисвое, дорогое.Таков был тону Тютчева, например.Читаю Шекспира«Taming of the shrew»* —с удовольствием.О, как труднобыло выжиматьрисунки изАнненкова для«Мойдодыра».Он взял деньгив начале ноябряи сказал: послезавтрабудут рисунки.Потом уехалв Москву и пропадалтам 3 недели,потом вернулся,и я должен былходить к немукаждое утро(теряя часы,предназначенныедля писания)— будить его,стыдить, проклинать,угрожать, молить— и в результатеу меня естьрисунки к«Мойдодыру»!О, как тяжеломне бездельничать— так хочетсяс головой погрузитьсяв работу!
* «Укрощениестроптивой»(англ.).
20 декабря 1922 года.Клячко исправилмне пальто, нооно расползлось.Я отдал своепальто в починкупортному Слонимскому— и сегоднящеголяю в летнем.Обвязал шеюшарфом и прыгаюпо Невскому,как клэрк мистераСкруджа. Добежалдо мистераГантта, американскогодоктора, и подалему прошениео той несчастнойКаминской, окоторой говорилаАхматова. Каминскаябеременна, откого неизвестно,и кроме тогопростужена.Он согласилсяпомочь ей, носпросил, ктоотец ребенка.Я сказал: отцанет. Он нахмурился.Очевидно, емутрудно помочьнеобвенчаннойроженице. Этобыло вчера. Асегодня мыдолжны с нимв 5 часов поехатьк Каминской,а пальто у менявсе нету, а холодотчаянный, ая простудилсяи всю ночь страдалжелудком. Вчерау меня пропалополдня у Клячко.Обсуждали сприехавшимипредставителямииздательства«Накануне»,как и за сколькопродать моего«Мойдодыра»и «Тараканище».Я сказал, чтоя требую сиюминуту вперед10% с номинала.Они согласились,но Клячкосговаривалсяс ними еще полдня— и я не поспелв ПубличнуюБиблиотеку.Из АмериканскойПомощи—вечеромво «Всемирную»— на заседаниеКоллегии. Забавно.Сидят оченьсерьезные:Волынский, С.Ф. Ольденбург,Н. Лернер, Смирнов,Владимирцев,Тихонов, Алексеев,Лозинский —и священнодействуют.Тихонов разделывалБраудо за егогнусную редактурунем. текста.Браудо делалпопытки оправдаться,но Волынскийцыкал на него.Потом я предложилначать во «Всемирной»особую серию«ТеатральныхПьес». ПотомБраудо со всемикитайскимиужимками. «Теперь,когда я получилзаслуженнуюкару за моюнесовершеннуюработу, я знаю,что я не пользуюсьвашим сочувствием,но для дальнейшейработы мненеобходимоваше сочувствие»...и стал читатьрецензию насвою книжкуо Гофмане. Книжкаглупая, рецензияглупая, никтоне заметил нитой, ни другой,но он полчасаговорил чрезвычайноволнуясь. Всеслушали молча,только Лернерписал мне записочки— по поводуБраудо (еговсегдашняяманера). В связис прочитаннойрецензией,возник вопрос:как перевести«Teufel's Elexir». Эликсирсатаны, илидьявола, иличерта. Четвертьчаса говорилио том, какаяразница междучертом и дьяволом,в преньях принялиучастие и Ольденбурги Волынский.И хотя все этобыла чепуха,меня вновьпривели в восхищениедавно не слышанныемною тембрыи интонациикультурнойпрофессорскойречи. Клячкои Розинер такутомили моймозг своейнекультурнойатмосферой,что даже рассужденияо черте, высказанныев таких витиеватыхпериодах, доставилимне удовольствие.Я, как Хромоножкав «Бесах», готовбыл воскликнуть:«по-французски!»Оттуда домой— весь иззябший,ничего не евший.(У Клячко перехватилколбасы, копченой,железо-подобной).Дома — М. Б. лежитбольная, измученная,читает «Девяностотретий год»— и возле нееМурка. У Муркисегодня былинтересныйдиалог с собою.Она стучалав дверцу ночногостолика и самабоялась своегостука. Стукнети спрашивает:кто там? (испуганно)Лев?или (спокойно)я? Лев или я?
22 декабря.<...>у Чехонина.Чехонин сделалдля американца— поздравительнуюкарточку: BestWishes — Happy New Year — MerryChristmas*. Тот оченьрад. На карточкеесть тройка,сани, в саняхсидит он сам,Dr. A. R. A. Gantt (Baltimore). ПосерединеПетропавловскаякрепость, слеваИсаакиевскийсобор, словом,квинтэссенцияянварскогоснежного Петербурга.Очень хорошиоснеженные,нарядныепетербургскиедеревья. Тутже Чехонинпожелал сделатьмой портрет.В воскресеньееду к нему насеанс.
* Добрые пожелания— СчастливогоНового года— ВеселогоРождества(англ.).
Тихонов сказалмне, что Браудокритиковалво «ВсемирнойЛит.» рецензиюо себе потому,что, как думаютколлеги, этурецензию писалЛернер!!!
Вчера случилосьвеликое событие:я после 8-летнегоперерыва (илишестилетнего?)заказал себеновый костюм.Сейчас будуредактировать«РобинзонаКрузо», а потомпримусь писатьо Синге. Был уменя вчеравечером БенедиктЛившиц.
23 декабря, суббота.Видел вчераво «ВсемирнойЛит.» Ахматову.Рассказывает,что пришел кней Эйхенбауми сказал, чтона днях выйдетего книга оней, и просил,чтобы она указала,кому послатьименные экземпляры!«Я ему говорю:— Борис Михайлович,книга ваша, выдолжны посылатьэкземплярысвоим знакомым,кому хотите,при чем же здесья?» И смеетсямелким смехом.
Она очень неприятнымтоном говорито своих критиках:«Жирмунскийв отчаянии,—говорит мнеЭйхенбаум.—Ему одно издательствозаказало о васстатью, а он незнает, что написать,все уже написано».
Эфрос приготовляеттеперь все длявстречи АнныАхматовой вМоскве. Ее встретятколокольнымзвоном 3-го января(она со Щеголевымвыезжает 2-го),Эфрос пригласилее жить у себя.
— Но не хочетсямне жить у Эфроса.По наведеннымсправкам, унего две комнатыи одна жена.Конечно, былобы хуже, еслибы было наоборот:одна комнатаи две жены, но